Золотой вепрь - Русанов Владислав Адольфович - Страница 2

Он ждал. Ждал, как привык ждать последние пятнадцать лет. Работая вне гильдии, поневоле приходится осторожничать и не высовываться лишний раз.

Осенние дни продолжали баловать ясной и теплой погодой, но удлиняющиеся прохладные ночи заставляли задуматься о грядущей зиме. Впрочем, зима в Аксамале – это не зима в Барне или Табале. Морозы бывают редко. Если кто и способен замерзнуть и простудиться, так только южанин айшасиан.

На третий день после Хмельного радения,[6] которое в этом году никто и не подумал праздновать, в голубятню вернулся измученный сизарь – из тех, что Розарио в позапрошлом году отвозил в Мьелу. Первая весточка от Старика за это время.

У голубя под хвостом в навощенном футлярчике отыскалось письмо на тонкой, полупрозрачной бумаге. Впрочем, ничего удивительного – на то они и почтовые, чтобы известия переносить из конца в конец империи. Да и, признаться честно, Старик не часто баловал Розарио вниманием. Они переписывались раз в полтора-два года, встречались и того реже. Еще бы! Айшасианский купец, чья кожа чернее сажи, жил в богатейшем городе Каматы уж скоро сорок лет, но дальше на север не выбирался и даже не изъявлял такого желания. Да ему и не нужно было путешествовать. Обосновавшись на юге, он, словно паук, дергал за нити раскинутой по всей Сасандре паутины. Получал сообщения от агентов, отсылал им распоряжения, сопоставлял сведения и делал единственно верные выводы, карал предателей и упреждал действия имперской контрразведки.

Что же он хочет поведать в своей депеше?

Голубятник отвязал футляр от хвоста птицы, осторожно придерживая крылья, отправил уставшего курьера в отдельную клетку. Плеснул в поилку чуть-чуть свежей воды. Пускай отдохнет, а покормить и попоить как следует придется чуть позже.

Птица благодарно заворковала. Принялась пить, запрокидывая точеную головку с маленьким клювом. Хозяин покивал, еще раз внимательно оглядывая питомца, а после спустился вниз и заперся в комнате на засов. Развернул листочек на колене и, шевеля губами – грамота никогда не была его сильной стороной, – принялся читать.

С первой же строчки брови Розарио поползли вверх, собирая кожу на лбу в глубокие морщины. Обычно засекреченный до невозможности, Старик писал открытым текстом, не прибегая к привычным для него иносказаниям и шифрам. Кстати сказать, Розарио недолюбливал все эти загадки, недомолвки и двусмысленности – голову сломаешь, пока догадаешься, что же имел в виду глава айшасианской резидентуры.

Но тут…

«Подлежат уничтожению. Немедленно.

Министр – т’Исельн дель Гуэлла, глава тайного сыска Аксамалы.

Табачник – фра Корзьело, хозяин табачной лавки на углу площади Спасения.

Меченый – мэтр Миллио, чиновник второй категории таможни Аксамалианского порта.

Усач – т’Веррон дель Карпо, капитан Аксамалианской гвардии.

Юнец – т’Адилио делла Винуэрта, лейтенант, адъютант верховного главнокомандующего т’Алисана делла Каллиано.

Брюхо – фра Биньол, банкир, совладелец банка „Биньол и Маракетто“.

Рыбец – Жильен, горшечник с улицы Прорезной.

Прыщ – Ниггольм, портовый рабочий.

Исполнить приговор в кратчайший срок. Об исполнении доложить».

Помимо воли пятерня Розарио полезла в затылок. Ну ничего себе! Что же это делается?

Он медленно перечитал послание еще раз – может, что-то напутал от малограмотности? Да нет. Все верно. Ничего не перепутал, все буковки верно в слова сложил.

Нет, что же все-таки делается?!

Разве можно такие задания выдавать?

Что случилось с головой Старика? Вот так запросто уничтожить всех самых важных шпионов в Аксамале. Ну, положим, если смута и революция, то нужно заметать следы, но не так же решительно!

Или именно так и нужно?

Резко и решительно. Невзирая на лица и должности агентов.

Вот только одного айшасиан не учел. Серьезных изменений, затронувших город.

Хорошо ему из Мьелы распоряжения раздавать направо и налево!

Попробуй выполни их тут, в Аксамале, разворошенной недавними событиями, как муравейник. В городе, наполовину разрушенном и выжженном, где жители перемешались, как монетки в сундуке ростовщика. Где сейчас может быть мэтр Миллио, таможенный чиновник? В своем особняке, в бегах, на дне залива, между портовых свай? В каком погроме сгинул табачник Корзьело? Ведь по площади Спасения прокатилась толпа мародеров, а они пострашнее саранчи будут. Где искать т’Адилио делла Винуэрта? Сам-то главнокомандующий, говорят, погиб в Верхнем городе, когда пытался приструнить мятежных чародеев. А вот Жильена, горшечника по кличке Рыбец, он, кажется, знает…

Пора менять личину голубятника на личину наемного убийцы, кем Розарио и был на самом деле. Вполне справедливо он полагал, что достиг в своем деле высокого мастерства. Возможно, лучший убийца Аксамалы. В гильдию он не входил, доли из получаемой платы не отстегивал, а следовательно, находился вне закона не только по меркам сыщиков, но и «по понятиям» своих же товарищей по ремеслу. А потому старался жить тише воды, ниже травы, чтоб никто не знал, не видел и даже не догадался о его занятии. Иначе на него объявят охоту, и тогда скромный шурин булочника с Прорезной не жилец. Именно этой слабостью Розарио воспользовался Старик, предложив ему поработать на разведку Айшасы.

Почему умелый и опытный убийца не расправился с вымогателем? Казалось бы, чего проще: ножиком по горлу – и в ближайший колодец…

Возможно, дело было в хитрости старого айшасиана, первым делом сообщившего собеседнику, что все мысли относительно его ремесла и его личности изложил на пергаменте, который положил в лучший банк Мьелы – «Теребильо и братья»? Лист извлекут в случае смерти Старика и зачитают на заседании магистрата.

– Можешь не сомневаться, – хитро сверкнув белоснежными зубами, прищурился шпион. – Всесасандрийский розыск тебе будет обеспечен. А если попытаешься сменить род занятий, «лечь на дно» или, скрываясь, сменить внешность, то обмануть сумеешь лишь тупых и неповоротливых имперских сыщиков. Все происходящее в магистрате Мьелы рано или поздно становится достоянием преступного мира города. Входящие в гильдию убийцы захотят востребовать должок за несколько лет независимого труда. Не так ли, дорогой мой фра Розарио?

А может быть, не последнюю роль сыграла жадность убийцы, который только для соседей и родных был бессребреником, не придающим значения толщине своего кошелька, – были бы сыты и ухожены любимые голуби? На самом деле он скопил уже достаточно, чтобы в дальней провинции купить дворянство, имение с отличными охотничьими угодьями, пахотной землей и сенокосами. Еще лет пять, и мечта воплотится в жизнь.

Но для этого нужно самое малое – сохранить жизнь.

Розарио подумал и согласился с доводами айшасиана, чей ум был столь же ясен, сколь черна кожа.

С тех пор он изредка выполнял задания Старика. Следует отдать шпиону должное: своим влиянием на убийцу он не злоупотреблял. Не требовал чего-нибудь лишнего или невозможного. До сегодняшнего дня…

Розарио надел перевязь – нынче в Аксамале оружие не вызывает подозрения, скорее, наоборот, горожане удивятся, увидев кого-нибудь без корда или алебарды. Всунул клинок в ножны, рассовал по рукавам метательные ножи, обернул вокруг пояса цепочку с грузом – под курткой никто не заметит, зато в любой миг можно выхватить.

Начнет он, пожалуй, с Рыбца.

Флану разбудил скользнувший по щеке солнечный зайчик. Еще несколько мгновений она лежала, не открывая глаз, вдыхая запах сена.

Впервые за девятнадцать лет жизни она наслаждалась подлинной свободой, о которой раньше приходилось только мечтать.

Везде ее связывали какие-то ограничения.

Дома, в далеком детстве, все было подчинено строгому порядку – дети старались не попадаться на глаза отцу, постоянно озабоченному изучением волшебства. И хотя в большинстве семей младшеньких балуют и прощают им многое, чего никогда не простили бы старшим братьям и сестрам, в доме чародея Алессара, зятя знаменитого Тельмара Мудрого, спуску не давали никому – ни слугам, ни детям. «Папа работает! Не мешайте папе, лучше делом займитесь». Флана не помнила, чтобы отец хоть раз приласкал ее, подержал на коленях, купил гостинец, возвращаясь из города. Мать проводила с дочерьми чуть больше времени, но все равно свою жизнь она посвятила мужу, помогая ему на пути к заслуженной (как она думала) славе. Они и умерли вместе – в один день, от одной болезни. И старшая сестра, Эллана, тоже.