Миссия: Новогодний принц - Катрин Селина - Страница 3

– Привет, Зим! – поздоровалась я и… в ту же секунду пожалела.

Потому в следующий момент произошло сразу несколько вещей: бортовой компьютер послушно ответил моим любимым мужским баритоном «с возвращением, София», клиент-невротик от неожиданности подпрыгнул на месте, взмахнул копьём, пропорол потолок острым концом, а тупым ткнул в кнопку светомузыки. В единственном жилом помещении «Зимы», которое являлось и рубкой, и спальней, и кухней, стены мгновенно вспыхнули всеми оттенками апокалипсиса – оранжевыми, красными и малиновыми, – а в уши ударили громкие барабаны с басами.

Бах-бах-бах! Бум-бум-бум! Тыц-тыц-тыц!

– На нас напали! Вра-а-аг! – заверещал ненормальный террасорец, размахивая посохом ещё сильнее, чем вызвал у меня приступ ненависти.

Я на секунду оцепенела, потом резко вырубила светомузыку, схватила этого красавчика за грудки и, перекрикивая собственный бешеный пульс, рявкнула:

– Какой ещё враг, ты, светопреставление в плаще?! Ты мне потолок испортил!

Он моргнул, растерянно осмотрелся, будто впервые увидел, что потолок вообще существует.

– Это… это не боевой сигнал?

– Это вечеринка, гений! – процедила я. – Альфро… тьфу, как там тебя, это «режим праздника» называется! Для нормальных людей, а не для тех, кто видит битву при каждой вспышке света! Убери свою гигантскую зубочистку раз и навсегда, чтобы я её за полёт больше не видела! На какие шиши я теперь буду его ремонтировать?! Ты хоть знаешь, сколько стоит качественная пентапластмасса?!

Меня смерили взглядом обиженного пророка, и, всё ещё держась за копьё, он торжественно выдал:

– Это не зубочистка. Это алебарда – символ доблести и власти моего рода! Ею мой прадед отражал набеги пустынных гиен, ею мой отец клялся защищать честь Джар’хаэля, и ею же я…

– Испортил мне потолок! – рявкнула я, перебивая.

Ой, подумаешь, какая-то алебарда. У меня дыра в потолке! Повезло, что хотя бы провода не попортил, хотя это надо будет перепроверить…

– Значит, он был слишком низким, – выпятил грудь мой подопечный.

Я потеряла дар речи. Нет, ну это надо быть настолько наглым, а?!

– Значит, так. – Я упёрла руки в бока, глядя на красавчика снизу вверх. – Или ты сейчас же кладёшь свою алебарду во-о-он туда, – я кивком указала на подсобку, – или я тебя выставлю на улицу в так тобой нелюбимые сугробы, и ты будешь искать другого пилота.

Мужчина вздохнул, затем величественно покачал головой, как мудрец, узревший глупость мира, но всё же унёс своё копьё, спрятав в потайной шкаф. Мне стало чуточку легче. Ну как «чуточку» – примерно на уровень, когда понимаешь, что взрыв был учебным, а не реальным.

– Странная ты дева, – изрёк он, усаживаясь в запасное кресло и наблюдая, как я готовлю шаттл к старту.

– Да-да, странная, – махнула рукой, запуская двигатели на прогрев и вбивая конечную точку в навигационную карту. Я готова быть какой угодно, лишь бы моя «Зима» была в целости и сохранности.

– Женщина не должна кричать на мужчину, – философски изрёк мой пассажир, откинувшись на спинку кресла с таким пафосом, будто заседал на троне среди мудрецов. – В гневе дева теряет благородство, кротость и нежность, а из этого складывается её красота. И да, меня зовут Асфароол Нейр аль-Кархан, но если ты столь малообразованна, что тебе сложно произнести моё первое имя, разрешаю обращаться по второму.

– А мужчина теряет задницу, если сунет копьё в потолок второй раз, – пробормотала себе под нос.

Так, чтобы Асфароол не услышал.

– Что это за чудо техники? – с подозрением спросил террасорец, покосившись на приборную панель «Зимы». – Она… шипит.

– Это не она шипит, – устало пояснила, – это я шиплю. От злости.

– Почему?

Нет, он действительно не понимал, представьте себе!

– Это всего лишь жалкое подобие свода, возведённого без чести и меры. Камень неровен, линии не благословлены мастером, на нём нет ни росписи, ни священного знака, достойного взгляда потомков.

У меня уже дёргался глаз. «Спокойствие, Соня, тебе ещё пять суток с ним лететь», – приказала себе мысленно.

– О, спасибо за лекцию по интерьеру, профессор древних потолков, – буркнула я, проверяя все показатели. – Только вот у нас на Танорге потолки делают не из камня, а из пентапластмассы. И стоит она дороже твоей алебарды.

Асфароол надменно приподнял подбородок.

– Алебарда моего рода бесценна. Её выковал первый мастер Джар’хаэля из сплава звёздного метеорита и крови врага.

– Ага, а потом, видимо, продал инструкцию по сборке на блошином рынке, – пробормотала я. – Потому что выглядит она как антенна от древнего холодильника.

Асфароол нахмурился так, будто я только что расписала его семейный герб перманентным маркером. Пауза растянулась, и когда я уже думала, что споры наконец закончились, он выпрямился и произнёс с тем благородным самодовольством, что передаётся исключительно по наследству:

– Ты слишком дерзка для женщины. Твой мужчина тебя накажет.

На миг я даже опешила. Чего-чего?!

– Слава Вселенной, у меня нет мужчины, чтобы меня кто-то наказывал.

Асфароол нахмурился ещё сильнее.

– Не может быть, – медленно сказал он, прищурившись. – Но ведь с тобой говорил мужчина, когда мы зашли сюда. Его голос звучал из ниоткуда. Где он? Твой мужчина джинн?

Чего? Кто? Где?

Целую секунду я недоумевала от спокойного выражения лица клиента, убеждённая, что меня разыгрывают, а потом хлопнула себя по лбу. Зим, ну конечно!

– Это мой бортовой компьютер, встроенный в шаттл. Зим, подай голос, пожалуйста. У нас всё хорошо? Все системы в порядке?

– Да, София, – послушно ответил искусственный интеллект. – Была повреждена лишь декоративная часть потолка, электроника не пострадала.

Фух, отлично.

– Вот. – Я обратилась к спутнику. – Это никакой не человек и не джинн, просто электронный голос. Давай договоримся: я не комментирую твой музейный экспонат и одежду, а ты не лезешь с философией туда, где надо просто пристегнуться. Каких-то пять суток, а может, даже четыре – и я высажу тебя на твоей родной планете. От тебя – выполнять минимальные требования безопасности и не мешаться мне в полёте. Договорились? – И я указала на ремень.

Мужчина посмотрел на него, потом на меня, потом снова на ремень.

– Я не нуждаюсь в этой… верёвке, – выдал Асфароол после некоторого колебания.

– Это ремень безопасности, гений пустыни, – устало отрезала я и пристегнула его самостоятельно, благо он не сопротивлялся.

Несмотря на испорченный потолок, нашу перебранку и клиента «не от Мира сего», больше всего я боялась за старт с Танорга. Во-первых, потому что координация с диспетчерами в предновогодний сезон – это как попытка заказать пиццу на спутник в метеоритный дождь: долго, громко и без гарантий результата. А во-вторых… Ну, я просто не была уверена, что сын песков не решит сразиться с двигателем, когда «Зима» начнёт подрагивать в стратосфере.

К счастью, всё обошлось.

Я вообще по жизни человек тихий. «Интроверт» звучит красиво, почти как диагноз, только модный. Если бы я страдала жаждой общения, то пошла бы не в СОВА, а в космотакси: слушала бы истории про обнаглевших бывших, непрошеные советы «как жить» и дыхание пассажиров в затылок. А так – я предпочитала грузы. Они не жалуются, не спрашивают, где туалет, и не требуют плед.

За десять лет у меня в трюме было всё что угодно: контейнеры с термояйцами (которые, кстати, имеют мерзкую привычку взрываться от холода), ящики с микропланктоном, двадцать тонн космического песка (да, песка, нет, не пляжного), реакторные детали, лабораторные роботы и даже чучело редкого зверя, которое однажды решило ожить и доказать мне, что кардиостимулятор – вещь нужная.

Но людей? Ни одного. И, честно говоря, я этим гордилась.

Потому что грузы не спорят, не строят из себя наследников правителей далёких планет и не размахивают алебардами, если им кажется, что корабль «на них шипит».