Стратегия. Дипкурьер (СИ) - Денисов Вадим Владимирович - Страница 2

«…Собравшись с силами, он сделал шаг назад, но его ноги словно приросли к земле. Трахома, что это⁈ Ужас охватил одинокого старателя, когда из-за поворота реки показалась тень — нечто огромное и зловещее двигалось прямо по ручью!»

— Что⁈ Горнаго, ты совсем сдурел? Какая такая «трахома»! Ну, ты даёшь… Что ещё за «трахома» в литературном тексте⁈ Что это за деконструкция романтики саспиенса с подменой её низкопробным шансоном?

— Где? — заволновался я, привставая и пытаясь вырвать из её рук драгоценную тетрадь.

— Смотри!

— Блин, действительно… Как-то машинально вышло, я исправлю!

— Да уж постарайся!

Она закрыла и положила на стол тетрадь и откинулась на спинку скамьи.

— Знаешь, что я тебе скажу? В целом, неплохо, коллега. Для начала. Но герою не хватает какой-нибудь слабости. Слабости не хватает, понимаешь? Пусть он, ну, не знаю… например, боится бегущей воды. Или комаров! Или вспоминает умершую жену. Чтоб мы ему сочувствовали, а не зевали, перелистывая страницы.

— Это точно, иную графоманию читать невозможно.

Не обращая внимания на мою скромную ремарку, дипломатическая филологиня азартно продолжила:

— Основные приметы созданной тобой фантастической яви, а если точней — антикоммунальной постап-реальности романа, это сочетание унылого аутдора ради презренных денег с абсурдными импровизациями наивных местечковых легенд, тотальной предсказуемости жизни за периметром поселения с внезапными сбоями механики всего конструкта. Технологическая культура общества в романе находится, как очевидно, в стагнации, зато процветает полевая метафизика. Хорошо подана ветхость и примитивная механистичность предметного окружения, как внешнее проявление начал строительства этого наскоро сколоченного людьми и подкрашенного мистикой мира. И предельная ритуализация человеческого общения с регламентацией поведения при кажущейся свободе — отличный прием!

Абсолютно дикий монолог! Во, даёт Селезнёыва!

— А герой? — усомнился я. — Он малахольный, не, как думаешь?

— Что? Герой выглядит придурочно, но вполне органичен, так скажу… Он постоянно совершает деконструкцию собственного «я», но почти не подвержен мировоззренческим катаклизмам, умело сдерживает валентность унылого бытия… Слава богу, у него нет ущербного комплекса мировосприятия в целом! Конечно же, ему постоянно помогает сам автор, — она подмигнула мне, — играя с культурными кодами-знаками и многоуровневой организацией «разнонаправленного размышления»… Ему не чужда провинциальная философия постмодернизма с потерей смыслов, как таковых, что естественно в условиях функционирования множества хаотических обломков иерархий. И тогда герой принимает размытую нон-иерархию, уже принципиально отказываясь от гармонии социализации. И при всём этом голос героя не растворяется в используемых дискурсах… Он слышен!

Я хотел ответить на такую муть чем-нибудь умным, но вдалеке знакомо заревел мотор американского мотоцикла. Дино снова куда-то промчался по улице, взвизгнув на повороте тормозами. Екатерина вздрогнула, на миг в её позе появилась неуловимая жёсткость, тут же сменившаяся другими эмоциями.

— Везёт же девчонке… — начала она с какой-то грустью в голосе, но тут с верхнего этажа ей махнула рукой наша хозяйка. Селезнёва поднялась, быстрым движением поправив складки платья.

— Продолжай писать, Максим, обещаю, буду читать. Но учти: если в следующей главе не будет хотя бы одной смерти, я лишу тебя премии! Где действительный, а не мистический экшн? В конце-концов, используй накопленный опыт! Ну, чтобы как в последнем рейде! Но с соблюдением должной секретности.

Русалка ушла, оставив мне лёгкий запах духов и неразгаданную улыбку.

Я снова открыл тетрадь, вслушиваясь в вечерний шепот олив. А где-то в ущелье Весёлого Духа, чувствую, оживала очередная история — теперь уже с падающим на башку крестом и ветром, зовущим по имени очередного тупицу, свернувшего возле указателя не туда.

Возможно, Екатерина права. Иногда страх рождается не из теней, а из тех, кто их отбрасывает. Последний визит в Ущелье так и закончился… Вспомнить было не трудно.

…Позади остался очередной распадок, словно сжатый кулаком исполина, но впереди, под багряным закатом, всё ещё зияла бездна настоящего каньона. Стены вздымались к небу, преграждая путь ветрам, что веками вырезали в скалах причудливые барельефы. Протянувшийся с севера на юг тупиковый участок Ущелья Весёлого Духа не давал им разгуляться. Сквозняка нет.

Ещё совсем крошечная речушка, а вернее, ручей Эллис-Крик спокойно извивался змейкой между громадных пиков, всё вокруг утопало в предвечернем сумраке — фиолетовые тени обнимали склоны, по которым до полукилометра высоты тянулся изумрудный ковер альпийских трав. Сейчас мы находимся в альпийском поясе. Выше уже почти ничего не растет, кроме лишайников и крошечных подушек зелени в трещинах. Лишь камни, лёд и пронзительно свежий воздух горных высот.

Большущие горные «зайцы» — вискаши с длинными ушами, — постоянно выныривали из-за камней, озарённых последними лучами, и с недоумением разглядывали силуэт «Апача», в третий раз притащившего сюда незваных пришельцев. Любопытные зверьки, словно стражи подземного царства, провожали пикап тревожным посвистом.

— Ну что, ковбой, не жалеешь, что не поехал на «харлее»? — осведомился я.

— Не тупой, падре, мне и одного раза хватило, — буркнул Бернадино, крепко держась правой рукой за поручень, раскачивает страшно.

Когда мы отправились сюда, чтобы установить в загадочном гроте видеокамеру наблюдения с датчиками, Дино не захотел услышать мои доводы. Просто оседлал мотоцикл и поехал по ручью впереди «Апача», чтобы не попасть под шальной камень из-под колёс.

А я получил сомнительное удовольствие наблюдать за его мучениями. В результате, к финишу чуть ниже грота Дино добрался мокрым по пояс и со сбитым о камни левым коленом. Так что обратно мотоцикл ехал в кузове. О чём, собственно, я и предупреждал.

В этом рейсе, «съёмном», мототехника вообще не участвует, благодарный «харлей» ждёт своего сорванца в сарае тётушки Молли.

В просматривающейся впереди долинке пятнились стада местных карликовых викуний, их изящные шеи изгибались, будто спрашивая друг у друга, что нас привело в это царство льда и камня.

Пикап, словно усталый железной мул, кренился над ручьем, чьи воды, сверкая ртутью, вели нас вниз — к единственной дороге домой. Лишайники цеплялись за валуны, подобные древним рунам, а растения, словно миниатюрные крепости, отвоевывали место у обломков скал.

— Что-то тяжело ехать, такое впечатление, что камней в русле стало больше, — пробормотал я.

— Тоже заметил? — резко повернулся ко мне Дино. — Похоже, по руслу сошёл небольшой сель, который…

— Сель? — переспросил я. — Это вряд ли, сель штука мощная.

— Ма-аленький… — adottato свёл два пальца, демонстрируя незначительный масштаб явления.

Вдали с деревьев поднялась стая каких-то чёрных птиц, подозрительно похожих на родных ворон — с возмущёнными криками пернатые тоже направились на юг, в сторону долины.

— Землетрясение! — вдруг озарило безлошадного мотоциклиста. — Я читал! Животные чувствуют его заранее и стараются убежать в безопасную зону. Копыта — датчики! Здесь произошла или до сих пор происходит серия микро-землетрясений!

Он опять посмотрел на меня.

— Вполне может быть, что так оно и есть…. Тоже об этом подумал, — я говорил медленно, серьезно, и от того мне самому становилось как-то спокойнее. А вдруг именно сейчас тряхнёт?

Совсем недавно мы заметили справа небольшую свежую осыпь, почти добравшуюся до ручья — хаос валунов, будто низвергнутый разгневанным Весёлым Духом. Каменная лавинка, острая, как зубы дракона, сделала немыслимым даже пеший переход по правому берегу. Обход там невозможен, сплошные обломки, лабиринт без выхода. Объезд поверху тоже нереален, подошва исчезает. Но нам было плевать, пикап, словно судно на воздушной подушке, двигался по воде единственно возможным маршрутом.