Когда солнце погасло - Лянькэ Янь - Страница 28

Случилась беда.

Снова случился покойник.

Едва успев отойти от ворот дома Гу Хунбао, мы поравнялись с тем самым швейным ателье. Швейное ателье стояло наискосок от дома Гу Хунбао. Дорогой туда мы думали только о доме Гу Хунбао, по сторонам не смотрели. А как пошли обратно, увидели швейное ателье. На улице стало еще больше, еще больше деловитых шагов. Кто снобродил, бежал грабить. Кто не снобродил, тоже бежал грабить, пока можно.

— Воры. Воры, — откуда-то донесся крик, похожий на порыв слабого колючего ветра. Но вот колючки поникли. Крик притих. И ветер умолк. Фонари на улицах и в переулках светили грязным и желтым, будто хотели помочь ворам разглядеть дорогу. Будто хотели спрятать, затуманить вориные лица. Снова какие-то люди шагали нам навстречу. С узлами и мешками за спиной. Прошли мимо, задев нас плечом, и я оглянулся. И отец рванул меня за руку.

— Мы ничего не видели, ничего не видели.

Люди прошли мимо, и отец снова обхватил меня за плечи. И потащил дальше, к дверям швейного ателье.

Двери ателье были распахнуты настежь. Двери выходили на улицу. На дверях висела деревянная вывеска. С большими красными иероглифами КРОЙКА И ШИТЬЕ. В ночи иероглифы казались черными и мутными. Мутными, но отчетливыми. Отчетливо источали сырой и жаркий запах крови. Я посмотрел, откуда идет запах, и увидел, что у входа в швейное ателье лежит человек в луже черной крови. Покойник. Руки его высучились вперед, будто ветки у дерева. Пальцы мертвой хваткой сжимали ремень от швейной машинки. Увидев такую картину, мы с отцом с грохотом замерли в фонарных лучах. Не успел я толком ничего рассмотреть, как отец снова рванул меня за руку и оттащил назад. Не хотел, чтобы я видел кровь и труп в крови. Но я все равно увидел. Кровь была точно лужа грязи. Мертвая голова вроде расколотой о землю тыквы. А сам покойник лежал в крови, напоминая человека, который улегся в грязевую ванну. Отец впился глазами в мертвого и не говорил ни слова. Отец впился глазами в мертвого и прокричал:

— Эй. Портной Лю. У вас дома беда. У вас покойник. Вы что, так и спите. Правитель небесный, так и спите.

И тут я вспомнил человека с тесаком, швейной машинкой и рулонами ткани на коромысле. И снова увидел, что отец у меня хоть и низенький, но голосище у него будь здоров — летит выше деревьев, до самого неба. Голос у отца такой сильный, что достанет до самого неба, как настоящая лестница Достанет до самых облаков, и можно будет забраться по нему на облака, схватить дымчатые звезды и месяц.

И в окне внутренней комнаты ателье сразу зажегся свет. И отец потащил меня за руку домой. Побежал сломя голову.

Случился покойник.

Настоящий покойник.

Через большое сноб родство тут и там случались покойники. И не все покойники сами искали смерти, вешались или топились в протоке. Были и такие, кого обокрали, ограбили, зарезали. Казалось, повсюду на улице звучат шаги воров и грабителей. И еще казалось, что нигде они не звучат. Повсюду кричали и голосили — берегись воров, берегись грабителей. И звенела мертвая тишина — мертвая тишина, что звенит после криков про воров и грабителей. А в мертвой тишине дрожал и растекался по городу запах крови, запах убийства, запах страха. Отсюда было слышно, как на соседней улице грабят и кричат — убивают. А выйдешь на соседнюю улицу, и чудится, будто крики летят с другой улицы, из другого переулка.

Все куда-то спешили. Торопились, спешили. Без умолку бормотали себе под нос. Касаясь друг друга плечами, друг друга не узнавали. Друг на друга не оглядывались. Словно кругом ни души. Словно весь мир спит и только сноброд не спит, а спешит по своим делам. Если он знает, чего хочет, идет во сне и делает, что хочет. Если не знает, чего хочет, носится в разные стороны по снобродной ночи. На восток пойдет. Потом на запад. Наткнется на стену, повернет в другую сторону. Наткнется на дерево, хлопнет себя по лбу. Хлопнет себя по макушке. Хлопнет себя по ляжкам или по заднице. Словно проснулся или вспомнил, что ему надо делать не то, а совсем другое. Вот он разворачивается и отправляется делать свое другое. Вот он стоит столбом, а потом принимается делать какую-нибудь глупость или ничего не делать. Бездумно блуждает по улицам. Заглядывает под каждый камень, под каждый листок. Будто что ищет. А на самом деле ничего он не ищет. Перед глазами у него только туман и дрема, точно он лазит по болоту. Бултыхается в болоте. И сквозь бултыхание слышится храп. Словно дышать из болота выходит не очень сподручно.

На улице будто развернулась ярмарка. Не бойкая ярмарка с толпой народа. А ленивая ярмарка, какая бывает после страдной поры. Страда миновала, люди решили отдохнуть и пришли на ярмарку погулять и поглазеть. Купить что-нибудь или продать скуки ради. Но даже посреди ленивой ярмарки находились такие, кто спешил, торопился и бежал по улице быстрее ветра. Будто на автобус опаздывает или на поезд. И никто не знал, что творится в укромных уголках на изнанке улицы, обратившейся в суматошную ярмарку.

Что там может твориться.

А творились покойники.

Да, творились покойники. Один, и не один, и много.

Люди проходили мимо покойников, словно их не видят. Проходили мимо мертвых у дороги, как проходят мимо задремавших на речном берегу. Но мой отец проснулся, и мы увидели покойников. Отец наклонялся к покойникам, заглядывал им в лица. Из дома Гу Хунбао он вышел проснувшимся. Наткнувшись на труп возле швейного ателье, стряхнул с себя последний сон. А когда увидел покойников по краям дороги, сна не осталось ни в одном глазу. Оказывается, покойники отгоняют сон. Запах крови отгоняет сон. Как дымовая спираль отгоняет комаров. Надо пойти к старосте и рассказать, что случилось. Пойти в городскую управу и рассказать, что случилось. Идем в полицейский участок, поднимем тревогу, расскажем, что случилось, отправим полицию разбираться. Сначала отец хотел вернуться домой, но, когда мы дошли до перекрестка, передумал. Повел меня к дому старосты. Мы быстрым шагом миновали один сон, и другой, и третий. Миновали целую толпу снов и еще одну. Словно миновали лесную чащу. Все сноброды шагали высоко поднимая ноги, тяжело опуская их на землю. Медленно давя ступнями дорогу и быстро выбрасывая ноги вверх. Но вот что странно, все они спотыкались и спешили, но почти никто не падал. Почти никто не просыпался, растянувшись на неровной дороге.

Не знаю, до какого часа уже опустилась ночь. Наверное, до петушиного крика, до двух часов пополуночи. До середины четвертой стражи, когда бык жует жвачку[28]. И в этот самый час, пока мы шагали к дому деревенского старосты, нам встретился бывший сосед, который возвращался в город из дома на дамбе. Сосед наш вроде тоже снобродил, с одного конца улицы поспешно шагал в другой конец и ступал по дороге нетвердо. Рубашка заправлена, костюм опрятный — другим снобродам не чета. На ногах кожаные сандалии, точно он встал по нужде и спросонок сунул ноги в сандалии. Встал по нужде и спросонок пошел в город. Пошел домой. Не говорил ни слова, и лицо его напоминало нечитаную книгу, в которой половина иероглифов написана с ошибками. Он прошел мимо, и я громко его окликнул:

— Дядюшка Янь, что с тобой. Ты домой идешь. Он на меня даже не посмотрел, шел себе и шел дальше. Брел во сне к своему дому.

Выходит, писатели тоже снобродят. Тоже заражаются безумием. Я потянул отца за руку, показал ему дядюшку Яня. Отец посмотрел на дядюшку Яня, как смотрят на ходячее дерево. Как если бы дерево вдруг вздумало перейти через дорогу. И он тоже заснобродил, плохо дело, плохо дело, совсем плохо. Сказав так, отец потянул меня за руку и быстро зашагал к старостиному дому. Будто стоит нам отыскать старосту, и люди прекратят снобродить. И день станет днем, а ночь станет ночью. И люди станут делать разные дела, когда их положено делать. Снобродство похоже на клич или на заразу — клич долетел до писателя, и писатель заразился. Даже если кругом никого нет, все равно можно заразиться. А вдруг снобродит не одна деревня Гао-тянь с городом Гаотянь и хребтом Фунюшань. А вдруг снобродит весь уезд, вся провинция, вся страна. А вдруг весь заснувший ночной мир снобродит. Одни мы с отцом не спим. И воры не спят. И грабители. Так мы рассуждали, пока шагали вперед, и не то бормотали друг с другом, не то говорили каждый сам с собой. И я забежал вперед, чтобы посмотреть на отца. Он шлепнул меня по макушке — я больше не засну. И голова у меня ясная, как вода в ручье, сна ни в одном глазу. Да только у кого сна ни в одном глазу, тот натерпится горя. У кого сна ни в одном глазу, тот хочешь не хочешь, а должен помогать спящим и снобродам. Как человек, который твердо идет по дороге, должен помочь упавшему. Помочь ему подняться. Подобрать вещи, которые у него упали. Само собой, вещи у снобродов падают, рассыпаются. А ты помоги ему найти и собрать, а если заодно кое-что прикарманишь, никто тебя не осудит. На дороге лежало много разных вещей, я собирал их и относил домой. Котелок. Пакет молока. Бутылочка для кормления. А еще разная одежда и обувь, выпавшая из ворьих узлов. Оброненный жнеей серп и новый мешок для зерна, что выпал у молотильщика.