Охра (СИ) - Прягин Владимир - Страница 27

Газетчики направили меня к тётке, которая заведовала платными объявлениями. Ей было около сорока, она носила очки в роговой оправе и вид имела задёрганный. Узрев перед собой аж целого лорда с перстнем, она слегка офигела. Когда же я объяснил, зачем обратился к ней, степень офигения возросла ещё больше. Но пообщались мы плодотворно — согласовали текст, который должен был появиться в воскресном приложении.

Объявление получилось такое: «Хотите увидеть своё именье по-новому? Запечатлеть на снимке его неповторимую атмосферу? Лорд-следопыт рассмотрит ваши запросы. Возможно фото с краской-эффектором. Дорого, качественно. Оплата по факту. Условия обсуждаются индивидуально». В конце был указан номер абонентской ячейки. Я доплатил, чтобы объявление взяли в рамочку и набрали более крупным шрифтом.

Вернувшись в кампус после заката, я постучался к Илсе. Открыла её соседка — серьёзная, чуть полноватая барышня с зелёным браслетом.

Чтобы не смущать её нашими разговорами, я позвал Илсу прогуляться. Когда мы вышли из общежития, та сообщила:

— В библиотеке ничего важного пока не нашла, хотя интересных книжек попадается много. И читальный зал там уютный.

— Ставим чтение на паузу, — сказал я. — Приглашаю тебя завтра на выставку, в галерею «Старая живопись». Слышала про такую?

— Да, очень солидная галерея. Сейчас там показывают интересные натюрморты, написанные обычными красками, без всяких эффекторов. Не знала, что ты интересуешься такими вещами.

— Ну, если честно, мне намекнули, что там может быть подсказка насчёт столбов. Если тебе натюрморты нравятся, то совместим приятное с полезным. Не возражаешь?

— Я с удовольствием, Вячеслав.

Некоторое время мы брели молча. С ней вообще было комфортно молчать, и паузы в разговоре не тяготили.

— Слушай, — сказал я, — а как твой дар проявился? Ты взяла и написала картину, которая превратилась в портал?

— Нет, не так буквально, — улыбнулась она. — Мои рисунки обычно — чересчур сказочные, как говорит моя мама. Нет реальных миров, которые соответствовали бы им, поэтому двери не откроются в принципе. Но кое-что у меня выходит реалистичнее. И вот эти условно-реалистические наброски иногда имели потенциал. То есть я близко подходила к тому, чтобы нащупать некий соседний мир. Но дверь ни разу не появилась. То ли коэффициент сходства был недостаточный, то ли сами рисунки — слишком корявые, ученические. Рисую, кстати, углём, а миниатюры — карандашом в альбоме.

— Покажешь как-нибудь? Я раньше не догадался спросить. Думал, у тебя холсты здоровенные, которые ты дома оставила.

— Покажу.

На следующий день погода опять испортилась. Налетал порывистый ветер, нёс дождевые брызги. Нависли тучи. Зато занятий не было — выходной.

До галереи мы доехали на такси. Здание оказалось одноэтажным, но пафосным. В моём мире его, наверное, отнесли бы к барокко. Проектировщик явно не жаловал прямые углы и простые формы. В фасадных контурах было много изгибов, выступов, ниш и прочих геометрических выкрутасов.

Завидев перстни, к нам подошла кураторша выставки — поприветствовала и ввела в курс дела. Здесь демонстрировались картины, написанные на излёте средневековья, когда возник новый стиль, который постфактум обозначили как «цветочный».

И впрямь — цветы на холстах главенствовали. Изображались то в вазах, то в деревянных ведёрках, то просто охапками на столе. Садовые, полевые, северные, тропические. Причём, как я заметил, букеты были в основном смешанные. Кураторша пояснила — в сочетание компонентов художники вкладывали символический смысл. Роскошная жёлтая георгина, к примеру, в окружении лютиков — леди и компаньонки.

Один мотив повторялся чаще других. В нём чувствовалось нечто знакомое, но что именно — я понял не сразу.

А когда понял, замер от удивления.

На первый взгляд, изображённый букет не так уж и выделялся на фоне других работ. Он состоял из пяти цветков с различной окраской — жёлтый тюльпан и алая роза, синяя гортензия, странноватый цветок с зелёными лепестками (примула, как подсказала мне Илса) и гроздь сирени.

Смысл был достаточно очевиден — палитра кланов. Причём первые три цветка (то есть Киноварь, Охра и Лазурит) расположились чуть наособицу, хоть и составляли букет с оставшимися двумя. Разделение не было нарочитым и не бросалось в глаза, но ощущалось подспудно. Художник провернул это ловко, следовало признать.

Но удивило меня не это.

Букет был виден чуть сверху — ракурс подчёркивал, что в горизонтальной плоскости цветы расположились «ёлочкой». Если бы я последовательно соединил их центры отрезками, то получилась бы угловатая синусоида, латинская буква «w».

Та самая, что была у Вирчедвика на шкатулке, когда он требовал с меня малую вассальную клятву.

И нет, это явно было не случайное совпадение. Похожую компоновку я рассмотрел ещё на двух выставленных картинах.

— Да, это известный мотив в старинном искусстве, — кивнула кураторша, отвечая на мой вопрос. — Сейчас он почти забыт, но в те времена художники к нему обращались периодически. Существовала традиция — изображать сообщество кланов именно так.

— А чем это объяснялось?

— Увы, милорд, это неизвестно. Из той эпохи до нас дошли только два трактата на тему живописи. Цветочные натюрморты в них упомянуты, но без акцента на эту геометрическую фигуру. Возможно, этот момент был чисто формальным, не столь существенным. Или очевидным для современников, не требуя пояснений.

— Угу, — сказал я. — Или трактаты, где объяснение всё-таки приводилось, тихо изъяли из библиотек…

— Но зачем, милорд?

— Не обращайте внимания, это у меня разгулялось воображение. Фантазирую вслух. Значит, у нас тут аллегорически показаны три главных пигмента, плюс ярь-медянка. А до кучи к ним — растительный краситель, сирень… Это намекает на тогдашние политические расклады? Ну, например, сиреневый клан настолько усилился, что его пустили к тем четырём, у которых — минеральные краски? В исторических хрониках, по идее, должно быть что-то по теме…

— Думаю, — вступила в разговор Илса, — здесь дело не в политике, а именно в живописи. Ты не художник, поэтому вряд ли интересовался этим подробно. Речь тут о принципах применения магических красок. В те времена считалось, что картина-дверь в классическом виде должна быть написана пятью разными эффекторами.

Я поскрипел мозгами:

— Не совсем понял логику. В чём практический смысл? Тот же сиреневый цвет легко можно сделать, смешивая синий и красный. Разве не так?

— Вот в том-то и дело, — сказала Илса. — С точки зрения логики и чистой экономии ты совершенно прав. Но тогдашняя живопись, ориентированная на переходы, была подчёркнуто пышной. Считалось хорошим тоном использовать все четыре пигмента, а в дополнение к ним — растительный краситель.

— Да, леди, именно так, — кивнула кураторша. — Пять красок-эффекторов для картины — считалось нормой в те времена. Этот принцип и отражён в натюрморте, как мы предполагаем. А вот геометрическая компоновка букета — уже загадка.

— Да уж, — сказал я. — Хитро у вас закручено, у художников. Ну, спасибо за пояснения. Буду думать.

Когда мы ехали из галереи в кампус, Илса спросила:

— А почему тебя так заинтересовала эта цветочная геометрия?

— Да попадалось мне тут намедни нечто похожее в одном… гм… неоднозначном контексте. И, подозреваю, что к нашим поискам это тоже как-то относится, но вот как? Что-то крутится на уме, но пока не соображу.

— Покопаюсь в искусствоведческих книгах, — сказала Илса.

— Стоп-стоп, красавица. Прекращай, а то ты в библиотеке скоро вообще поселишься. Я сдуру согласился, когда ты вызвалась, но откуда ж я знал, что это примет такие эпические масштабы? Когда ты в последний раз общалась с сокурсницами? Они тебя видят только на лекциях. Будут думать, что ты заучка со странностями.

— Но я и есть заучка со странностями.

— Да, но орать об этом на всю столицу не надо. Вернём тебя в коллектив, будешь как все нормальные лордихи.