Второй шанс для нас, или Любовь вопреки разводу (СИ) - Тайна Злата - Страница 12

— Привет, солнышко, — Алексей потянулся, чтобы обнять её, но Соня сделала маленький шаг назад.

— Мы... мы точно не поедем к Насте? — тихо спросила она, глядя на отца. — Мне не очень хочется. Она... она пишет в интернете глупости.

Моё сердце дрогнуло. Эта фраза, произнесённая детским голоском, больно отозвалась внутри. Я подошла, присела перед дочерью и взяла её руки в свои.

— Сонь, слушай меня, — я говорила спокойно, глядя ей прямо в глаза. — Ты едешь к папе. Если тебе что-то не понравится, если кто-то скажет тебе хоть одно обидное слово, ты сразу же звонишь мне. Поняла? Мама приедет и заберёт тебя в любое время дня и ночи. Никаких вопросов.

Она кивнула, и её плечи немного расслабились. Она знала — у неё есть тыл.

— К Насте мы не поедем, — твёрдо сказал Алексей, и в его голосе впервые за этот вечер прозвучала неподдельная уверенность. — У нас с тобой свои планы. Поход в кино и в тот самый зоопарк, который ты давно хотела.

Соня наконец улыбнулась по-настоящему.

Я проводила их до лифта, помогла надеть куртку и застегнуть молнию. Потом спустилась вниз и остановилась в дверях подъезда, наблюдая, как они идут к машине. Алексей нёс её рюкзак, она что-то оживлённо рассказывала, жестикулируя. Он слушал, склонив голову.

Он открыл ей дверь, помог сесть, пристегнул ремень. Потом обошёл машину и сел за руль. Фары мигнули, и автомобиль тронулся, медленно растворяясь в вечернем потоке.

Я стояла и смотрела вслед, пока красные огни задних фонарей не скрылись за поворотом. В груди было странно и пусто, и светло одновременно. Я отпустила её. И впервые не просто разрешила ей поехать к отцу, а была уверена, что смогу её защитить, если что-то пойдёт не так. Это было новое, незнакомое чувство. Не тревоги, а силы.

Тишина.

Она обрушилась на квартиру, как только дверь лифта закрылась за Соней и Алексеем. Не та тяжёлая, гнетущая тишина первых недель после его ухода, а странная, звенящая пустота. Не к чему было прислушиваться, не за кем было следить краем глаза. Только я и непривычная свобода распоряжаться своим временем так, как я хочу.

Я прошла по комнатам, будто впервые оставаясь наедине с этим пространством. Гостиная, где мы с Соней смотрели фильмы по вечерам. Кухня, где она делала уроки, а я готовила ужин. Её комната, теперь аккуратная и пустующая. Всё было знакомым до боли, но в то же время — другим. Это был мой дом, а не наше общее гнездо, покинутое одним из птиц.

И я знала, чего хочу в этой новой для себя роли единственной хозяйки тишины. Работы. Не просто выполнения задач, а полного, тотального погружения в процесс, которое было невозможно, когда нужно было разрываться между чертежами и материнством.

Я заварила большой чайник зелёного чая с жасмином, поставила на стол вазу с печеньем — не для Сони, а для себя, как топливо — и разложила на кухонном столе, ставшем моим командным центром, все материалы от Марка. Распечатанные планы помещений, флешка с чертежами, блокнот с моими пометками, сделанными сегодня в поездке. Каждый листок, каждая распечатка была кирпичиком в фундаменте моего профессионального будущего.

Первым делом я систематизировала фотографии с телефона, рассортировав их по папкам: «Офис 1 — Ностальжи», «Кофейня на Арбате — Уют», «Офис 2 — Современность», «Пустующее помещение — Холст». Каждый снимок был не просто картинкой, а историей, услышанной сегодня из уст Марка. Вот тот самый коридор с потёртым линолеумом, о котором он говорил с такой теплотой, вспоминая, как они втроём отмечали здесь первую крупную сделку шампанским из пластиковых стаканчиков. А вот — угол в кофейне, где, по его словам, всегда сидит пожилая пара, читающая газеты, и он не может себе позволить убрать их любимый столик. Эти истории нельзя было игнорировать. Они должны были стать не просто фоном, а ДНК будущего дизайна.

Я вставила флешку в ноутбук. На экране замелькали архитектурные чертежи, инженерные планы, схемы разводки коммуникаций... Цифры, линии, масштабы, допуски. Обычно это была сухая, рутинная, почти скучная работа, которую нужно было перетерпеть, чтобы добраться до творческой части. Но сегодня я видела за этими линиями не просто стены, перегородки и розетки. Я видела будущее. Пространства, которые предстояло оживить, наполнить светом, воздухом и той самой особой атмосферой, о которой он говорил.

Я открыла программу для 3D-моделирования и решила начать с самого сложного — с того самого первого офиса Марка, который он с любовью и гордостью назвал «колыбелью». «Место, где всё начиналось», — вспомнила я его слова, его тёплый, задумчивый взгляд, когда он водил рукой по шершавой поверхности стены. Это помещение не должно было превратиться в безликий, стерильный стеклянный куб, коих тысячи в московских бизнес-центрах. Оно должно было сохранить душу, свою историю, но при этом обрести современную функциональность. Это был вызов.

Я погрузилась в работу с головой. Сначала — планировочные решения. Я ломала голову над тем, как сохранить ощущение простого, почти брутального пространства, но при этом грамотно зонировать его для работы команды из пятнадцати человек. Потом — свет. Я играла с виртуальными софитами, представляя тёплые, направленные светильники вместо холодных люминесцентных ламп, которые убивают всякое уютное настроение. Я добавила в модель акцентную стену из некрашеного кирпича, оставив её грубоватую фактуру, как память о тех самых первых, трудных, но таких счастливых годах. Это должна была быть не просто стена, а артефакт, связующее звено между прошлым и настоящим компании.

Часы пролетели незаметно. Солнечный свет, заливавший кухню золотыми пятнами, постепенно сменился длинными лиловыми вечерними тенями, а затем и совсем стемнело, и в окне загорелись огни ночного города. А я всё сидела, сгорбившись над ноутбуком, полностью углубившись в виртуальное пространство, которое по кусочкам рождалось на экране. Я не отвечала на сообщения в телефоне, не проверяла соцсети, не отвлекалась на привычные бытовые мелочи. Мир сузился до размеров кухонного стола. Было только я, чайник, который я подогревала уже в пятый раз, остывшее печенье и этот рождающийся проект, который с каждой минутой захватывал меня всё больше.

В какой-то момент я с силой откинулась на спинку стула, чтобы дать отдых затекшей спине и уставшим глазам, и мой взгляд упал на тёмный, безмолвный экран телевизора в гостиной. Раньше в такие вечера, оставшись одна, я либо смотрела его вместе с Соней, либо, если она была у Алексея, бесцельно переключала каналы, пытаясь заглушить гнетущую тишину, заполнить пустоту чужими голосами и нарисованными жизнями. Сейчас тишина была моим союзником. Она не давила, а, наоборот, помогала сосредоточиться, обволакивала меня, как кокон, позволяя полностью отдаться творческому процессу. В этой тишине я была не одинока — я была наедине с собой. И с работой, которая становилась моим спасением и моим оправданием.

Я встала, с наслаждением потянулась, чувствуя, как хрустят позвонки, и подошла к окну. Город внизу сиял, как рассыпанное по чёрному бархату бесценное ожерелье. Где-то там, в этом море огней, была Соня. С Лёшей. Сейчас это имя, это воспоминание пронеслось в голове без привычной острой боли, лишь с лёгким, почти призрачным сожалением, как о чём-то давно прошедшем и не имеющем ко мне прямого отношения. Его жизнь, его проблемы, его новая возлюбленная — всё это осталось где-то далеко, за пределами стен моей квартиры, за пределами экрана моего ноутбука, где рождалось что-то важное, новое и безраздельно моё.

Я вернулась к работе с новыми силами, ощущая прилив вдохновения. Теперь очередь была за кофейней на Арбате. Ей, в противовес брутальному офису, нужна была лёгкость, воздушность, прозрачность. Я представила её себе: много натурального светлого дерева, живую зелень в подвесных кашпо, большие панорамные окна, открывающие вид на старую московскую улочку с её неповторимым шармом. Я мысленно расставляла столики, представляла, как свет от ажурных бра будет падать на столешницы вечером, создавая интимную обстановку. Я представляла, как туда будут заходить те самые постоянные клиенты, о которых с такой теплотой говорил Марк, и кивать одобрительно, видя, что их любимое место не потеряло душу, а лишь расцвело по-новому.