Я вернулась, чтобы сжечь его дом (СИ) - Сторбаш Н.В. - Страница 12

— Нет, отец.

На эту Ялань отец еще никогда не повышал голос, и слабое девичье тело тряслось от страха и сдерживаемых рыданий, хотя разум мой был чист и холоден, как никогда.

— Тогда в чем причина твоего отказа? И не говори мне про Небеса! — отец вдруг осёкся и заговорил через мгновение, но уже тихо, словно боялся сорваться: — А может, всё дело в том, что твое сердце уже занято другим? — и он снова вскричал: — Кто этот подлец, что совратил тебя? Кто посмел? Говори!

Я медленно распрямилась, Ми-Ми тут же юркнула мне за пазуху.

— Как, оказывается, низко отец думает обо мне, — спокойно проговорила я. — Клянусь жизнью, что мое сердце и тело невинны, как в день моего появления на свет.

После этого я развернулась и пошла в свои покои. Там я бросилась на кровать и хотела разрыдаться, чтобы выплакать обиду и злость на жестокие отцовские слова, но глаза оставались сухими. Тогда я кликнула служанок, велела принести домашнее платье и закусок, ведь на пиру я не проглотила ни кусочка.

Переодевшись и уложив волосы попроще, я медленно отщипывала кусочки от курицы в кисло-сладком соусе и размышляла. Отец в чем-то прав, Сюэ Сюэ — лучший кандидат в мужья, и одними лишь словами я от этого брака не отделаюсь, а доказательств его преступлений у меня нет. Мне нужно оружие, и оно у меня уже есть — это знание о будущем.

Глава 7

На следующее утро, едва проснувшись и умывшись, я потребовала подать платье и быстро сделать прическу Бан Фа Джи в виде перевернутого листа лотоса. К бабушке, матери отца, нужно идти во всеоружии!

Бабушка являла собой воплощение идеальной жены и добродетельной невестки — годами сносила строгость родителей, поучения свекрови, требования мужа и лишь после женитьбы старшего сына показала настоящий нрав. На людях она всегда вела себя тихо и скромно, но в отцовском поместье именно бабушка держала в руках ключи от женских покоев: распределяла выделенные средства на одежду, слуг и развлечения, воспитывала моих старших сестер, мало что позволяя решать маме. Возможно, бабушка так мстила маме за то, что отец отказался приводить в дом наложниц. И дело даже не в количестве детей, ведь мама родила пятерых, среди которых двое сыновей. Просто муж с одной женой, что сад с одним цветком. Наложницы — это родственные связи с другими семьями, выгодные сделки, новые источники доходов, ведь в приданое часто дают не только серебро, ткани, пряности, но и магазины, лавки, земли… И бабушка считала, что ее семья лишилась всего этого из-за мамы. Наверное, так оно и было.

Конечно, раньше я многого не замечала, не видела разницы между тем, как воспитывали старших сестер и меня. Только став замужней женщиной и столкнувшись с порядками в чужой семье, я поняла, как же мне повезло с родителями. Или, наоборот, не повезло. Возможно, строгость бабушки могла бы закалить мой характер лучше родительской ласки.

Когда мне исполнилось десять лет, бабушка отстранилась от дел поместья, передала свои обязанности маме, в том числе и мое воспитание, но это была ее единственная уступка. С рассветом служанки облачали ее в парчовые халаты, укладывали волосы в тяжелую замысловатую прическу, подбирали украшения под стать наряду, немного подкрашивали лицо. Весь день она блюла достоинство, как драгоценный нефрит: после завтрака принимала гостей, после обеда слушала чтение классических трудов, а по вечерам ее личный дворик наполнялся звуками гуциня или стихами старинных пьес.

Я подождала, пока служанка оповестит бабушку о моем приходе, и, получив приглашение, вошла в небольшие ворота. Благодаря душевному зверю — огненной лисе, бабушка выглядела моложе своего возраста, никто бы не дал ей больше шестидесяти лет. Бай-Бай, снежная лиса, делала то же самое для матери, в свои сорок пять та казалась тридцатилетней.

— Доброе утро, Ялань! — сухо поприветствовала меня бабушка.

Она сидела в тени дерева, сложив руки на коленях. Статная, строгая и даже чопорная, бабушка словно находилась на официальном приеме, где снисходительно допускала до себя просителей. А ведь я ее младшая внучка!

— Внучка Ялань почтительно приветствует дорогую бабушку, — низко поклонилась я. — Пусть Небеса ниспошлют дорогой бабушке здоровье, сравнимое с сосной и кипарисом, и долголетие, равное Южным горам!

— Твои пожелания — лучшее лекарство, — бабушка одарила меня легкой улыбкой. — Вижу, душевный зверь пошел тебе на пользу, хоть я и не одобряю этот выбор. Зачем нужна эта ласка? Маленькая, пронырливая, похожа на крысу. Разве это подходящий зверь для девушки из благородной семьи? Лучше уж купили бы ту радужную лисицу, хотя это чересчур вызывающе. Куда только смотрел Вэй?

— Бабушка, как всегда, права, — снова поклон. — Ялань повела себя опрометчиво, взяв медовую ласку.

— Зато, как я погляжу, у тебя наконец появились манеры. Неужели существуют душевные звери, которые могут на это повлиять?

Разбалованная родителями, я обычно не придерживалась этикета внутри поместья да и вне его стен нередко позволяла себе лишнее, что всегда раздражало бабушку. Зато после уроков Сюэ Сюэ манеры вросли в мою плоть и кости — следовать этикету было легче, чем не следовать ему.

Полчаса мы с бабушкой говорили на общие темы, обсудили вчерашний прием у семьи Су, погоду, домашние дела, новые прически, что недавно вошли в моду, и лишь затем мне было дозволено перейти к причинам визита.

— Осмелюсь попросить у бабушки разрешения посетить городские лавки…

Она прервала меня:

— Увы, дитя, я не могу разрешить тебе выйти из поместья.

— Могу ли я узнать причину?

Бабушка со вздохом поднялась из кресла, подошла ко мне и сказала:

— Ялань, это не мой каприз, а воля твоего отца. Ты его вчера разозлила, и он велел не выпускать тебя за ворота. Подожди немного. Его гнев стихнет, и ты снова сможешь гулять с подругами. Если что-то нужно — проси у меня. Ли Вэй не посмеет запретить своей матери помогать тебе.

Это было… неожиданно. Неужели отец до сих пор думает, что у меня есть неведомый поклонник? Как… забавно, хотя вместо последнего слова хотелось сказать что-то покрепче. Меня интересовали не только покупки, я надеялась отыскать доказательства, что Сюэ Сюэ не тот, кем кажется. В результате я не могу отказаться от помолвки, потому что у меня есть только слова, и не могу доказать их, потому что отец запретил выходить. Тупик.

— Ялань?

— Да, прошу прощения, я задумалась. Тогда я вынуждена попросить дорогую бабушку о помощи. Мне нужна чистая бумага и тушь. Много листов и много туши. Той, что у меня есть, недостаточно.

Лицо бабушки смягчилось:

— Неужели на вчерашнем приеме кто-то затронул твое сердечко? Ли Вэй также запретил выходить твоим личным служанкам, а все письма велел передавать ему.

— Нет-нет, это не для переписки. Хочу кое-что написать для себя.

— Хорошо, тебе принесут всё необходимое. Буду рада услышать твои стихи.

Кажется, бабушка решила, что я влюбилась и собираюсь излить чувства на бумагу. Но это было не так.

После полудня Лили принесла стопку рисовой бумаги шусюань, на которой так удобно вести беглые записи. Я растерла тушь, макнула кисть, на мгновение задумалась и начала писать.

Имена людей, что работали с Сюэ Сюэ: лавочники, чиновники, стражники, иноземцы. Дела, в которых он участвовал. Места, куда он ездил за время нашего брака. Предметы, которые он покупал. Всё. Каждая мелочь. Одно воспоминание тянуло за собой другое, причем не всегда связанное с Сюэ Сюэ. Я записывала всё подряд. Приемы. Празднества. Набеги степняков. Военные походы. Голодные бунты. Небывалые морозы и засухи. Новые душевные звери и их способности.

Потом перешла на более мелкие детали. В каком году в моду вошла прическа «облачная булочка»? Когда начали рисовать хуадянь, узор между бровями, в виде цветка абрикоса? Откуда семья Цзы привезла повара, который прославился кулинарным талантом на весь Линьцзин?