Японская война 1905. Книга восьмая (СИ) - Савинов Сергей Анатольевич - Страница 32

В своре миноносцев были разные корабли. Два старичка класса «Акатсуки» 1901 года постройки, два совсем свежих «Камикадзе» от 1904-го и остальные «Харусаме» 1902-го и 1903-го. Впрочем, в любом случае на каждом корабле стояли по два одиночных торпедных аппарата: чтобы иметь возможность и добавить атаке плотности, и одновременно не потерять в маневренности.

— Залп, — прошептал Ферзен.

При свете дня пуск торпед сопровождается лишь небольшим облачком и характерным плеском. А вот в ночной тьме, если знать, куда смотреть, можно разглядеть еле заметные вспышки.

— Они же с двух километров стреляли? — уточнил Соколов.

Ферзен кивнул. Хороший вопрос. Вообще, новые торпеды «Тайп-38 №2» могли пройти и четыре километра, но уж слишком много было тут шансов для сбоев. Раньше и вовсе предпочитали стрелять с километра, но доработанные двигатели и пусковые открывали новые возможности, и Того не собирался лишний раз подставлять свои миноносцы под слепой, но все равно опасный огонь американцев.

Восемнадцать кораблей запустили тридцать шесть торпед — они нырнули на положенную на старте глубину в три метра, а потом рванули вперед, оставляя за собой довольно заметный пузырьковый след. При свете дня такой сразу же заметят на любом корабле, но вот ночью — американцам оставалось только молиться! 11 метров в секунду, 180 секунд до конца. Василий Николаевич Ферзен зашевелил губами, но не успел закончить даже первую строчку…

— Тот крейсер! Он пошел на перехват! Прямо под торпеды! — Соколов затаил дыхание.

Ферзен тоже. Американцы были врагами, но такой поступок — его было просто невозможно не уважать. Прикрыть своих, причем не просто поддаться мгновению, а рассчитать скорость, маневр — осознанно пойти на смерть. Ради своих.

— Господь, упокой их души, — только и прошептал Ферзен, когда первая торпеда врезалась в корпус американского крейсера.

Тот почти не потерял скорость и собрал сразу еще несколько. Четыре, пять, шесть. Не так и много, но… Пылающий факел «Гальвестоуна» — теперь все могли прочитать его название — прикрыл самый центр вражеского строя. А еще… Он осветил окрестности, не давая миноносцам зайти на второй круг. Сущая мелочь, которая сломала всего лишь пару минут плана, но в корне изменила весь ход ночной охоты.

Вместо смертельного удара торпедная атака смогла потопить только один броненосец «Мэйн». Еще два получили повреждения, но под утро все они начали выходить в море. Мимо торчащего из-под воды края «Гальвестоуна», и каждый корабль рядом с ним разряжал свои пушки. Последняя дань закончившему свой путь экипажу, потому что выжить в воде ночью в ноябре да после стольких торпед было нереально.

— И что дальше? — тихо спросил мичман Соколов.

Именно их корабль маячил сегодня на горизонте, отслеживая движение врага и готовясь разорвать дистанцию, если контр-адмирал Эванс решится пойти на совсем уж крайние меры.

— Дальше все так же по плану, — Ферзен вздохнул.

— Но враг же будет готов к новым атакам?

— И все равно ему будет очень сложно их избежать. Сегодня американцы не только потеряли один корабль стоимостью в десяток миллионов. С поврежденными крейсерами их скорость упала, а значит, будет больше остановок. Больше ночных атак. И каждый раз они будут что-то терять. Или сразу корабли, или еще немного скорости. Без защищенного порта, без возможности оторваться от нас, без кораблей охранения этот флот был обречен еще как только они решили не вести с собой миноносцы через мыс Горн.

— И как только они станут слабее основного флота Того, тогда включатся и наши крупные корабли, — понял все Соколов.

— Все верно. Волки кусают добычу, волки загоняют добычу, а когда та почти лишается сил, вперед выходит вожак и наносит последний удар.

— И они ничего не смогут сделать?

— Если идти вперед, результат может быть только один. Единственный шанс — бросить поврежденные корабли и уходить теми, кто еще может поддерживать нормальную скорость. Однако вряд ли Вашингтон даст на такое добро.

На следующую ночь контр-адмирал Эванс пытался поставить противоминные сети, а также расставить патрули на спасательных шлюпках. Чтобы те подобно «Гальвестоуну» могли подсветить идущие в атаку миноносцы. Вот только у японцев уже был опыт подобной ночной охоты в Порт-Артуре.

На торпеды ставили ножи для рассечения сетей, запускали их в несколько волн, выбирая незащищенные направления, ну и работали на пределе дальности, когда от сидящих у самой воды наблюдателей на лодках не было совершенно никакой пользы. Тем не менее, удача снова была на стороне контр-адмирала Эванса. Его корабли получили всего одно небольшое повреждение, и скорость эскадры после ночных ремонтных работ даже подросла на пол-узла.

Вот только американцы не учли, что Того вряд ли будет полагаться исключительно на свой собственный опыт. На выходе из бухты головной броненосец «Огайо» налетел на минную постановку и почти сразу с головой зарылся в воду.

— Остался только «Миссури», — подвел итог Ферзен.

Американцы даже так еще превосходили их флот по количеству пушек. Четыре 12-дюймовых на последнем броненосце, по столько же 8-дюймовых на броненосных крейсерах. Но теперь уже всем было понятно, что продержится это преимущество только до следующей ночи. День, два, максимум неделя, и все будет кончено.

Сегодня пришло сообщение от адмирала Того.

Старый японец докладывал об уничтожении американского флота и извинялся за то, что часть кораблей все-таки смогли скрыться. Офицер, заступивший на пост командира эскадры после гибели контр-адмирала Эванса, принял очень непростое решение. Он довел поврежденные крейсера до ближайшего порта якобы нейтрального, но полностью подчиненного САСШ Эквадора, оставил их там интернироваться, а все остальные корабли повел на полной скорости обратно на юг.

Навязать им бой после такого было просто невозможно. Крейсер «Изумруд» отправился проследить за тем, что американская эскадра покинет Тихий океан, а остальные корабли повернули обратно к Сан-Франциско. План Хэйхатиро Того сработал, он отбил для нас океан и, главное, показал, что будет ждать любой флот, с какими бы пушками он к нам ни приплыл.

— В срочный вечерний выпуск, — я подвинул доклад Огинскому и потер виски.

С одной стороны, эта победа очень много нам давала. С другой, она ставила Вашингтон, Рузвельта и его союзников в такую позицию, что у них просто не оставалось выбора, кроме как снова активизировать боевые действия на земле. Эх, а мне так нравилось, когда они выжидали, почему-то считая, что время играет исключительно им на руку.

Мы ведь пока только начали операцию по Новому Орлеану. Очень много времени пришлось потратить на подготовку… Часть понтонов подвезли, часть сделали на месте, долго собирали их, стараясь не попадаться на глаза возможным наблюдателям, но в итоге сам рывок получился молниеносным. Причем Буденный еще и дополнил мою идею. Мы действительно перебросили броневики в тыл к американцам, но даже не стали пытаться штурмовать их позиции. Учитывая рельеф рядом с Миссисипи, что спереди, что сзади — там нигде было просто не подобраться.

А вот в сам город мы вошли легко. Вошли, начали занимать ключевые точки, и привычный сценарий дал сбой. Во-первых, здесь уже оказалось достаточно солдат, кто с нами сражался и кто был достаточно озлоблен, чтобы продолжать бой, несмотря ни на что. Во-вторых, местные просеверные американцы оказались в слишком больших контрах с остальным населением. Стоило нам появиться, как в городе началась резня, и о каких-либо переговорах пришлось забыть.

— Что на местах?

— Продолжаем брать под контроль нижний город. К среднему вышли пока только в районе французского квартала. Люди просто не хотят никого слушать, и с трудом удается обходиться без крови, — Огинский поморщился.

Я тоже: нижний город — это ведь фактически наши союзники, а уже там нам пришлось замедлиться до улицы в час. Проблема! Если затянем со штурмом, если дадим американцам опомниться и собраться, то в итоге этот прорыв может превратиться в наше собственное окружение.