Старые недобрые времена 2 (СИ) - Панфилов Василий "Маленький Диванный Тигр" - Страница 4

— Да, герр Ульссон, — отозвался попаданец, машинально покосившись, вслед за собеседником, наверх, и не обнаружив там решительно ничего для себя интересного, — Ничего не имею против вашего чудесного острова, но знаете ли, для меня даже тень Российской Империи достаточно осязаема и неприятна.

— Понимаю вас, герр Ковальски, — хохотнув, отозвался почтмейстер, — Нам, шведам, пришлось жить под властью этих…

Не договорив, он поморщился, сделав руками странный жест, будто сбрасывая налипший сор.

' — Зараза, — весело и зло подумал попаданец, — вот как такое может быть? Я к Российской Империи отношусь ничуть не лучше, но мне — можно! А когда при мне иностранец ругает, аж зубы ноют, так неприятно!'

Отдав седому, как лунь, возчику полтину серебром, Ванька занял своё место в повозке, вынудив потесниться на скамье двух мужчин, как выяснилось чуть позже, эстонцев. Багаж, с некоторым сомнением, пришлось засунуть под скамью, а ноги поставить на грубо сколоченный деревянный ящик с ещё живой рыбой, и только он успел угнездиться на своём месте, как повозка тронулась, покатившись по неровной каменистой дороге.

Сидеть пассажирам полагается спиной к кучеру, обозревая ящики и корзины с рыбой, да ме-едленно уплывающий вдаль горизонт. Из развлечений — ухабы, полёт чаек в небе, песенные завывания возчика, перемежаемые невнятными бурчаньями, покашливаниями и отхаркиваньями, да разглядывание каменистых пейзажей, среди которых время от времени можно было заметить отдалённо стоящие дома. Апофеозом экскурсии стали две встреченные по дороге повозки и недолгие переглядки с их водителями.

В самом начале Ванька сделал попытку разговорить эстонцев, но те, зажатые и неловкие, на русском почти не говорили, а их немецкий был таким бедным и жаргонным, что вскоре они, к взаимному облегчению, прекратили всяческое общение. Попаданец, скучая, старался не косится в их сторону вовсе уж рьяно, да гадал лениво, не зная, чем себя занять — в какой степени родства находятся эти двое.

Наконец, вдали показалась крепость Бомарсунд — огромное, восхитительно-циклопическое, бессмысленное сооружение, носящее следы не такой уж давней битвы, но впрочем, не слишком значительные. Кое-где щербины от ядер на стенах, следы копоти, да, Ванька подозревает, на земле наверняка остались осколки ядер и пули.

Последних, к слову, вряд ли слишком много — свинец недёшев, и большую его часть собрали если не сами солдаты, ставшие здесь лагерем, то местные жители, весьма дружелюбно встретившие победителей.

И очень много флагов, трепещущих на ветру, рвущихся в Небо, хлопающих полотнищами и прямо-таки кричащих — это Мы Победили! Британские, французские, сардинские, и…

… Османской Империи, и последнее Ваньку почему-то покоробило. Чёрт его знает… наверное, он привык воспринимать Турцию как нечто вторичное, и — победители…

Не родная, не любимая, ненавистная ему Российская Империя… но от чего тогда горечь во рту и мыслях? С трудом, и, наверное, не до конца, он постарался выкинуть эти мысли из головы, потому что — какого чёрта⁈

А вокруг — военный лагерь, удивительно пёстрый, широко раскинувшийся, но, к слову не слишком многочисленный. Захватив крепость, и окончательно утвердившись на Балтике, союзники вывезли большую часть своих войск, и сейчас здесь не более полутора тысяч человек, да и то, разве что если считать вместе с экипажами стоящих на якоре судов.

И снова — флаги, флаги… везде, и так много, что попаданцу даже показалось…

… снова, будто это какая-то историческая ярмарка, всё не по-настоящему!

А всего-то — каждый из флагов показывает расположение не только войск и полков, батальонов и рот, но и, во избежание путаницы, отдельных канцелярий, и последних — много!

Есть здесь и флаги Прусские, Австрийские, унитарные флаги Швеции и Норвегии — как представителей стран с дружественным нейтралитетом, и, в случае Швеции и Норвегии, или вернее — Швеции, как страны, которой будут переданы Аландские острова, но последнее — по слухам…

И флаги государств, приславших сюда военных наблюдателей или разного рода представителей — наверное, десятки… Во всяком случае, попаданец уверенно опознал флаг США, на котором пока не достаёт привычного числа звёздочек. Флаги немецких княжеств, герцогств, Вольных Городов. Итальянские…

… и разумеется, сами представители, и все, разумеется, в мундирах!

От этой пестроты и так-то рябит глаза, а человеку военному, выучившему наизусть всё это разноцветье ещё в Севастополе, это всё ещё и личное… и опасное! Пришлось даже напоминать себе, что он — Ежи Ковальский, и…

— Ещё один? — поинтересовался сухопарый и немолодой британский капрал, начальствующий над патрулём, остановившим повозку, уже по сути заехавшую в лагерь, — Кто? А, поляк…

Он сразу потерял интерес к попаданцу, сделавшемуся не иначе как частью пейзажа, скучного и давно приевшегося.

— Билли, отведи этого к французам, — коротко велел капрал одному из подчинённых, такому же немолодому и сухопарому, — да не вздумай задерживаться! А то…

Не договорив, он сдвинул брови, и Билл, изобразив служебное рвение, потянул за собой попаданца.

— А эти? — услышал Ванька за спиной, уже уходя, — Эстонцы? Да сколько их… они все, что ли, эмигрировать собрались?

Покосившись на сопровождающего, вопросы попаданец задавать не стал, да тот, судя по брюзгливой физиономии, не горит желанием общаться со всякими там…

… славянами.

Впрочем, демонстрировать своё пренебрежение славный выходец из Альбиона не стал, а большего от него Ванька и не ожидал.

Далеко идти не стали: завидев весёлую компанию французских солдат, Билл, не думая долго, передал им паренька, буркнув что-то неразборчивое, и удалился, не прощаясь, по-английски.

— Поляк? — поинтересовался француз, мельком, и не очень ласково, глянув в спину удаляющегося британца.

— Да, месье, — едва заметно поклонился попаданец, — сложные жизненные обстоятельства заставили меня…

— Да ясно, — грубо прервал его француз, — у вас тут всех сложные жизненные обстоятельства… Ладно! По-человечески говорить можешь, и уже хорошо, а то знал бы ты, как меня от собачьего языка русских воротит! После Севастополя, после…

У Ваньки по спине прошлись мурашки и чуть было, сам по себе, не проявился на лице совершенно волчий оскал, но… справился.

— Пошли! — приказал француз попаданцу.

— Парни, подождите здесь, — тут же попросил служивый товарищей, — я его к Андрэ отведу, и тут же назад.

— Есть тут у нас один, — пробурчал он, повернувшись к пареньку, — тоже… из ваших. Сами между собой…

… и они сами, между собой, и разобрались — Ванька, то бишь Ежи Ковальски, и Андрэ Новак, рыжеватый, несколько тщедушный, но задорный и задиристый так, что куда там французам! А какие у него усы…

… и гонор!

Но главное — звание сержанта и должность при штабе, позволяющая… да много чего позволяющая, и Андрэ Новак, француз польского происхождения, сын политического эмигранта, участника восстания 1830 — 1831 гг., пользуется этим, ничуть не стесняясь…

«Jeszcze Polska nie zginęła[i]», и всё хорошо, что идёт во славу Родине и её народу!

Это всё очень странно и сюрреалистично…

… и попаданцу приходилось постоянно напоминать себе, что он — Ежи Ковальски, поляк, потомок сосланных в Сибирь участников Ноябрьского восстания, и очень может быть, что его, Ежи, родители, воевали рядом с родителями Новака, и…

— … да, да, вероятнее всего! — кивал Андрэ, азартно бегая вокруг стола, — Тем более, вы говорите, не рядовым ваш отец был?

— По обмолвкам, — вздыхает Ежи, — только по обмолвкам, пан Новак. В ссылку он пошёл, как я понял, не под своим именем, да и потом, может быть…

— Да, да… — снова закивал Новак, — Знакомо, знакомо… а матушка?

— Умерла, когда совсем ребёнком был, — закаменел лицом Ежи, — так что и по-польски, собственно, не с кем говорить было, кроме как с отцом, а тот всё время то на службе, то в делах. Энергичный человек был!