Бесит в тебе - Сакру Ана - Страница 8

– Вот перестанет за тобой хвостом ходить, сама будешь виновата! – ворчит Тоня себе под нос, – Я бы на твоем месте уже давно…! – не договаривает, но так выразительно дергает бровями, что я краснею.

– Да несерьезно он, Тонь! – запальчиво отвечаю ей шепотом. Хоть Домна Маркеловна и спит, а все равно вдруг как раз в туалет встанет и нас услышит.

– Да с чего ты взяла? Сколько времени уже порог обивает! – спорит Тонька.

– С того! Знаешь, что было сегодня? – подаюсь к ней поближе, – Пришел утром на кафедру с конфетами и розой…

– Ну, вот видишь! – довольно перебивает Тоня.

– Да, и как приятеля своего в лаборантской увидал, так сразу сделал вид, что просто так принес, за услугу. А потом еще шепнул, что попозже зайдет, и так и не зашел, – добавляю, не в силах скрыть прорезающуюся обиду в голосе, – Видно, узнал, что Чижов в лаборантской со мной теперь целыми днями торчать будет, и струсил. Вот тебе и ухажёр. А ты… Серьезно…!

– Какой еще Чижов? – обращает внимание Тоня совсем не на то!

Даже досада берет. Я ей про вероломство Линчука, а она новую мужскую фамилию услышала и сразу глаза плотоядно вспыхнули. Вертихвостка!

Уж сколько я ее прикрываю с ее свиданиями да поздними возвращениями. В общине бы узнали, какую она жизнь тут ведет, обратно бы вернули вмиг! Но у Тони мечта – в Москве замуж выйти, и не за приходского, а за обычного, светского. Вот и передружила уже с половиной парней из ее ветеринарной академии. Благо, они там воспитанные ребята, приличные. Пока, насколько знаю, ничего плохого не произошло.

Но и подставляться мне, плетя каждый раз с три короба Домне Маркеловне, где Тонька ходит до ночи, порядком надоело.

– Да есть там один… раздолбай, – нехотя отвечаю про Чижова, вылепливая очередной пельмень, – Курсовую завалил, его Пал Палыч и припряг помогать мне на кафедре…

– Оу, прямо тебе в услужение? – играет Тонька бровями, и я невольно смеюсь.

– Ага, крепостного выдали.

– Ахах! И как крепостной? Красивый? – Тонька от любопытства порозовела вся.

Мнусь с секунду, в памяти Ванькин угольный взгляд всплывает, тугие кудри, блестящие иссиня черным, крепкая шея, вены на руках. Ерзаю на стуле от того, что внизу живота странно тепло зудит.

– Красивый, – скорбно вздыхаю вслух. Как бес, добавляю про себя.

– Что ж так грустно? – фыркает Тонька.

– Шуму много от него, и дурной, – поджимаю губы, – Знаешь, такой… Легковесный, несерьезный…

– Понятно… Не, нам таких не надо. Хоть не обижает? – участливо спрашивает Тоня.

В мыслях мелькает образ, как плакала на его плече сегодня. И опять жарко и дико неловко. Очень странная смесь чувств, все дрожит от нее внутри.

– Нет, – коротко бросаю вслух и перевожу тему.

С пельменями заканчиваем в половине двенадцатого. Быстренько прибираем на кухне, по очереди идем в душ и, помолившись, ложимся спать.

Спим мы с Тоней в зале. Раньше на старом диване ютились, а потом баба Дома разрешила выкинуть его и две софы ортопедические купить. Тонина стоит напротив старенького телевизора, а моя – ближе к окну.

Сестра вырубается практически сразу, а я все ворочаюсь, не в силах уснуть. Прошедший день так и крутится перед глазами, не отпускает. И все больше про то, как с Ванькой чай пила, нервно и громко смеясь его дурацким грубоватым шуткам и незаметно вытирая ладонями мокрые щеки.

Нагота какая-то была в этом для меня, будто случайно подпустила туда, куда мало кого пускаю. Или он сам влез как медведь в избу, не спрашивая. Наглый.

Телефон на подоконнике вспыхивает включившимся экраном. Протягиваю руку, чтобы посмотреть что там.

И через секунду сердце срывается на частый пульсирующий бег. От Марка сообщение. Переворачиваюсь на живот, повыше натянув одеяло, чтобы сильно не светить на всю комнату. Читаю.

Привет, царевна. Не удалось зайти еще раз, прости! Но ты же не обижаешься? Придешь на игру завтра?

Кусаю губы, раздумывая что ответить. Пульс уже во всем теле тарахтит.

На что мне обижаться? Что ты при Чижове сделал вид, что просто так конфеты принес? Не обижаюсь, но и на матч не пойду.

Пишет. Стирает… Пишет… А я, затаив дыхание, жду.

Я думал, это ты так хочешь, вот и сделал вид. Ведь это же ты меня все время на расстоянии держишь! Если после матча поедешь со мной на свидание, я хоть всему универу прокричу, что ты мне нравишься. Только сама то рискнешь? Кричать?

Читаю и глаза все шире становятся. На последних буквах того гляди и вовсе из орбит выпрыгнут. Что? Он серьёзно??

Не надо кричать!

Пишу свою первую эмоцию. Мне прилетают смеющиеся смайлики. А сразу следом.

Поехали со мной после матча.

Печатаю

Куда?

И сама уже понимаю, что это я так соглашаюсь. Лицо горит. Боженька, помоги, защити, дай не ошибиться! Но мне хочется поддаться, да. Я всего лишь девушка, которой хочется ласки, хочется быть красивой и нужной в чьих-то глазах. Хочется чувствовать себя особенной, а не так, как говорил Ванька сегодня…Фриковатой!

Пусть для Чижова я такая, плевать. А вот для другого нет!

И я верю, что Марк не позволит себе лишнего, столько времени он достойно себя вел!

Это будет сюрприз! Ну так поедешь?

Да.

Гул, стоящий в спортзале, оглушает, как только сворачиваю в прилегающую к нему рекреацию. Здесь уже целая толпа – не пройти. Кажется, что весь университет, и наш, и соперников, решил посмотреть на игру.

Секрет такой популярности баскетбола прост – ректор разрешает уходить с пар, чтобы поддержать команду, поэтому конечно основная масса студентов уверена, что грех не воспользоваться столь заманчивой возможностью.

Вот и я ушла с кафедры пораньше, а Чижов и вовсе не явился сегодня. И даже не предупредил!

И я сидела как на иголках битый час, вздрагивая каждый раз, как открывалась дверь, думая, что это Ваня, пока не решилась спросить у Пал Палыча, и тот недовольно пробурчал, что у Ивана Васильевича, видите ли, игра.

Я не то, чтобы ждала его… Нет! Упаси боже!

Но я сегодня оделась… немного по-другому. И косу более сложную заплела, и ресницы подкрасила, и блеск нанесла на губы. Конечно, я сделала все это для Марка, с которым согласилась погулять сразу после игры, но мне не терпелось посмотреть на реакцию Чижова – заметит или нет?

Вдруг заметит?

И заберет назад свое "фриковатая"!

Никак это несчастное слово не шло у меня из головы. Крепко задело.

И навязчиво хотелось теперь увидеть в угольных глазах Ивана не только снисходительную насмешку, сильно смахивающую на жалость, но и… Не знаю, что-то более для меня как для девушки лестное.

Пройдя по коридору, перед самым спортзалом сворачиваю в туалет, испытывая острую потребность посмотреть на себя в зеркало и проверить все ли в порядке. Оправляю длинную плиссированную юбку, проверяю пуговицы на белой шелковой блузке, сама дурея от своей смелости, что надела ее просто так, без кофты сверху, как обычно.

Пусть для других девочек это пустяк, а по мне шелк дико просвечивает. Я вижу намек на кружево своего бюстгальтера, а щеки розовым горят от одного осознания, что вижу это не только я.

И блузку, и красивое белье мне дарила мачеха. Тятя бы в ни жизнь не одобрил такое, но, благо, он по моим бельевым шкафам на лазит, а Снежана всегда говорит, что красивое белье – самый простой способ для женщины почувствовать уверенность в себе.

Вот только я не уверенность чувствую, а возбужденную дрожь. И глаза будто ярче светятся из-за этого, обрамленные черными накрашенными ресницами.

В туалет заходит толпа незнакомых девчонок, и я ретируюсь. Иду уже в зал. Здесь поначалу теряюсь, скамейки забиты пришедшими студентами, и я не сразу соображаю где свои.

Сориентироваться мне помогает Лида Тихая, моя одногруппница. Улыбнувшись, она машет со второго ряда трибун, приглашая присоединиться к ее компании.

– Шуйская! Ты тоже тут? Иди к нам! – не стесняясь никого, звонко кричит.