Замкнутый дракон, или Кто съел кулебяку с катикаком?! (СИ) - Амеличева Елена - Страница 22

- Никакого «или» не будет! – громкий рык заставил нас обеих вздрогнуть.

- Захария! – радостно выдохнула я, увидев вошедшего в кабинет дракона.

- Ты возьмешь вот эти деньги, - он прошагал к столу, достал из ящика кошель и швырнул им в Сидорину, что сидела ни жива, ни мертва, напоминая окаменевшую статую, которая разве что ресницами белесыми хлопала. – И исчезнешь с глаз моих, подписав документы о передаче опеки и всех прав на детей в пользу Виктории! Поняла?

Женщина прижала к груди деньги и что-то жалобно проблеяла в ответ, не сводя глаз, наполненных ужасом, с хозяина замка. И надо отметить, мне это было весьма приятно. Только что она сидела напротив и с удовольствием мучила «ледь», над которой почувствовала полную власть, чем и не преминула воспользоваться. Надоело, видимо, пресмыкаться перед богатеями, почуяла свою силу и решила отыграться – пусть и мимолетно, но все покусать кого-то в свою очередь. А теперь тряслась, как лист на ветру в ураган, подобострастно глядя на Захарию.

- Позволишь, Виктория? – он посмотрел на меня.

- Конечно, - я встала, уступив ему место за столом.

Мужчина взял лист бумаги, положил перед собой. Немного помедлил, собираясь с мыслями, затем окунул перо в чернильницу, и острый кончик быстро заскользил, выводя слова договора. Такие простые, но меняющие, даже спасающие целые жизни - две маленькие жизни. А может, даже и четыре, кто знает.

- Готово, - посыпав его песочком, дракон подул на документ и протянул мне. – Изучи, пожалуйста. Если все устраивает, подпиши.

Я взяла судьбоносный лист. Строчки запрыгали перед моими глазами, что наполнились слезами. Поняла только одно – теперь мы с Захарией опекуны Александра и Нюсеньки. Навсегда! Дети отныне в безопасности!

Никакая злая и бессердечная тетка, готовая продать их на потребу бессовестным богачам, больше над ними не властна. Как и дурной дед, что так мечтал о наследнике, что жен одну за другой в могилу сводил бесконечными родами, а перед родными внуками, детьми единственного сына, что остались сиротами, двери дома наглухо захлопнул перед самым носом.

Я оставила подпись и дрожащими руками вернула бумагу дракону. Тот положил ее перед Сидориной и встал за спиной женщины. Объяснил суть документа и велел, сунув ей перо:

- Ставь крестик, живо.

Она неловко взяла перо из его пальцев. Рука замерла над листом. Видимо, жадность мешала, нашептывая на ухо, что можно и продешевить.

- Или же возвращай кошель, - с усмешкой добавил дракон, прекрасно понимая, где находится рычаг давления на эту мерзавку.

Женщина тут же заскрипела острым кончиком по договору, старательно выводя подпись всех, кто не умеет читать - крестик.

- А теперь – пошла вон, тварь! – рыкнул мужчина, и гадину как ветром сдуло.

Подскочив, она метнулась к двери ошалевшим колобком, тщательно прижимая к груди кошель с монетами. Через мгновение лишь сквозняк прогулялся по кабинету, словно тоже торопился не оставить и следа от смрада Сидорины в помещении.

- Спасибо! – выдохнула я, с восхищением глядя на спасителя – и моего, и деток.

- Пожалуйста, - улыбнулся тепло. – Но в следующий раз, если потребуется помощь, зови, не стесняйся, хорошо? Я всегда помогу, Тори, - глаза просияли нежностью. – Во всем. Договорились?

- Да, - кивнула ему, тоже улыбаясь, – договорились!

К концу непростого дня я так устала, что едва доползла до двери в свою спальню.

- Ты тоже без сил? – спросила у маленького таракашки, что сидел у косяка, уныло развесив усики.

Тот промолчал, естественно. Но сил убегать у него не имелось. Значит, мы были примерно на равных. Улыбнувшись, не стала его трогать. Все ж таки каждая букарашка хочет жить, хоть человек, хоть таракан.

- Пррриехали, - констатировал Бука, прибывший в опочивальню, как король, «с доставкой» на моем плече.

Я прошла в комнату, честно наплевала на ванну и села расчесывать волосы, хрюкнув себе под нос – с намеком на то, что знаю, как называется особа, что ложится спать немытой.

- Попуга отпрррравляется бай-бай, - сообщил ара и оседлал свою жердочку на прикроватной тумбочке.

Через секунду он поджал под себя одну лапку, и раздалось тихое пощелкивание клювом – как всегда, когда мой хулиган спал. Видимо, ему снились вкусные орешки. Усмехнулась, глядя на него. Вот кто больше всех устал за день, сразу видно. Конечно, столько дел! И похулиганить надо успеть, и вкусняшек у всех выморщить, и над малышом Казимиром полетать под восторженное сияние глазенок и крики «Хочу птииицкуууу!». Умаешься, еще бы.

Я отложила щетку. Глаза слипались, поэтому сначала подумала, что зеленоватое свечение на потолке – плод воображения, тоже уставшего за день. Поморгала, потрясла головой, прогоняя дрему, такую сладкую, что в ней хотелось утонуть, как маленькой мушке в варенье, с головой окунувшись в сладкую смерть. Но разводы цвета размазанных водорослей никуда не делись.

Придется разбираться.

Встала, тяжело вздохнув, подошла к окну и замерла, утонув во всполохах, что бушевали в ущелье. Прямо-таки северное сияние, надо же! Когда-то читала о нем в книге, которую приносил мне жених Глен. Плавно перетекая друг в друга, потеки мертвенного света окутывали мужскую фигуру. Я узнала его – это был Леонард. Похожий на водяного из-за того, что свечение перекрашивало его белые волосы в зеленый, он вскинул руки вверх.

Кончики пальцев словно удлинились и растеклись в разные стороны юркими, упругими щупальцами. Тьма ущелья начала обвивать их, впитываться в эти уродливые отростки и непрекращающейся пульсацией поползла в тело некроманта. Тот изогнулся и зарычал. Его рык эхом отразился от стен ущелья, полетел вверх, ударил по моим ушам – неожиданно сильно, будто в отместку за то, что подсматривала.

Что-то горячее прожгло бедро, словно в карман запрыгнула дурная раскаленная головешка из печки. Хмурясь, пошарила в кармане и достала оттуда монетку. Ту самую, что отняла у сороки. Денежка сияла изнутри и была такой горячей, что ее хотелось перекидывать с руки на руку, как только что испеченную в кожуре картофелину.

Я положила сорочий трофей на подоконник и тут же заметила, что сияние внизу начало стухать. Непонятная энергия больше не бежала по щупальцам к телу Леонарда. Скорее уж наоборот, она будто утекала из него, истекая по отросткам и наполняя ущелье, у которого и была отнята.

На миг показалось, что в сиянии мечутся какие-то фигуры. Искаженные, словно я смотрела на них сквозь выпуклую слезу, застлавшую глаз, они вздымали вверх поломанные руки, кривлялись, таяли, растекаясь свечными огарками и опять восставали, распахивая рот в беззвучном крике. Он что, питается страданиями призраков через мощь ущелья, осенило меня.

Некромант вновь зарычал – но на сей раз глухо, раздраженно. Мигом сбросив с пальцев высыхающие на глазах плети, резко развернулся и уставился в мое лицо. Его черная фигура слилась с тьмой, что окутала расщелину. Череп протаял зловещей зеленью, погасив очертания плоти. Взгляд просиял такой ненавистью, что я отшатнулась, подавившись собственным дыханием.

Внутри взорвался ледяной ком ужаса, окатив все колкими, острыми и режущими душу льдинками. Дыхание перехватило, сердце же застучало так, словно вознамерилось сбежать подальше от того, кто творил беспредел в ущелье. Как можно дальше, чтобы никогда больше не видеть это чудовище!

Когда я набралась смелости снова посмотреть в окно, внизу уже никого не было. Ощущение такое, что мне все это приснилось. Но не спала ведь.

Вздрогнув от стука в дверь, уронила расческу. Та угодила рукоятью прямиком по самому маленькому и беззащитному пальцу на ноге – мизинчику. Зашипев от боли, допрыгала до двери и, как умная девочка, осведомилась:

- Кто там?

Вовсе не хотелось бы ночью впустить в спальню Леонарда. Хотя и Захарии в такое время суток тут делать нечего. Но дракону я доверяю. Он не причинит мне вреда, в этом уверена.