Физрук: на своей волне 5 (СИ) - Гуров Валерий Александрович - Страница 12

Я поднял руку, чтобы остановить её поток энтузиазма.

— Сонь, всё это, конечно, очень интересно и занимательно, но давай ближе к делу. Скажи простыми словами: если кто-то из моих ребят возьмёт Олимпиаду, что конкретно он получит? Какие ништяки будут у школьника за победу?

Соня чуть смутилась — было видно, что она собиралась развернуть целую лекцию. Но обиды не возникло. Завуч перешла к сути.

— Ну-у… — протянула она. — Давай так: диплом победителя Олимпиады как минимум облегчает путь школьнику в выбранный вуз. Насколько сильно — зависит уже от уровня Олимпиады, её профиля и направления, на которое ребёнок будет поступать. Но в любом случае это очень серьёзный плюс.

Она говорила уверенно — видно, что тему завуч знала лучше всех в школе.

— Этапов у олимпиад много, — продолжила она, — есть школьный, есть муниципальный, региональный… Но мы сейчас говорим именно о муниципальном — то есть о городском уровне. И да, такие достижения учитываются при поступлении, особенно если ребёнок подаёт документы в спортивные, педагогические или медицинские вузы. Список немаленький.

Я задумался. Да, звучит логично. Фактически — то же, что в боксе или в любом другом спорте. Сначала ты определяешь лучших внутри клуба, потом отправляешь их на городские соревнования.

Соня, уже войдя во вкус объяснений, продолжила:

— Если бы речь шла о региональном уровне олимпиады или, тем более, о заключительном всероссийском этапе… Вот тогда школьникам бы светили реальные, серьёзные льготы. Главная цель любого олимпиадника — это диплом призёра или победителя заключительного этапа ВсОШ. Он даёт БВИ.

БВИ, ВсОШ, льготы, этапы… Всё это звучало как на китайском языке. Соня тут же заметила моё выражение лица и поспешила пояснить:

— В смысле, Володь… — она слегка улыбнулась, — БВИ — это поступление без вступительных испытаний. На бюджет. В любой вуз по направлению, которое соответствует профилю олимпиады.

— Понятно… — ответил я, хотя никакой особой ясности это не добавило.

Интересно, занимательно, красиво звучит, но всё это явно не про мой запрос. Я улыбнулся и вернул разговор в нужное русло:

— Соня, всё это, конечно, потрясающе. Но давай ближе к делу. Если говорить конкретно о наших ребятах и девчатах… что они получат реально, а не в перспективе космического будущего?

Соня замялась, размышляя над ответом.

Я же уже примерно понял, что услышу. Пускай сама дойдёт до вывода, даже если этот вывод очевиден.

Завуч молчала несколько секунд, а я ждал внятного ответа. И Соня, наконец, его выдала.

— Ну… так-то они смогут перейти на следующий этап олимпиады, — сказала она, пожав плечами. — И уже там бороться за более высокие места. А пока… пока результаты этой Олимпиады нужно будет подтверждать результатами ЕГЭ. Обычно надо набрать выше семидесяти пяти баллов, но каждый вуз может выставить свою планку…

— Понятно, — заверил я. — То есть всё ровно так же, как и у нас, у учителей. Олимпиада на общественных началах. Вы участвуйте, а вам за это ничего не будет, кроме «спасибо» и грамоты в рамочке, которую потом пылью припорошит?

Соня закусила губу, опустила глаза и, после короткой паузы, всё-таки кивнула.

— Ну… да, Володя. По-честному — да. Ни учителям, ни детям за муниципальную олимпиаду ничего не положено.

— Ладно, — хмыкнул я. — Тогда пойду. Попробую объяснить ребятам, что значит участвовать, когда тебе за это ничего не обещают. Это будет, конечно, весёлый разговор.

— Мне кажется… у тебя получится их замотивировать, — вздохнула Соня, снова чуть смутившись.

Я развернулся, взялся за ручку и потянул дверь на себя. Открывал чуть резче, чем нужно — мысли уже были в спортзале, возле ребят.

И в этот момент с обратной стороны вдруг раздалось короткое «Ай!». А следом… глухой, отчётливый удар о пол, судя по всему, пятой точки.

Мы с Соней переглянулись. Завуч напряглась, будто уже знала, кто там может быть… Я же был готов увидеть всё, что угодно.

Я распахнул дверь и выглянул в коридор — и тут же уткнулся взглядом в трудовика, который сидел прямо на полу на своей пятой точке. Он растерянно хлопал глазами, одной рукой держась за глаз, очевидно, тот самый, в который ему прилетела дверная ручка.

Он вздрогнул, увидев меня. Похоже, мужик ожидал чего угодно, но точно не того, что я выйду из кабинета завуча именно сейчас. Ситуация получилась… пикантная, мягко говоря.

— Опачки, какие люди, — хмыкнул я, разглядывая трудовика сверху вниз.

— Здорова, физрук, — фыркнул он, пытаясь сохранить вид гордого самца.

— Ага, здорово и тебе, трудовик, — сказал я, чуть приподняв бровь. — Чё, смотрю, бандитская пуля тебя зацепила?

Трудовик попытался усмехнуться, но вышло так себе. Вся его поза, каждое движение выдавали одно: он ожидал, что я его сейчас начну допрашивать. Особенно после того, как он так неудачно недавно зашёл в кабинет директора.

И ещё сильнее его нервозность проявлялась от мысли о том, что я будто бы застал его в момент подслушивания нашего разговора с Соней. А нервничал бедолага изрядно — это было видно даже невооружённым глазом.

Но задавать вопросы я не собирался. И показывать, что хоть что-то понял, тоже.

Пусть думает, что всё в порядке и расслабится. Будет лучше, если трудовик будет считать меня недалёким физруком, который ничего не заподозрил.

Так что я лишь протянул ему руку, будто просто хотел помочь подняться.

Я не стал торопить события. Если уж играть в слепого физрука, то играть до конца. Сейчас мне были не нужны лишние движения и вопросы, которые могли преждевременно вскрыть карты.

Мне нужны были развязанные руки, а значит — пусть бедолага хоть немного успокоится.

— Давай, вставай, а то простудишься, — сказал я, протягивая ему руку.

Но трудовик, как и ожидалось, помощь проигнорировал.

— Сам встану, — буркнул он, будто я покусился на его честь.

Трудовик поднялся, отряхнул пиджак, пытаясь придать себе важный вид, и, что логично, тут же поспешил оправдаться:

— Да представляешь… шёл в туалет… и вижу — шнурки развязались! Я их решил завязать… ну а ты как раз дверь открыл! Вот же ж, блин… случайность…

— Ага, — я кивнул, посмотрев в сторону туалетов.

Улыбку пришлось подавить усилием, чтобы не выдать себя раньше времени.

— Ты, может быть, туалет перепутал?

Трудовик дёрнулся, весь ощетинился, не сразу поняв, почему я так говорю.

— Почему?.. — уточнил он.

— Не знаю, — я пожал плечами. — Наверное, потому что если бы ты чаще бывал в школе, то знал бы, что это — женский туалет.

Трудовик аж побледнел, а потом поспешно закивал, явно пытаясь выбраться из неудобного положения.

— Да… ах да… точно! Ну вот… некрасиво получилось… женский туалет… чёрт…

Он мямлил, путался, и было видно, что мысли у него в голове путаются. Мужик прямо сейчас пытался понять: а заметил ли я, что он делал?

И вот тут, чтобы окончательно закрепить его чувство ложной безопасности, я сам сделал шаг ему навстречу. Тупо перевёл разговор на совершенно другую тему. На болезненную для трудовика, да, но такую, которая никак не касалась последних событий и подслушанных разговоров.

— Ты в следующий раз за шнурками поглядывай, — сказал я. — А вообще дам совет от всей души. Когда к бабе приходишь прощения выпрашивать, хоть цветочки прикупи, ради приличия. А то с пустыми руками — ну совсем не комильфо.

Я произнёс это легко и непринуждённо. И по выражению лица трудовика сразу увидел, как он… выдохнул. Он явно понял, что раз я переключил разговор на другую тему, значит, никаких прямых обвинений сейчас не будет.

Трудовик воспрял и снова попытался строить из себя уверенного альфа-самца.

— Спасибо, конечно, — бросил он с показной бравадой, — но со своими женщинами я как-нибудь без тебя разберусь.

— Разберись, разберись, — так же пренебрежительно отозвался я. — И с женщинами, и со шнурками.