Спецназ. Притворись моим (СИ) - Вайн Лана - Страница 5

— Я видел, — мужчина кивает, возвращаясь за свой столик. Берет чашку с кофе. — У тебя отлично получалось. Еще пара минут, и ты бы его точно взглядом испепелила.

Я втыкаю вилку в лист салата.

— Могла бы и сама справиться. Без твоей геройской помощи.

— Не сомневаюсь, Агапова, — уголки его губ снова ползут вверх в этой издевательской ухмылке. — Ты у нас девушка боевая.

Делает глоток кофе. А потом, вместо того чтобы уйти, берет и без спроса плюхается на стул напротив меня.

Я давлюсь воздухом от такой наглости.

— Я тебя вроде не приглашала, — язвлю я.

— А я и не в гости, — Сота откидывается на спинку стула. — Я пришел на главную актрису будущего представления посмотреть.

Я хмурюсь, не понимая.

— Какое еще представление?

— «Ириска в стране отчаянных афер», — он усмехается, глядя мне прямо в глаза. — Громкая премьера. Билеты, говорят, уже не достать.

Я застываю с вилкой на полпути ко рту.

Черт! Сова, я тебя убью!

Щеки вспыхивают так, что, кажется, сейчас дымиться начнут.

— Это… Это не твое дело!

— Да мне-то плевать, — спецназовец пожимает плечами, отпивая кофе. — Просто… — оглядывает меня с ног до головы. Внимательно так. Изучающе. — План у тебя, Агапова, так себе.

— В смысле?

— В смысле, — он наклоняется чуть ближе, понижая голос. — Ты врать не умеешь. От слова «совсем».

— Да что ты…

— У тебя на лбу бегущей строкой горит: «ПОМОГИТЕ, Я ВРУ МАМЕ!». Тебя твоя мама расколет через пять минут. И этот твой мифический «жених»… Дай угадаю, в интернете хотела поискать, если Сава ничего не придумает? Ну серьезно? Ты хоть представляешь, какой экземпляр откликнется на объявление: «Ищу мужика на три дня, чтобы обмануть родителей»? К тебе либо кто-то, как Паша, придет, только трезвый. Либо альфонс. Либо маньяк.

Я смотрю на Сотникова, и у меня заканчиваются слова.

Потому что… Потому что он прав, мать его!

— И что ты предлагаешь, умник? — шиплю я, чувствуя полное поражение.

Никита ставит чашку. Смотрит на меня в упор. И на его лице расползается самая наглая, самая самодовольная улыбка из всех, что я видела.

— Я? — переспрашивает он. — Ничего. Кто я такой, чтобы тебе что-то предлагать.

Я моргаю.

— Что?

— Ни-че-го, — повторяет по слогам. — Это твоя проблема, Агапова. Не моя. Я своему брату давно говорил, что ты — ходячая катастрофа. Приятно знать, что не ошибся.

— То есть ты подсел, чтобы просто позлорадствовать?

— Аха.

Он усмехается, глядя на мое вытянувшееся лицо. А потом поднимается и, бросая на стол несколько купюр, желает с издевательским смешком:

— Приятного аппетита, Ириска. Осторожно, не подавись!

И уходит.

Заставляя меня закипать. Снова.

Вот же… козел!

Самовлюбленный, напыщенный петух!

«Нам бы только ночь простоять, да день продержаться»…

В нашем случае — две ночи.

И в первую мы нет-нет да периодически собачимся.

Она мне слово.

Я ей два.

Дальше по накатанной. Пока у обоих нелестные эпитеты не иссякнут. Только тогда на перезарядку своих боевых «саркастических» уходим. До тех пор, пока кого-нибудь из нас снова не закусит. Короче, первая ночь в поезде выходит веселой.

Еще компания молодежи за стенкой шумная едет: ржут, орут, бухают — всё по стандарту. И проводницы по коридору шастают, шурша баллонами с белой краской и мишурой, украшают вагон к приближающимся праздникам. Отвык я от такой какофонии звуков.

В итоге засыпаю только в районе трех.

А ровно в восемь утра уже открываю глаза, упершись взглядом в верхнюю полку. Выдрессированный за много лет на подъемы организм не разделяет отпуск и трудовые будни. Ему по херу, что мы еще можем спать и спать. Ничего не могу с этим поделать.

Потягиваюсь, растираю ладонями лицо. Я едва помещаюсь на короткой кровати. Поворачиваю голову. В утреннем полумраке разглядываю спящую Агапову. Хорошенькая, растрёпанная. Ладошки под щеку подложила. Губы едва заметно улыбаются. Темные длинные реснички подрагивают.

Хмыкаю.

Ну прямо ангел во плоти!

Что ж у тебя характер-то такой… непримиримый? Нормальная же девчонка. Если по факту. Без напыления.

Следующий час гоняю по черепушке мысли, как бильярдный шар по столу, и ворочаюсь, пытаясь или заснуть, или хотя бы найти сносное положение для своего тела, чтобы оно перестало затекать. Всеми силами стараюсь не будить «лихо».

В начале десятого сдаюсь.

Поднимаюсь. Мышью вытаскиваю из сумки полотенце, хватаю щетку, пасту и гребу в уборную. Тут приходится отстоять очередь из трех человек. И это была бы скука смертная, если бы прямо за мной не встала симпатичная студентка филфака. Четвертый курс, ноги от ушей, взгляд откровенно заигрывающий и инициативность — всё, как я люблю.

За легким флиртом и непринужденной болтовней полчаса в очереди пролетают как пять минут. Бонусом — номерок телефона, по которому я, вероятней всего, никогда не позвоню. И вот я, умытый, довольный, подпитавшийся женской энергетикой, — возвращаюсь в купе.

Принцесса Ириска дрыхнет без задних ног. Ей не мешает ни легкий шум железной дороги, ни болтовня в коридоре, ни яркий солнечный свет. Спит так крепко и сладко, что аж завидно становится.

Так дело не пойдет!

Я не сплю, и ты не спишь, принцесса.

Выдергиваю из тонкой первой подушки торчащее перышко и присаживаюсь на корточки рядом с девчонкой. По губам ползет гаденькая улыбка. Никитка, тридцать пять годиков. Заношу перо над лицом Агаповой и легонько щекочу кончик носика.

Морщится.

Прохожусь по линии подбородка.

Отмахивается.

Я отдергиваю руку, едва не попав под удар. Выжидаю пару секунд.

Моя попутчица снова затихает, продолжая посапывать.

Касаюсь кончиком перышка ее приоткрытых губ. Очерчиваю полноватую нижнюю и V-образный уголок верхней. Щекочу ямочки на щеках и спускаюсь ниже. Касаюсь шеи.

Дыхание принцессы учащается.

Мое, что странно, тоже.

Она поджимает губы.

А я залипаю на них взглядом. Всё-таки, если исключить все вводные, страшно хочется их засосать. По-взрослому, крепко, с полной самоотдачей. Чтобы дыхание перехватило и легкие сжались без воздуха!

Неосознанно поддаюсь вперед, возможно, чуть больше, чем нужно, нависая над Агаповой. И именно в этот момент эта коза распахивает свои ясные, как небо за окном, глаза. Распахивает и… испуганно дергает головой, врезая мне лбом по носу.

— … лять, Агапова, опять! — выругиваюсь я. — М-м, — оседаю задницей на пол. — Ты че творишь-то, буйная? — ругаюсь, ощупывая нос.

Целый вроде.

Тогда что это был за хруст?

По ходу, мое достоинство треснуло к чертовой матери.

— А ты че лезешь к моему лицу своей мордой? — шипит коза, выпутываясь из одеяла.

— Разбудить тебя хотел, че! — ворчу, поднимаясь на ноги.

— Каким это образом?

— Ну точно не как принц спящую красавицу. Я не принц, да и ты…

— Еще одно слово, Сотников, и клянусь, я тебе врежу! — воинственно тычет пальцем в мою грудь. Волосы в беспорядке, щеки румяные, глаза бешеные. Не девушка — фурия.

— Уже врезала. С добрым утром.

— Рядом с тобой утро добрым быть не может.

— Это смотря в каких обстоятельствах мы вместе проснемся.

— Ой, цыц! — изображает знак «заткнись» Агапова. — Две минуты тебя вижу, а голова уже раскалывается! — отворачивается, заправляя постель. — Лучше дай зарядку для телефона, — бросает как бы мимоходом.

— А обещание жениться тебе не дать?

Она зубы стискивает и рычит в мою сторону.

Я выдергиваю провод из розетки со своей стороны и кидаю на ее кровать.

— В качестве спасибо подойдут пирожки. Я с капустой, если что, люблю. Два.

Ира строит гримасу, сгребает вещи и топает умываться.

Хмыкаю, провожая ее задницу в черных леггинсах взглядом.

Вот вам и доброе утро.

Завтракать моя богатая попутчица чешет опять в вагон-ресторан. А я в купе, по-старинке: вонючая лапша быстрого приготовления, черный чай в граненом стакане и молочное печенье со вкусом прямиком из СССР.