Спецназ. Притворись моим (СИ) - Вайн Лана - Страница 2

— Кхм, — громко прокашливаюсь. — Простите, мужчина, но здесь стою я! — говорю, натягивая на лицо миленькую улыбочку, в ожидании, что сейчас этот громила обернется и моментально мною очаруется.

Фиг-то там.

Реакции гордый ноль.

— Мужчина!

Он даже не дергается.

— А как же первый закон джентльмена: девушки всегда вперед?

Этот представитель сильного пола, похоже, в джентльмены не записывался.

— Эй, ты! — уже совсем невежливо шикаю я. — Ты занял мое место в очереди!

Без толку.

Спина и не думает менять свое положение.

Я начинаю заводиться. Сжимаю челюсти и пальцы на картонном стаканчике кофе. Стреляю глазами придурку в затылок, мысленно представляя, как отвратительная автоматная жижа растекается уродливым пятном между его лопаток. Уже почти, почти! — завожу руку для броска. Как вдруг взглядом улавливаю движение за стеклом во второй кассе.

— Ну и черт с тобой! — выругиваюсь, топнув ногой.

И бегом пристраиваюсь в самое начало соседней очереди, прямо у окошка, бросая:

— Один билет до Челябинска, пожалуйста!

Ибо в этом мире выживает наглейший!

Двадцать минут спустя у меня в руках билет на поезд дальнего следования, в сердце тревога от все еще молчащего Савы, и в душе полное отсутствие настроения на поездку в родной город.

Ровно за полчаса до отбытия — поезд с нужным мне номером прибывает на перрон. Я подгребаю к вагону в числе первых и тут же показываю свои документы улыбчивой проводнице.

— Приятного путешествия! — кивает мне девушка, возвращая билет и паспорт.

Я заползаю в вагон и с кряхтением пропихиваюсь по узкому коридору. Волочу за собой неподъемную спортивную сумку. Ну вот зачем, спрашивается, я набрала столько вещей? Кому на юбилее отца нужна коллекция моих лучших платьев? Идиотка, Агапова! Теперь пыхчу, как паровоз, пытаясь этой «ручной кладью» не снести с ног встречных пассажиров.

Декабрь. На улице мороз, а в поезде — настоящая баня. Щеки горят, под шапкой все чешется.

Та-а-ак, вагон седьмой, купе номер три…

Кажется, пришла.

Наконец нахожу заветную цифру. Одной рукой толкаю дверь, другой впихиваю внутрь сумку, которая тут же застревает в проходе.

Черт!

Я толкаю ее бедром, вваливаясь следом в купе, и тут же начинаю лихорадочно стягивать с себя пуховик. Жарко так, что дышать нечем.

— Да чтоб тебя… — выдыхаю я, пытаясь высвободить руку из рукава, поднимая глаза.

И замираю.

Первое, что я вижу, — широченную мужскую спину в темно-синей парке. Мужчина стоит ко мне полубоком, загораживая проход, и невозмутимо копается в недрах своей спортивной сумки, которую — вот же наглость! — он водрузил прямиком на мою нижнюю полку.

Серьезно? Снова он? Этот неандерталец из очереди?

— Опять этот псих… — вырывается у меня прежде, чем успеваю прикусить язык.

Мужчина застывает. Медленно, о-о-очень медленно, он разворачивается. И я чувствую, как у меня отваливается челюсть, а глаза готовы выкатиться из орбит.

Шок. Паника. Ступор.

Передо мной стоит не просто тот самый наглец из очереди. А Никита Сотников. Горячий спецназовец, который пару раз мелькал на наших общих тусовках с Авророй. Ужасно брутальный, невыносимо сексуальный и раздражающе самоуверенный тип.

Тот самый, от одного взгляда которого у меня подкашиваются коленки, а сердце начинает выбивать бешеную чечетку…

Тот самый, которому я умудрилась нагрубить на вокзале, не узнав. И вот теперь мне… с ним… ехать двое суток в одном замкнутом пространстве?

Мама дорогая! Земля, разверзнись! Я готова провалиться прямо здесь и сейчас!

Я стою посреди купе, как полная дура, в расстегнутом пуховике, съехавшей набок шапке, с горящим лицом и с отвисшей челюстью.

Сотников смотрит на меня в упор. Его темные глаза ничего не выражают — просто смотрят. Секунду. Две. Я уже начинаю тешить слабую надежду на то, что он меня не узнал. Но… тут на мужских губах появляется та самая ленивая, до жути издевательская ухмылка.

— Псих, значит? Опять зарываешься, Агапова?

Ну всё, Ирчик, ты влипла по самые уши!

У меня есть теория. И звучит она так: мужику нужен ровно один взгляд, чтобы понять, хочет он уложить себе в постель конкретную женщину или нет. Правило железобетонное. За мои тридцать пять лет эта теория ни разу не давала осечек.

Так у меня было и с Агаповой.

Первое знакомство. Один взгляд. Мой — изучающий. Ее — высокомерный. И меня вштырило. Размотало не по-детски. Мне понадобилось ровно две секунды, чтобы отметить, насколько она горяча и хороша собой. Стройная, невысокая, пухлогубая, с ямочками на щеках и глазами светло-голубыми, как топазы, на пол-лица.

Я ей заинтересовался. Нет, не так. Будем честны. Ее очарование сработало в разы мощнее — у меня привстал. Желание накрыло такое обезоруживающе сильное, что я едва не потерял самообладание.

Но длилось это ровно до той секунды, как эта бестия открыла свой ротик и начала… меряться со мной размерами достоинства.

Тогда-то стояк как отшептали!

Потом Ирина официально стала лучшей подругой девушки моего лучшего друга, а ненависть между нами начала разрастаться быстрее, чем пожар в засуху, и я запретил фривольным мыслям с участием Агаповой лезть в мою башку. Окончательно и бесповоротно перекрыл этот «канал». И нынче, глядя на эту пафосную кралю, мне хочется разве что изобразить рука-лицо или закатить глаза. А кроме зудящего, как дерматит, раздражения, она ничего во мне больше не вызывает.

Вот как обманчиво бывает первое впечатление.

И сейчас я могу только молча сокрушаться, что мой начавшийся долгожданный отпуск пошел по звезде в первый же его день. А мечты о двух размеренных днях, проведенных в поезде, за просмотром какого-нибудь тупого детективного сериала, под убаюкивающий стук колес — рухнули, когда состав еще даже не успел тронуться.

— Что ты здесь делаешь? — первой нарушает установившуюся в вагоне тишину девушка, стягивая с макушки розовую шапку.

— В большой теннис пришел поиграть. Вот ракетку как раз ищу. А ты?

— Очень тупая шутка, Сотников.

— Ты тоже с такими вопросами умом не блещешь, Агапова.

Девушка недовольно поджимает губы.

— Свали с моего места, придурок!

Спихивает мою спортивную сумку на пол. И умудряется сдвинуть сто моих килограммов мышц своим скромным полтинником. Пыхтя, закидывает свой огромный баул со шмотками наверх и агрессивно сдувает прядь волос с лица.

Я хмыкаю, поднимаю свою сумку и кидаю на противоположную нижнюю полку. Стягиваю с себя толстовку, остаюсь в одной футболке, присаживаюсь за крохотный столик, под которым мои ноги едва умещаются. И смотрю, как девчонка копошится в ворохе своих вещей. Там так много тряпок, что я не выдерживаю и бросаю со смешком:

— Кажется, поезд сегодня не поедет.

— Это почему это? — оглядывается.

— Превышение нормы допустимого веса на один вагон. Придется тебе выкинуть пару своих платьев или выйти самой, Ириска.

— Я тебе не Ириска! Понял, Сотников?

— Понял, Ириска.

— Да пошел ты… в ж… железный коридор! Мне надо переодеться!

— Переодевайся. Кто тебе мешает? Хочешь, я даже отвернусь? — поворачиваю голову к окну и перехватываю гневный взгляд попутчицы в отражении. Подмигиваю.

— Господи Иисусе, это будет долгий день!

— Всего день? Хоть одна хорошая новость. Значит, ты завтра выйдешь? На какой станции, скажешь? Чтобы я успел приготовить тебе прощальные фанфары.

— Вообще-то я надеялась, что завтра выйдешь ты.

— Нет, детка. Мне до конечной.

— До Челябинска? Да ты шутишь!

Смотрю на нее взглядом «какие уж тут шутки?».

— Очаровательно, — выдыхает гневно Ира. — Два дня с тобой в железной коробке два на два метра. Я не переживу эту поездку! — ворчит, выуживая из недр своей бездонной сумки спортивный костюм. — Хотя, может, оно и к лучшему, — бубнит себе под нос. — Умереть от твоей душноты будет не так позорно, как сгореть со стыда перед предками и всей родней, когда они поймут, что никакого ж… — Затыкается на полуслове, словно опомнившись со звонком моего телефона.