Гридень и Ратная школа 2 (СИ) - Гримм Александр - Страница 21

Ну и мерзость!

Наконец, я нащупал нужное уплотнение и выдрал его из обугленного тела. Искомым предметом оказался покрытый сукровицей камень. Он был небольшим, размером с перепелиное яйцо. Каждый, кто когда-либо проходил посвящение богам, с лёгкостью бы узнал приметный минерал. Алатырь-камень!

Мне сразу вспомнилось капище под Ратной школой и «ритуал» с каменной чашей и таинственным камнем. Интересно, если бы я тогда знал, откуда берутся чудодейственные каменья, стал бы пить светящуюся воду или предпочёл отказаться от силы?

Ну да ладно сделанного не воротишь, зато теперь я хотя бы знаю про круговорот алатырь-камней в природе. Правда, я и до этого подозревал, что здесь дело нечисто. А иначе, откуда бы в моём алатырь-камне оказаться воспоминаниям Людоты Коваля?

Закинув окровавленный камень в специально предназначенную для этого бадью, зашагал к следующему трупу. Работы ещё непочатый край, некогда расслабиться.

Совместными усилиями мы избавились от всей нежити в лагере, но ещё не успели выпотрошить и половины тел. Задачу немного осложнялась ещё и тем, что алатырь-камни у сварожичей и любимцев Перуна находились в разных местах. У нас почитателей Небесного кузнеца алатырь-камень располагался за лёгкими, ближе к позвоночному столбу. А вот у Перунова воинства дело обстояло хитрее, их каменья прятались между верхней полой веной и аортой. Из-за столь странного расположения приходилось разрезать верхнюю треть сердца и буквально умывать руки в крови.

И ведь не откажешься от роли мясника — одержимых оказалось куда больше, чем я рассчитывал. Около сорока душ. А дееспособных бойцов, наоборот, меньше. Даже после того, как мы вызволили из земляного плена всех невиновных, на ногах остались стоять едва ли два десятка, остальным требовалась медицинская помощь. Вот нам троим — виновникам всего происходящего и пришлось брать на себя основную часть работы по извлечению алатырь-камней.

Вот что за жизнь такая сначала людей заживо сжигаешь, потом их трупы вскрываешь. А в это время кто-то сидит на завалинке и прохлаждается.

Мы с Громобоем встретились глазами, и старший дружинник понурил голову. Что, мститель хренов, стыдно тебе?

Рядом с Громобоем также пригорюнившись и, ухватившись за седую голову, сидел сотник Перунова воинства. Вот кому-кому, а ему точно не позавидуешь. Мало того что на старости лет сотрясением обзавёлся, так ещё и почти всех приданных старших дружинников растерял. Из пятерых один Громобой и остался, даже сестра Златы и та куда-то запропастилась. Хотя почему куда-то? Девка явно одержимой оказалась вот и сбежала, когда запахло жареным.

Из ближайшей палатки показался Бламут в сопровождении всего одного витязя. Остальные подчинённые Длани на данный момент находились на переднем рубеже, прикрывали новиков-сварожичей, пока те возводили укрепления.

— Шагай за мной, — поманил меня Баламут.

Идти отчего-то совсем не хотелось, я остро ощущал подступающие неприятности. Но и отказать не мог — приказ будь он неладен.

Эх, поскорее бы бой завязался, чтобы я мог улизнуть под шумок.

Когда мы с Баламутом отошли подальше и скрылись от чужих глаз, сварожич наконец заговорил:

— Дела наши — полный швах.

Ну вот ни капли не удивил. Это и так было ясно как божий день. Я бы скорее насторожился, если бы он стал убеждать меня в скорой и безоговорочной победе над превосходящими силами противника.

— Не уверен, сможем ли мы продержаться до подхода основных сил. Князь пообещал, что отправит к нам на подмогу стрибожичей, но навряд ли они подоспеют вовремя.

Ничего себя! Это какие же у него полномочия, если он с нашим князем Стужгородским переговоры вёл?

— Сам я тоже мало чем помогу. Тот взрыв на Восточной заставе — моих рук дело. Но сил на него я потратил немало, поэтому повторить в скором времени не сумею.

И к чему он мне всё это рассказывает? Только не говорите…

— Одна у нас осталась надежда. И эта надежда — ты Стоум Железнорук! Уж не знаю, где ты навострился так лихо ковать, но сейчас твои умения нам на руку.

Ну нет, только не снова! Меня что, прокляли при рождении⁈ Почему я опять крайним сделался? Нет, так дело не пойдёт! Пора расчехлять своё хвалёное красноречие, а иначе опять буду втянут в какой-то блудняк. И на кой чёрт я своими придумками перед всем честным людом светил. Хотел как лучше, а получилось через одно место.

— Господин Баламут, я всего лишь обычный гридень. Разве мне по силам переломить ход битвы? Думаю, для такого важного дела больше сгодятся наши сотники или старший дружинник Громобой.

— Даже если бы те трое были в порядке, всё равно бы ничего не вышло. Возраст не тот.

— Возраст?

— Да. Их алатырь-камни уже прижились и больше вырасти уже не смогут.

— Я не совсем понимаю.

— А тебе и не надо. Просто будешь следовать моим наставлениям и на время обретёшь силу великую. Она-то и поможет нам до прибытия подмоги продержаться.

Для меня слова Баламута звучали, как самая распоследняя замануха. Будто я не в курсе, что эта за сила такая великая, после которой проблем не оберёшься. Плавали — знаем.

— Так если в возрасте дело, не лучше ли Рябого силой наделить. Он куда опытней меня, да и к тому же не абы чей сын. Пускай уж лучше он героем станет, а я так уж быть место ему уступлю.

— Это не обсуждается, — сказал как отрезал Зарево.

Вот ведь гадство! Чего-то подобного и следовало ожидать. Вряд ли Блаламут стал бы подвергать опасности сына Мертвоголова — они ведь близкими друзьями были как-никак. Да и сам Вацлав не раз упоминал, что Зарево ему чуть ли не родным дядькой приходится.

Вот уж не думал, что и в этом мире столкнусь с кумовством, пусть и в столь необычной форме.

Дальше отнекиваться стало уже опасно — так и за труса можно сойти, а там и до военного трибунала и народного порицания недалеко. Похоже, придётся как-то выкручиваться по ходу дела. И в первую очередь необходимо выяснить подробности.

— И как я силой овладею.

— Настой из алатырь-камня выпьешь.

— Как на посвящении?

— Да. Разве что камней в чаше поболе будет.

На этом этапе каждый здравомыслящий человек должен был спросить: а это разве не опасно? Вот только у славийцев подобные вопросы задавать не принято. За такое и трусом прослыть можно.

— Как настой примешь, мера твоя на краткий срок сильно увеличится. Правда есть опасность одна.

Кто бы мог подумать? А я и не догадывался…

На столе прямо передо мной стояла кадушка. Простенькая деревянная посудина на пару литров. От неё исходило яркое свечение. Если бы я не знал, что внутри тары самая обычная ключевая вода да два десятка алатырь-камней, то решил бы, что там упрятан мощный прожектор.