Тактик 9 (СИ) - Шиленко Сергей - Страница 18

— Можно? — прошептал Орофин, и его рука легла на лук. Эльф был не только и не столько командиром, сколько воином и стрелком.

«Огонь по готовности, — беззвучно ответил я, продолжая наблюдать за разворачивающейся сценой с высоты птичьего полёта. — Пусть подойдут ко рву, чтобы не сбежали».

Я хотел, чтобы диверсанты поглубже вляпались в засаду, чтобы они решили, что их крики и ярость застали нас врасплох. Чтобы их падение было ещё более сокрушительным.

Вражеский лидер бежал впереди, размахивая мечом. Он был уверен, что через мгновение ворвётся в беззащитный лагерь. Сомнения он гнал прочь. И зря. Отступать тоже надо уметь, как и признавать свои ошибки.

« Дальние дозоры: сменить позиции на запасные, чтобы, когда диверсионная граппа побежит обратно, они не знали, где вы».

Мёртвая тишина, встретившая их яростный крик, была страшнее любого боевого рога. На мгновение атакующие растерялись. Но инерция гнала их вперёд, к тёмному валу, за которым, как они думали, их ждала лёгкая добыча.

Они почти добежали до рва. Десять метров. Пять.

И тут тишина взорвалась.

Не криками ужаса и паники, а сухим, слаженным щелчком сотен тетив. Это был не беспорядочный ответный огонь. Это был синхронный залп. Один, точный, хладнокровный.

Всякого рода монголы или древнерусские князья говорили по такому случаю «наши стрелы способны затмить солнце». Что, кстати, было большим преувеличением.

В моём случае никакого солнца не было вообще, ибо ночь.

Сотни стрел с чёрным оперением взмыли в ночное небо по высокой дуге и обрушились на атакующих сверху, пробивая лёгкие кожаные доспехи и незащищённые шеи. Первая волна нападавших слегла широким валом, как трава под косой. Они падали молча, с короткими, удивлёнными вскриками, не успев даже понять, откуда пришла смерть.

Лейтенант Гюнтейн, бежавший впереди, инстинктивно упал на землю, и несколько стрел просвистели над его головой. Он в ужасе оглянулся. Больше половины его отряда лежала на земле, превратившись в игольчатых ежей. Остальные в панике заметались.

— Вперёд! К валу! — заорал он, понимая, что остановка сейчас равносильна смерти.

Вторая волна атакующих, состоявшая в основном из тех, кто шёл на флангах, сбилась в кучу и бросилась к центру, пытаясь прорваться через зону обстрела. Они почти достигли цели.

Но тут из-за вала донесся глухой, протяжный скрип.

Две наши лёгкие катапульты, которые мы собрали за вечер, одновременно сработали. Но вместо камней они метнули в наступающую толпу огромные, тяжёлые сети, сплетённые из толстых веревок и утяжелённые свинцовыми грузилами.

Сети накрыли атакующую группу, сбивая людей с ног, путая им руки и ноги. Началась давка. Те, кто пытался выбраться, только сильнее запутывали себя и своих товарищей. Они превратились в беспомощную, барахтающуюся массу.

И тут же с вала ударил второй залп лучников. На этот раз они били прицельно, в упор, добивая тех, кто запутался в сетях. Крики ярости сменились воплями боли и отчаяния.

Лейтенант Гюнтейн лежал на земле, не веря своим глазам. Его элитный отряд, мастера ночного боя, которые совершили массу нападений на рыцарские, купеческие и городские отряды на границе Маэна таял как снег поздней весной. Причём ведь начали они ещё тогда, когда официально война не началась, а было лишь то, что хронисты называют «приграничные стычки», а дипломаты — «мелкие конфликты с неизвестными участниками, к которым мы не имеем никакого отношения». Почти сотня опытных диверсантов была уничтожена за несколько минут, даже не дойдя до позиций врага. Их не просто победили. Их ждали, унизили, разыграли, как мелкий приз в карточной игре.

Только тогда он решил для себя, что это конец.

— Отступаем! Назад, к реке! — заорал он, вскакивая на ноги.

Его приказ был излишен. Те немногие, кто уцелел, уже бежали обратно к лесу, пряча или даже бросая оружие, не оглядываясь. Их отход превратился в позорное, паническое бегство.

И в этот момент с нашего вала раздались не крики победы, а громкий, издевательский хохот и улюлюканье. Наёмники принца Ги, которым так и не дали вступить в бой, высыпали на вал и провожали бегущего врага насмешками и оскорблениями. Это было хуже, чем стрелы. Это был удар по чести беглецов, по их самолюбию.

Я видел, как лейтенант Гюнтейн, чей дорогой пластинчатый доспех выдержал несколько попаданий (и именно благодаря нему он всё ещё жив), спотыкаясь, бежит через цепь дозоров к лесу, и его лицо было искажено от ярости и унижения. Он обернулся на мгновение, и его взгляд встретился с моим, хотя он, конечно, не мог меня видеть на тёмной вышке. Но я почувствовал его ненависть. Если он выживет, то вернётся, чтобы отомстить за свой позор.

И он будет мстить.

Когда последний из врагов скрылся в лесу, издевательский хохот на валу постепенно стих. Мои солдаты Штатгаля уже вышли из-за укрытий и без лишних слов начали собирать трофейное оружие и вытаскивать из сетей тех немногих, кто остался жив и был слишком ранен, чтобы бежать.

Орофин опустил лук. В его прекрасных эльфийских глазах не было ни радости победы, ни азарта. Только холодное удовлетворение от хорошо выполненной работы.

— Чистая работа, командор, — сказал он. — Потери с нашей стороны — ноль. Ну, не считая того умарца, что упал с вала и вывихнул руку… Идиот. Несколько царапин у тех, кто заряжал сети. У противника — несколько десятков убитых, точное количество пересчитываем и пятеро пленных. Сбежало только шестеро.

— Хорошо, — я разминал шею. — Пленные нам пригодятся. Отведи их к Новаку, пусть занимается. Мне нужна информация о настроениях в их лагере.

Я посмотрел на поле боя. Картина была поучительной. Враг, который решил напасть на спящих и пьяных каторжан, ещё полчаса назад был уверен в своей силе и превосходстве, теперь бежал, поджав хвост. А моя армия, хорошо поработав вечером, выкопав ров, построив вышки и собрав катапульты, продемонстрировала идеальную дисциплину и эффективность.

Принц Ги, раскрасневшийся от возбуждения, поднялся на нашу вышку:

— Герцог Голицын! Это было… великолепно! Просто великолепно! Ты видел их лица? Они бежали, как ошпаренные кошки!

Он запанибратски хлопнул меня по плечу, что было для него совершенно не типично и не укладывалось в рамки этикета королевский семьи (я-то ладно, мы Голицыны, народ простой). Сейчас я промолчал.

Его умарские наёмники, несмотря на свои крики, хохот и бахвальство, чётко выполнили приказ оставаться в резерве и не лезть под стрелы. Это было важнее всего.

— Они недооценили нас с вами, Ваше высочество, — спокойно ответил я. — И заплатили за это. К сожалению, цена не велика, герцог Эссин не дурак и особенно большие силы не послал.

— А мы бы справились с большими силами? — скорее утвердительно спросил он.

— Да. Умарцы хорошо видят ночью, часть моих воинов тоже. Из нападающих мы бы превратились в обороняющихся, причём на заранее подготовленных позициях. Если бы Эссин напал всей своей армией, мы бы их раскатали в тонкий блин. Но он не дурак, послал малый отряд прощупать нас. Это была лишь проба сил. Разведка боем. Теперь они знают, что мы — не лёгкая добыча.

— Не лёгкая добыча? — расхохотался Ги. — Да мы для них — ночной кошмар! Они теперь к реке бояться подойти будут!

Я покачал головой:

— Не будут они нас бояться. В целом ситуация не поменялась. Теперь они будут злее, осторожнее и хитрее. Герцог придумает что-то ещё. А мы будем предугадывать его шаги и создавать против них контрмеры. Следующие не будут кричать и бежать напролом.

Мой взгляд снова обратился к неравномерно растущему тёмному лесу, за которым скрылся униженный враг, на пространство между нашим лагерем и рекой. Серая зона.

— Первый урок они усвоили, — сказал я, больше для себя, чем для Орофина или принца. — Завтра начнём готовиться ко второму.

Я спустился с вышки. В лагере уже зажигались новые костры. Солдаты, возбуждённые лёгкой победой, громко обсуждали бой. Моральный дух армии был на высоте. Они увидели, что дисциплина и точное выполнение приказов приносят плоды. Они почувствовали свою силу.