132 (СИ) - Шнайдер Анна - Страница 11

Что ж, ему виднее — сама себе я всегда казалась откровенно не интересной личностью. Слишком худая, даже костлявая, с обычными тёмными волосами и стандартными чертами лица, в больших очках в чёрной оправе, ещё и вечно хмурая — «царевна Несмеяна», как иногда шутливо называла меня Наташа. Я настолько привыкла не улыбаться, что даже уголки губ у меня вечно смотрели вниз. Да и лоб, несмотря на юный возраст, пересекали две параллельные морщины.

Но Влад тем не менее решил познакомиться со мной и даже умудрился расшевелить — я начала ему улыбаться. Потом он пригласил меня встретиться в другой день, я хотела отказаться, но не успела — вместо меня быстро ответила Наташа:

— Конечно, она пойдёт!

Я удивлённо покосилась на неё, но решила не возражать. Мне просто было всё равно.

Любила ли я Влада вообще? Не знаю. Кажется, с некоторых пор я неспособна на любовь. Но я определённо хорошо к нему относилась с самого начала, мне было комфортно рядом с ним, я не желала его терять и потому соглашалась на всё, что он предлагал. Согласилась и выйти замуж, когда он через год сделал мне предложение.

Если собственных чувств к мужу я не понимала, то в его не сомневалась — Влад меня любил, ценил и старался оберегать. Он постепенно принял мою вечную мрачность и пусть порой пытался повлиять на неё, но не слишком настойчиво — знал, что эффект в любом случае будет недолгим. Он говорил, что не в улыбках счастье — зато я надёжный и верный человек, которому можно доверять, а в наше лицемерное время именно это и следует ценить.

На самом деле, когда Влад делал мне такой комплимент, я каждый раз ощущала неловкость. Я — надёжный и верный? Мне можно доверять? Сама себя я воспринимала совсем иначе — как что-то неправильное, испорченное, гнилое, — но не осознавала, по какой причине так чувствую. Просто чувствовала — и всё.

И только сегодня, столкнувшись с этой слепой женщиной, я поняла, что дело в Алексее Дмитриевиче. Я предала его, но так и не призналась в своём поступке… никому не призналась, даже самой себе.

И сейчас, глядя на светящееся окно нашей кухни, где, скорее всего, с ужином возился Влад, я решила, что начать следует с мужа.

Почему я решила именно так? Всё просто: я точно знала, что он не сможет принять меня после такой истории.

За десять лет брака я изучила Влада очень хорошо…

В квартире пахло котлетами и картофельным пюре. Влад отлично готовил, хотя я от него не отставала — и пусть есть я совсем не любила, готовить мне нравилось.

— Ну наконец-то! — Муж высунулся с кухни и улыбнулся. — Я уж думал, ты ближе к ночи явишься. Мой руки и иди есть, Вик. Заодно обсудим, что там тебе сказала эта гадалка, что ты почти весь день по городу гуляла.

Наверное, я должна была волноваться из-за предстоящего разговора — но за сегодняшний день лимит моих переживаний, кажется, был превышен, поскольку я не почувствовала ничего. Обсудим так обсудим. С самого начала было ясно, что Владу придётся объяснять всё нормально, а не только мямлить всякую ерунду.

Вопреки ожиданиям, муж не стал заводить разговор сразу. Сначала поставил передо мной тарелку с ужином, сел рядом — и мы минут десять просто ели и молчали. Всё это время Влад периодически посматривал на меня, и я ощущала в его взгляде тревогу.

— Зря ты на мне женился, — сказала я, как только доела и поставила опустевшую посуду в раковину. — Не надо было.

— Вик, перестань говорить ерунду, — строго заметил Влад, тут же оборачиваясь ко мне. И, поймав в свои объятия, прижал к себе, обняв крепко-крепко — так, что мне тут же захотелось плакать.

Но я не плакала с того самого дня, когда мы с мамой ездили в полицию. После той истерики во мне будто сломался какой-то механизм — и слёзы вскипали в глазах, но выливаться решительно не желали.

— Это не ерунда, — отозвалась я негромко, высвободилась из объятий мужа и вернулась за стол. Теперь, когда разговор о прошлом был настолько близко, я всё-таки чувствовала волнение… и желание ничего не начинать, оставить, как было раньше, до сегодняшнего утра и откровенных слов той женщины. Спрятать голову в песок, сделать вид, что я — нормальный человек, и нет на мне никаких грехов.

Аргумент на самом деле был сильным, я же понимала, что для Влада это изменит решительно всё. Захочет ли он после этого детей от меня? Что-то сомневаюсь.

А ведь именно беременность была первоначальной целью моей поездки…

Так что же: молчать? Или всё-таки…

— Мне звонила твоя мама, — вдруг огорошил меня Влад, и я разом напряглась, понимая, что вряд ли это значит хоть что-то хорошее, учитывая мой вопрос к ней. — Странный у нас был диалог. Я мало что понял, честно говоря. Она сказала, что ты по какой-то непонятной причине погрузилась в то, что случилось с тобой ещё в школе. Что именно это было, она мне не ответила, заявила лишь, что эта тема под запретом, и я должен убедить тебя не вспоминать. Может, объяснишь? Что за страшные тайны?

Влад явно старался говорить легко и шутливо, но в его глазах я видела сильнейшее беспокойство.

У них с моей мамой были необычные отношения. Она очень его любила, говорила, что он прекрасный мужчина, гораздо лучше, чем все её «гражданские мужья», как она называла несколько попыток наладить свою личную жизнь. Ещё бы: Влад и правда был замечательным человеком, я понимала это лучше, чем кто бы то ни было. И уж тем более он был лучше меня.

А вот муж мою маму не любил. Он общался с ней вежливо, не конфликтовал, но откровенно заявлял мне, что именно она виновата в моей замкнутости. Утверждал, что она из той породы людей, про которых можно сказать: «Я всегда прав, а если я не прав, смотри пункт первый», и продавила мне психику так, что в ней дырки остались. Удивительно, что он говорил так, даже не зная про Алексея Дмитриевича, а просто по собственному впечатлению и моим кратким рассказам, как мама никогда не интересовалась моим мнением, считая, что знает всё лучше. Я и в институт поступила именно в тот, на который она указала, не вдумываясь, хочу ли там учиться, нравится ли мне бухучёт и экономика или нет. Знала, что сопротивление бесполезно, да и какая, в сущности, разница?

Я давным-давно ни о чём не мечтала. По сути, мечта о ребёнке стала первым моим настоящим желанием за множество лет, но сбываться она не спешила.

— Влад, — медленно произнесла я, глядя мужу в глаза, — я просто тоже сегодня говорила с мамой. Спросила её о судьбе одного человека… Когда-то мы с ней сломали ему жизнь. И она не хочет, чтобы я об этом вспоминала, потому что считает себя правой.

Я видела, что муж удивлён, но он пока не понимал, о чём речь.

— Сломали жизнь? — повторил он почти по слогам. — Каким образом?

— Женщина, у которой я была сегодня, сказала, что на мне большой грех, — ответила я уклончиво, до сих пор малодушно пытаясь увильнуть от разговора. — Как камень на душе. И пока он там, я не забеременею. Я поняла, про что она говорила, и позвонила маме, чтобы узнать о судьбе того человека…

— Вика, Вик! — Влад взял меня за руки и начал растирать холодные пальцы. — Боже, какая ты ледяная! Ты не хочешь рассказывать, да? Может, и не надо? Твоя мама, конечно, женщина своеобразная, но вдруг она права?

Я покачала головой.

— Тот, кто лжёт, не может быть прав.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Разговаривать с человеком, заранее зная, насколько больно ему будет тебя слушать — испытание посложнее хирургической операции. Там ты хотя бы знаешь, что будешь под наркозом.

Здесь же никакого наркоза, никакой анестезии — режем по живому.

— Мне было одиннадцать, — сглотнув, я всё-таки вытолкнула из себя первую фразу. Пока ничего не значащую, но начало было положено. — Нашим классным руководителем тогда был… Алексей Дмитриевич, преподаватель физкультуры. Я с ним много общалась, как и другие ребята — он был очень добрым и открытым человеком. Переживал, что я замкнута, и помогал мне похудеть.