Тайная помощница для ректора-орка (СИ) - Демидова Татьяна - Страница 10

Мелькает мысль, что это он продолжает убирать влияние эмориума, но мне в данный момент совершенно не хочется об этом думать. Слишком хорошо.

Моя голова запрокидывается ему на плечо, глаза закрыты. Блаженство абсолютное, разливается по телу тягучей, золотой ленью.

Каждое прикосновение его намыленных ладоней отзывается эхом глубокого, трепетного удовлетворения где-то в самой глубине души. Я чистая, пустая и невероятно счастливая.

Я пытаюсь поднять руку, чтобы провести ладонью по его груди, но он мягко останавливает мою руку, опуская ее обратно в воду.

— Не надо, — тихо шепчет он прямо в волосы. — Просто прими.

И я сдаюсь. Снова. Полностью. Он моет мои руки, пальцы, скользит между пальцами ног, поднимается по икрам и бедрам. Его прикосновения уверенно-собственнические и в то же время бесконечно бережные.

Он гладит мой живот, скользит по ребрам, омывает грудь, и я просто растворяюсь в этом, издавая тихие, блаженные вздохи.

— Смотри на меня, — приказывает он тихо, но так, что невозможно ослушаться.

Я открываю глаза и тону в его золотистом взгляде. Он сосредоточенный, темный, полный какой-то невысказанной мысли. И пока он держит меня одной рукой под спину, пальцы его другой руки медленно, без всякого предупреждения, проникают между моих ног.

Не внутрь. Нет. Он просто кладет ладонь мне на лоно, полностью накрывая его, и начинает гладить медленными, гипнотическими кругами.

Все внутри меня мгновенно сжимается в тугой, горячий комок, а потом отдается глухим, мощным стуком в висках. Дыхание перехватывает. Мои глаза расширяются, я инстинктивно вцепляюсь пальцами в его мощные плечи.

Дорхар неотрывно смотрит на меня. Вбирает темным взглядом каждую мою реакцию — как вздрагивают веки, как раздуваются ноздри, как губы приоткрываются в протяжном стоне. Как меня охватывает мелкая, стремительная дрожь, заставляющая содрогнуться все мое тело у него на руках.

Я стону громко, протяжно, сотрясаясь всем телом и глядя в его глаза. Уголки его губ подрагивают в едва заметной, глубоко довольной улыбке. Он щурится, как огромный, сытый хищник, греющийся на солнце после удачной охоты.

Утихнув, я окончательно растекаюсь, не в силах пошевелить и пальцем. Дорхар наклоняется и касается моих губ легким, коротким поцелуем. Затем выносит меня из воды.

Дорхар подносит меня к странному медному устройству на стене, нажимает на пластину, и снизу вверх поднимается теплый, мощный, но очень мягкий поток воздуха.

Когда мы высыхаем, он несет меня обратно в спальню. Ощущение непередаваемое в его огромных, мускулистых руках. Я чувствую каждую выпуклость его бицепса под своей спиной, каждое движение его мощной грудной клетки, чувствуя себя невероятно умиротворенной, защищенной и счастливой.

Дорхар меняет простыни, и мы ложимся в прохладную ароматную постель. Он тут же притягивает меня к себе.

— Спи, — приказывает он тихо.

Я в последний раз взглядываю на его профиль в полумраке, потом закидываю ногу на его горячее, твердое бедро, прижимаюсь щекой к его плечу и отключаюсь.

.

Я просыпаюсь от того, что в комнате уже рассвет.

Серый, размытый свет пробивается сквозь шторы. Первое, что я чувствую, — это тепло его большого тела рядом. Тяжелая, уверенная рука лежит на моей талии.

И тогда на меня накатывает осознание. Мгновенное, как удар о землю после падения.

Все, что произошло. Каждое прикосновение, каждый стон, каждый его взгляд. Весь вчерашний ураган чувств и ощущений обрушивается на меня разом.

Я лежу неподвижно, боясь пошевелиться, слушая, как ровно дышит ректор.

Ректор. Дорхар Ирд. Орк. Могучий, пугающий, невероятный мужчина, который… который сделал со мной все это. И в чьих объятиях я провела всю ночь. Мой первый мужчина.

Я медленно поднимаю взгляд, чтобы украдкой взглянуть на его лицо.

И тут же тону в его глазах.

Он не спит. Смотрит на меня. Пристально, почти не моргая.

Его глаза абсолютно ясные и совершенно непроницаемые. В них нет ни вчерашней страсти, ни той удивительной нежности, что была в купальне. Только спокойная, всевидящая глубина.

Я не могу понять ничего по его лицу и глазам. Ни его мыслей, ни его чувств.

Меня же охватывает стыд и страх. Я инстинктивно сжимаюсь, чувствуя, как щеки заливает румянец. Даже чуть отстраняюсь, вцепившись пальцами в простынь и натягивая ее выше на голую грудь.

Ректор усмехается. Едва заметно, всего лишь краешком губ.

Его усмешка… понимающая. Он видит мой страх.

Он медленно поднимает руку. Я замираю, ожидая чего угодно. Но он лишь кончиками пальцев проводит по моей скуле, от виска к подбородку. Прикосновение легкое, почти невесомое, но от него по всему моему телу пробегают мурашки. Кажется, я даже перестаю дышать.

Больше всего на свете в тот момент я хочу, чтобы он поцеловал меня. Чтобы он разрушил эту ледяную стену, что внезапно выросла между нами после пробуждения.

Но его лицо остается бесстрастным, спокойным, как маска.

Я просто смотрю на него, а в голове проносится вихрь мыслей. Ректор. Это ректор Ирд. Тот самый грозный орк, перед которым трепещет вся академия.

А я… а мы… В памяти всплывают отрывки вчерашней ночи: его прикосновения, мои стоны, обнаженная откровенность и всепоглощающее блаженство.

Жар заливает моё лицо, щеки пылают. От стыда и смятения я не выдерживаю и опускаю взгляд, уставившись на его мощный оголённый торс.

И в этот момент он резко, без единого слова, поднимается с кровати.

Его движения собранные, энергичные, деловые. Он подходит к шкафу и начинает одеваться. Стоит спиной, и я невольно снова засматриваюсь, как его тугие мышцы играют под кожей при каждом движении.

— Нашу одежду пришлось утилизировать, носить ее из-за контакта с дымом от эмориума нельзя, — говорит он спокойным, ровным голосом, не оборачиваясь. — Я заказал доставку ночью. Здесь, на кресле, для тебя новая одежда, она максимально похожа на ту, что ты носишь обычно. Никто не заподозрит, что она не твоя. Одевайся.

Ректор застегивает брюки, натягивает рубашку.

— Где купальня, ты уже знаешь, — продолжает он. — Когда будешь готова говорить, выходи в гостиную.

И он выходит, оставляя меня одну в огромной, пропитанной нашими запахами спальне, с гудящей головой и комом непонятных чувств.

Я сижу на кровати, сжавшись в комок, и слушаю, как за дверью стихают его шаги. Стыд. Жгучий, всепоглощающий стыд заливает меня с головой, жжет щеки. А под ним шевелится клубок противоречий.

Что теперь? Что он думает? Он — ректор. Я — студентка, которая только что провела с ним ночь. Боже, все эти стоны, эти безумные позы, эта откровенность… Неужели это все была я?

Я срываюсь с места и бегу в купальню. Но, оказавшись внутри, замираю, глядя на чашу в полу.

Мы ведь всю ночь почти не вылезали из воды. Ректор только и делал, что мыл меня.

На самом деле я не чувствую себя грязной. Наоборот. Если не давать волю стыдливым паническим мыслям, я чувствую чистоту и безраздельную легкость.

От меня пахнет им. Не потом или чем-то грубым, а его мылом, его теплом, чем-то… своим.

Мысль о том, чтобы смыть это, вдруг кажется кощунственной. Это же единственное, что осталось. Единственное доказательство, что все это не приснилось.

Я подхожу к зеркалу, боясь взглянуть на свое отражение. И вижу незнакомку.

Красивое, но испуганное лицо с огромными глазами, в которых читается паника. Губы прикушены так сильно, что на них проступают следы зубов. На щеках полыхает румянец.

Кожа, кажется, светится. И волосы… Мои волосы лежат идеальными, блестящими волнами, как после тщательной укладки. Чем он меня мыл, что такой эффект?

Едва не стону вслух от вспышек образов под его большим и мощным телом, ощущением его намыленных ладоней на коже, его темным взглядом на моих губах.

Сердце сжимается, а в голове начинается борьба. Это был эмориум! Обоюдная необходимость! Ты что, Кьяра, всерьез думаешь, что это что-то значит?