На золотом крыльце 4 (СИ) - Капба Евгений Адгурович - Страница 25

— Э-э-э-э!!! СМЕРТЬ ТЕБЕ!- самозваный Хозяин Хтони, он же — леший, если верить рыжебородому, взбесился не на шутку: он двинулся вперед, и черти тоже ринулись в атаку, опережая своего вождя.

Но рыжий разноглазый мечник был наготове — он танцевальными движениями перемещался по поляне, убивая чертей одного за другим, разрубая их сильными ударами длинного меча. При этом ему удавалось уворачиваться от выпадов и попыток вцепиться в него со стороны древолюда, а хищные корни и вьюнки, которые прорастали из-под земли и норовили удержать мужчину на месте, бессильно опадали, лишь только коснувшись его одежды.

Рыжебородому понадобилось не более трех минут, чтобы разделаться с врагами. Кровавые обрубки лежали по всей поляне, превращенной в скотобойню. Воин откинул со лба слипшиеся от пота волосы, достал из нагрудного кармана небольшую склянку, встряхнул ее, шепнул что-то, дождался, пока внутри нее засияет ярко-алый огонек, и спросил, обращаясь к лешему, который топтался в некоторой растерянности посреди трупов своих миньонов:

— Жечь? Давай, решай — или девушка, или жгу прямо сейчас, — и поднял бровь выжидающе.

— Но она сгорит тоже! — взревел Хозяин Хтони.

— Дело житейское, — пожал плечами мечник и подбросил в руках колбочку. — Или она в твоих лапах сгинет лютой смертью, или сгорит заживо… Так себе выбор. Но если подожгу — то погляжу на красивый пожар и испытаю ба-а-альшое моральное удовлетворение. Честно говоря, ты меня бесишь, и мне хочется сделать для тебя что-нибудь плохое.

— Э-э-э… Жди здесь! — древолюд явно нервничал.

Он скрылся в чаще, а уже через минуту явился, и тащил при этом за собой очень красивую девушку — высокую, статную, с русой косой до пояса, с голубыми заплаканными глазищами. Красный домотканый сарафан на ней был разорван, сапожки пребывали в плачевном состоянии, но, определенно, рыжий смотрел на нее с нескрываемым восхищением, просто не сводил глаз.

— Держи свою девку, далась она тебе! — Хозяин Хтони грубо толкнул пленницу вперед. — Никчемушная ледащая бабенка! Я б все равно ее выбросил. Бери — и вон с глаз моих, оба.

— Даша? Тебя ведь Даша зовут? — мечник протянул девушке открытую ладонь. — Меня за тобой прийти попросили твои батюшка и матушка, я отведу тебя домой!

— Дарья! — она кивнула, всхлипнула, шагнула вперед, вцепилась в руку мужчины и мигом оказалась у него за спиной. — А вас как?..

— А меня — Федя, — сказал рыжебородый. — Ничего не бойся.

А потом он глянул на лешего, и взгляд этот не предвещал ничего хорошего:

— СОЖРИ СЕБЕ ЛАПЫ, СВОЛОЧЬ! — громовым голосом пророкотал он, а потом размахнулся — и швырнул флакон с живым огнем внутри в самую чащобу.

Со страшным удивлением древолюд сунул себе в пасть одну из верхних конечностей и судорожно принялся грызть ее, завывая и хлюпая.

А я только в этот момент осознал, что угол зрения у меня очень странный — круговой обзор, или типа того. Да и вообще — рук у меня нет, а вместо ног — копыта!

* * *

— А-а! Дичь-то какая! — я попытался встать, но запутался в спальном мешке и вместе с ним сверзился с полки на пол.

— Мя-я-я-я-а-а-а!!! — заорал котенок, который, конечно, оказался подо мной.

— Миха, ты чего? — раздался сонный голос Эльки. — Ты где?

— Упал… — признался я. — Плохой сон приснился, как будто у меня не ноги, а копыта!

— Йа-а-а!!! — заорал котенок, пытаясь вылезти на воздух.

В этот самый момент в дверь постучали.

— Эй, молодежь, — сказал Брегалад. — Ваша очередь дежурить.

— Сейчас-сейчас! — пробубнел изнутри спальника я, пытаясь выпутаться из него и из яогая — тоже.

Получалось не очень, потому как плюшевый голем наводил суету: рвался во все стороны, орал, хаотично размахивал лапами. Спасла нас в этих трагических обстоятельствах Эльвира, которая покинула свой спальник и сначала извлекла из-под меня плюшевого, а потом — расстегнула мою тканевую темницу. Через полминуты я сидел на полке с самым очумелым видом.

— Короче, — сказал я. — Мою маму звали… Зовут? В общем — Даша!

— Ага, — кивнула Эля. — Ты никогда мне этого раньше не говорил.

— Потому что — не задумывался! Я только сейчас понял: я не задумывался как зовут мою маму очень давно! Я и лица-то ее не помнил! А теперь… Я думаю — Голова виновата. Она обещала мне дать что-то, что знает она. Вот я и увидел кое-что ее глазами!

— Ты маму вспомнил? Ой, да и я почему-то не спрашивала… — она села рядом и положила мне руки на колено. — Знаешь, что это напоминает?

— М?

— Отвод глаз. Как с теми часами! — сказала разумная Эля.

И мне стало слегка нехорошо. Это действительно могло быть ответом на… На вопрос, который я не знал. Или — не мог знать. Потому что кто-то мне этого не разрешал.

— Давай одеваться, — она чмокнула меня в щеку. — Расскажешь мне, что там за сон тебе лошадка прислала?

У меня перед глазами стояло лицо девушки из этого странного сна, и я был уверен — это точно была она! Это была мама, но — совсем молодая, примерно, как мы с Элькой сейчас! Получается, конская голова и ее хозяин встречали мою маму! Где-то тут, в Васюганской Хтони!

Мы сменили Брегалада у костра и, набрав полные кружки чаю, отправились на чердак сарая, где тут обычно сидели караульные. Конечно, я только и мог говорить, что про сон, про рыжего, про меч, про лешего и про маму. Рыжий мужчина с разными глазами спас маму! Я хотел пойти к колодцу и достать оттуда голову снова, и расспросить ее, как положено, но — идти ночью к самому краю Оазиса? Это было бы слишком. Решил — пойду утром, как только все проснутся, и мы соберемся в путь.

А утром головы в колодце не оказалось, и вода плескалась далеко-далеко внизу, так что туда если и спускаться — то только с веревкой. Смыло ее, что ли? Сплошное расстройство!

— Мы всегда сможем вернуться, — проговорила Эльвира. — В конце концов, от Братска тут недалеко. Нет, если ты захочешь — мы забьем болт на практику и…

— Не забьем, — я чувствовал, как стучит кровь у меня в ушах. — Знаешь, мне кажется, все это — специально. И дальше будет еще что-то.

Я посмотрел на Кантемирову, которая гладила своего мула Бобу по грустной морде, шагнул к ней и обнял — крепко-крепко.

— Элька, — сказал я. — Знаешь, как я рад, что мы тут с тобой вдвоем?

— Ка-а-ак? — она смотрела прямо на меня, и глаза ее блестели.

— Офигенски рад! Слушай, ты, главное, вот что мне пообещай: что бы там в конце ни оказалось, кем бы там мои родители ни были — ты же не испугаешься? Это же не станет причиной, что ты от меня сбежишь? — я не на шутку разволновался.

— Ты же не сбежал, когда узнал, что я — Ермолова? — она рассмеялась. — Что вообще может быть хуже, чем девушка из Ермоловых?

— Ну-у-у… — я почесал затылок. — Вообще-то ты не хуже. Ты — лучше. Так обещаешь?

— Конечно — обещаю! Дурачок какой-то! — она ухватила меня за уши и поцеловала в обе щеки, а я тоже ее схватил и тоже поцеловал — но уже по-настоящему.

* * *

До Джиживы мы добрались в почти дружелюбной обстановке. Дорога тут была наезженной, и, похоже, по обе стороны от нее располагались чуть ли не плантации какой-то знатной растительности, желанной добычи для всех и каждого. Фургоны, запряженные лошадьми, вьючные ослики, магмеханические повозки стояли у обочины тракта. Сборщики под охраной казаков, боевиков орды, клановых дружинников или просто с автоматами за спиной — тащили короба с какими-то ягодами маслянисто-черного цвета, кислотных расцветок грибами, кусками камеди наподобие вишневой смолы… Невероятная плотность населения для Васюгана!

При этом, чем ближе мы приближались ко второй точке нашего маршрута, тем чаще встречали весьма аутентичных персонажей в домотканой одежде, армяках, сапогах-ичигах, бородатых и немногословных, очень исконно-посконных. Мне на ум пришло слово «чалдон» — так, кажется. называли коренное, постоянное русскоязычное население хтонических Оазисов по всей Сибири? Я ведь почитал кое-что про Васюган и другие крупные здешние Аномалии… В одной только Среднесибирской, вот этой вот самой Хтони, проживало по разным оценкам от двадцати пяти до семидесяти тысяч постоянных жителей: русских, татар, тунгусов, асанов, орочонов, хуторских лаэгрим и галадрим, диких снага и гоблинов. Уруков не считали — они кочевали где вздумается, запросто забираясь в Аномалии и выбираясь оттуда в своем стиле — «пред нами все цветет, за нами все горит».