Больны любовью (ЛП) - Дункан Дейдра - Страница 43
- Предыдущая
- 43/56
- Следующая
— Я всё ещё вас слышу.
Я скатываюсь с Грейс и морщусь от невыносимого давления внизу живота. Чёрт побери.
— Проваливай, Алеша.
Рука Грейс неуверенно касается моего плеча.
— Прости. Тебе помочь...?
Я скручиваюсь на боку.
— Мне просто нужно минутку полежать.
— Можно уже войти? — зовёт Алеша.
Грейс встаёт, пошатываясь на дрожащих ногах, и приоткрывает дверь. Алеша просачивается внутрь.
Я сверлю её взглядом.
Заноза.
Она сверлит меня в ответ.
— Я ожидала от тебя большего.
— Почему? Я всегда так прекрасно держал себя в руках рядом с ней?
Она закатывает глаза и поворачивается к Грейс.
— Ты вообще думала головой? А если бы это был Чен?
Грейс смотрит в пол, ёрзает на месте.
— О... эм... я...
Когда напряжение, наконец, спадает, я сажусь.
— Не учи её. Это не твоё дело.
— Нет, ты прав. — Плечи Алеши опускаются, голос смягчается. — Но слухов вокруг вас и так хватает.
Я сдерживаю желание зарычать. Только не про слухи сейчас! Грейс и так на грани. Зачем напоминать ей о том, что её и без того гложет?
Я беру Грейс за локти. Она смотрит на меня, прикусывая губу.
— Ты ничего плохого не сделала.
Она кивает и натянуто улыбается.
Алеша хмурится, глядя на Грейс, потом говорит твёрдо.
— Тебе нечего стыдиться. Просто... может, стоит делать такое дома, а не здесь?
Маленькая улыбка Грейс немного распускает узел в моей груди. Она сузила глаза.
— А тебя что-то удивляет?
Алеша громко смеётся.
— Грейс, я знала, что это случится ещё на нашей первой «групповой терапии». Это же не в первый раз, правда?
Грейс заливается краской.
Алеша усаживается на крутящийся стул.
— Так и думала. Теперь поешьте нормально, и давайте сделаем вид, что я ничего не видела.
Грейс бросает на меня нерешительный взгляд.
— Эм...
— Один вопрос. — Алеша поднимает палец. — Вы встречаетесь или просто... ну вы поняли... — Она складывает из пальцев круг и начинает водить в него другим пальцем.
У Грейс отвисает челюсть.
— Фу! Алеша!
Та лишь невинно поднимает брови.
Грейс заикается.
Её смущение — невыносимо милое, и я с трудом сдерживаю смех, но хмурюсь на Алешу.
— Не то чтобы это твоё дело, но мы не спим друг с другом.
Грейс хлопает меня по руке.
— Джулиан!
Я морщусь и потираю плечо.
— Что? Не спим же. Но встречаться могли бы. — Я дарю ей ту самую улыбку, от которой она всегда теряется. — Сегодня вечером?
Её щёки загораются ещё ярче.
— Правда? Сегодня?
Я поднимаю бровь.
— Если только твой второй парень не занят.
Её улыбка заразительна, она качает головой.
— Нет, он занят. Я свободна.
Я снова тону в её взгляде, не в силах оторваться.
— Отлично. Значит, свидание.
— Оооо! — Алеша вскакивает. — Вы такие милые!
Грейс
Декабрь, Год 2
Встречаться с Джулианом куда приятнее, чем постоянно с ним спорить, хотя споров меньше не стало. Его язык любви — это победы в наших шуточных перепалках. Улыбка удовлетворения на его лице каждый раз, когда я сдаюсь, — чистейший допамин, и я уже почти на этой игле.
Я падаю и одновременно парю. Лечу высоко в небе и тону в океане хаотичного жара. Где-то между нами с Джулианом кто-то прокладывает шовный материал, стягивающий моё сердце с его — вертикальные швы из вечного шёлка, затягивающиеся всё крепче.
Я не хотела снова так чувствовать. Но вот я здесь.
Влюблена.
А верю ли я вообще в любовь?
Есть ли разница между «любить» и «быть влюблённой»?
Он выкраивает свидания в маленьких окошках наших забитых графиков — рестораны, парки, рождественские световые шоу. Я пытаюсь заставить его заниматься, но почти всегда оказываюсь под ним на одном из наших диванов, внутренне споря с собой, готова ли я позволить ему снять с меня всю одежду и сделать всё, что он хочет.
Я не готова.
И, наверное, никогда не буду.
Наверное, я сломана.
На Рождество нас разделяют почти пять тысяч километров: я лечу к семье, он — к своей. Но переписка с ним и Тори не прекращается ни на минуту.
Последнее фото — Джулиан в баре у пляжа, показывает большим пальцем на вывеску позади него: «А я и мой дом будем подавать маргариту. Солёная 24:7». И подпись: «Нашёл это место. Подумал о тебе».
— Что там за улыбки, ангелочек? — спрашивает мама.
— Джулиан. Он такой милый.
Мама устраивается рядом со мной на диване, заглядывает в телефон, грызя стебель сельдерея. Мои родители сейчас на детоксе — питаются только зелёной пищей, хотя папа постоянно тайком ест зелёные Skittles.
Мама ахает.
— О. И правда милый.
Я улыбаюсь, глядя на фото. Из-под ресниц вижу её пристальный взгляд, и щеки начинают гореть.
На её лице появляется мягкая улыбка.
— Он хорошо с тобой обращается?
Я киваю.
— Он... он замечательный.
— Только будь осторожна, милая. После прошлого раза...
Лёд пробегает по спине, и я останавливаю её.
— Я знаю, мама. Я не хочу говорить о Мэтте.
Как пощёчина. Напоминание о том, что у меня как будто нет части мозга, отвечающей за правильный выбор мужчин. Сейчас Джулиан хороший, но что будет, когда...
Мама тяжело вздыхает.
— Пойдём. Давай печенье печь.
Я смеюсь и следую за ней на кухню.
— А как же твой детокс?
Она отмахивается.
— Я добавлю зелёный краситель.
Позже, одна в своей комнате, я выкручиваю тюбик помады «неприлично-красного» оттенка и встречаюсь взглядом с собственным отражением в зеркале. Улыбаясь, крашу губы, потом снимаю футболку и красный лифчик, ложусь на край кровати на живот и делаю селфи — лифчик свисает с моего пальца за лямку, остальное надёжно прикрыто. Отправляю, не давая себе времени передумать.
Я: Нашла это. Подумала о тебе.
Трижды появляются и исчезают точки, прежде чем приходит ответ.
Джулиан: Откуда ты знаешь, что я ношу красные лифчики?
Я: Интуиция.
Джулиан: Ты такая горячая, Грейс.
Жар расползается по телу, собираясь в самых интимных местах.
Джулиан: Ты хоть представляешь, что бы я с тобой сделал, если бы ты позволила?
— Господи. — По коже бегут мурашки. — И что мне ему ответить?
Скажи ему, чтобы рассказал.
Что? Нет!
Эта развратная часть моего мозга — просто ведьма.
Я: Ты заставляешь меня краснеть, Джулиан.
Я: Только не вздумай прислать фото своего члена.
Джулиан: ха-ха
Джулиан: Нет, я знаю, что любит моя девочка.
Он присылает фото моих карточек для учёбы, и я валюсь на кровать, смеясь в голос.
Январь, Год 2
Холодный январский вечер должен был бы остановить меня от того, чтобы надеть короткое платье, но я неразумная и хочу, чтобы Джулиан увидел мои ноги. Рукава-то длинные, да и весь вечер мы проведём в помещении. Какая разница?
Я мчусь наверх, а в груди, как бабочки с колючими крыльями, бьётся тревога, пытаясь вырваться наружу. Этот месяц Джулиан работает ночами в Vincent, а я — днями в TUMC, и с Нового года мы почти не виделись.
Я надеялась на вечер наедине, но Алеша настояла на «групповой терапии», так что я сказала Джулиану, что приеду пораньше. Дверь открывается через пару секунд после стука, и он встречает меня своей знаменитой полуулыбкой, в его тёмных глазах вспыхивают звёзды. Настоящие звёзды посреди ночи.
Я тянусь к нему, не в силах отвести взгляд. Дверь закрывается за мной, и он берёт меня за подбородок, приподнимая лицо.
— Привет, — говорит он и легко целует меня в губы, заставляя сердце сорваться с места.
— Привет. — Глупый, тихий голос.
Он берёт меня за руку и ведёт на кухню. Вся столешница завалена ингредиентами для «Крови единорога».
— Много лаймов, — замечаю я.
Он улыбается.
— Мы много пьём.
- Предыдущая
- 43/56
- Следующая
