Выдать маму замуж - Даррелл Джеральд - Страница 1

Gerald Durrell

MARRYING OFF MOTHER

Copyright © 1991 by Gerald Durrell

This edition is published by arrangement with Curtis Brown UK and The Van Lear Agency

All rights reserved

© С. Э. Таск, перевод, 2025

© Издание на русском языке. ООО «Издательство АЗБУКА», 2025

Издательство Азбука^®

Все эти истории правдивы или, если быть совсем точным, какие-то правдивы, а какие-то содержат зерно правды в орнаментальной скорлупке. Одни случились со мной лично, другие, от кого-то услышанные, я использовал в своих целях, что только подтверждает слова: «При общении с писателем держите язык за зубами, если не хотите стать литературным персонажем».

У меня нет ни малейшего желания объяснять, в каких историях содержится правда, а в каких полуправда, но надеюсь, это не помешает вам получить от них удовольствие.

Среди многих мест в La Belle France[1] есть одно, уже само благозвучное название которого добавляет блеску глазам гурмана, его щеки розовеют от предвосхищения, а изо рта текут слюнки, – это Перигор. Здесь каштаны и грецкие орехи поражают своими размерами, а земляника душиста, как будуар куртизанки. Здесь яблоки, груши и сливы напитаны божественными соками, здесь мякоть цыпленка, утки и голубки прочна и бела, масло своей желтизной напоминает солнечное сияние, а если его взбить маслобойкой, в этом густом замесе запросто удержится стакан с вином. Но главный приз Перигора прячется в суглинке дубовых рощ – это трюфель, гриб-троглодит, живущий в лесополосе, черный, как кот ведьмы, и неотразимый, как аравийские запахи.

В этом восхитительном уголке я обнаружил очаровательную деревеньку и остановился в маленькой гостинице под названием «Три голубка». Моим хозяином был Жан Петтион, весельчак с румяным от вина лицом, напоминающим яблоко сорта пепин. По случаю осени леса превратились в роскошный гобелен, игравший золотом и бронзой. Чтобы насладиться этим видом в полной мере, я попросил месье Петтиона приготовить мне все для пикника. Припарковав машину, я вошел в лес и порадовался блеску красок и причудливости росших повсюду поганок. Я уселся на крепкий пень от старого дуба и устроил себе ланч, а когда закончил, зашуршали заросли мертвого папоротника цвета имбиря, и передо мной явилась огромная свинья. Мы оба сильно удивились и какое-то время с интересом друг друга разглядывали.

Она была весом под сто килограммов, гладко-розовая, с персиковой белой шерсткой и декоративными черными пятнышками, которые Природа расположила на теле с продуманной соблазнительностью, подобно тому как в семнадцатом веке дамы наносили себе мушки на лицо и на грудь. В ее золотистых глазках сквозили мудрость и озорство, уши висели по бокам, как головной убор монашки, а гордо торчащее, с морщинками рыльце порождало ассоциации с надежным викторианским инструментом для прочистки сточных труб. У нее были изящные, хорошо отполированные копытца и великолепный розовый хвостик в виде вопросительного знака, этакий моторчик жизнеобеспечения. Вместо ожидаемого запашка она источала тонкие ароматы, какие исходят от луга в весенних цветах. Вот тебе и свинья! Я не сразу вспомнил, когда последний раз вдыхал такие волшебные романтические запахи. В тот день я вошел в лифт в отеле, где проживал, и ехавшая вниз роскошная дама одарила меня вот таким же сладчайшим букетом. Я спросил даму, как называется этот чудесный парфюм, и ответ был такой: «Радость».

В жизни у меня было много необычного, но я впервые столкнулся вот так, в дубовой роще, с симпатичной, надушенной дорогими духами свиньей. Она не спеша подошла, положила рыльце мне на колени и издала затяжной и несколько пугающий звук, какой можно услышать от врача на Харли-стрит[2] перед объявлением, что ты болен неизлечимой болезнью. Затем она глубоко вздохнула и начала пощелкивать челюстями. Чем-то это напоминало кастаньеты в руках лихих испанских танцоров. Она снова вздохнула. Стало понятно: дама чего-то хочет. Она обнюхала мою дорожную сумку, а когда я ее открыл, принялась радостно повизгивать. Там не было ничего, кроме недоеденного сыра. Я его вынул и, не потакая ее попыткам схватить весь кусок, отрезал ломтик. К моему удивлению, он остался лежать у нее во рту. Она его смаковала, как какой-нибудь сомелье смакует вино, впитывая весь букет. А затем осторожно, не торопясь принялась его пережевывать, тихо и довольно похрюкивая. Только сейчас я заметил на ее толстой шее очень изящный золотой ошейник, вроде жемчужного ожерелья, какие носят вдовы, а свисавший конец цепочки был оборван. Элегантность этой свинки не оставляла никаких сомнений в том, что она дорога хозяину и что она потерялась. Она приняла от меня еще немного сыра, похрюкивая от удовольствия и благодарности, и каждый ломтик пару секунд выдерживала на язычке, как истинный ценитель. Последний кусок сыра я использовал в качестве приманки и с его помощью выманил свинку из леса и привел к моему фургону. Судя по всему, она была привычна к такому способу передвижения, потому что сразу удобно устроилась на заднем сиденье, откуда по-королевски выглядывала в окно, а рот у нее был набит сыром. Пока я вез ее в деревню, подозревая, что там ее дом, она положила рыльце мне на плечо и уснула. Вряд ли, решил я, сочетание духов «Радость» и зрелого рокфора гарантируют ей внимание противоположного пола. Приехав в отель «Три голубка», я снял с плеча благоухающее рыльце, дал свинье остаток сыра, а сам отправился на розыски доблестного Жана. Он со всем тщанием полировал стаканы, периодически дыша на стекло и добиваясь идеального блеска.

– Жан, – начал я, – у меня проблема.

– Какая проблема, месье? – поинтересовался он.

– У меня завелась свинья.

– Месье купил свинью? – изумился он.

– Нет, я не покупал. Завелась. Я ел в лесу ланч, когда вдруг появилась эта свинья и решила разделить со мной трапезу. Свинья довольно необычная. Мало того что у нее страсть к рокфору, так на ней еще золотой ошейник и она пахнет дорогими духами.

Стакан, который он протирал, выскользнул у него из пальцев, упал на пол и разбился вдребезги.

– Господи! – воскликнул он, глаза у него округлились. – Это же Эсмеральда!

– Хотя на ошейнике нет имени, – сказал я, – но вторая такая свинья в округе вряд ли найдется, так что, скорее всего, это действительно Эсмеральда. И кто ее хозяин?

Он обошел конторку, давя ступнями осколки и снимая фартук.

– Ее хозяин месье Кло, – сказал он. – Боже мой, если она пропала, он сойдет с ума! Где она?

– В моей машине. Приканчивает рокфор.

Мы подошли к фургону. Эсмеральда, поняв, что жестокая судьба лишила ее сыра, приняла философское решение: поспать. От ее храпа автомобиль дрожал, как при работающем двигателе.

– О-ля-ля! – сказал Жан. – Это она, Эсмеральда. Месье Кло сойдет с ума. Вы должны немедленно отвезти ее домой. Она для него – свет в окошке. Срочно верните ее на место, месье.

– Я с радостью это сделаю, если вы мне скажете, где живет месье Кло, – ответил я с некоторым вызовом. – Мне в жизни не хватало только свиньи.

– Свиньи?! – на лице Жана изобразился ужас. – Какая же это свинья, месье? Это Эсмеральда!

– Мне все равно, как ее зовут, – сказал я с горечью. – В данный момент она лежит в моей машине, и от нее несет, как от парижской шлюхи после попойки, где она закусывала сыром. Я буду только рад поскорее от нее избавиться.