Придорожная трава - Денисова Ольга - Страница 24

– Не живущее… – задумчиво произнес Леший, – хорошо сказал. Я вот тоже хочу рассказать тебе историю. Все, кто тут сидит, конечно, ее знают, но и им не вредно будет послушать.

Голоса на поляне стихли, и Леший поднялся во весь свой огромный рост, сжимая в руке лилию, как будто собирался сказать тост. Он хрипло прокашлялся, прочищая горло и начал говорить неторопливо, громко и с большим чувством:

– Мы, жители нижнего мира, или, как ты назвал нас «не живущие», когда-то были беспечны и беспечальны. Некогда, очень давно, жили мы бок о бок с людьми, и боги спускались к нам тогда, когда хотели. Правда, Гармония и Справедливость правили миром. А потом пришел ледник, самый последний, самый холодный и высокий. Он запер нас под землей на сотню тысяч лет, и мы провели их как в могиле. Мы никогда не станем столь же светлыми и веселыми, как когда-то. Там, под землей, нас коснулся холод ледника, выстудил наши души, повязал нас со смертью и мраком. Ледник прогнал богов наверх, а людей вышвырнул с этой земли на восток.

Они вернулись, едва растаял лед – изувеченные голодом и морозом, сломанные бесконечными странствиями, одичавшие и забывшие свое место в этом мире. Но они вернулись. И вместо теплых густых рощ, чистых озер и высоких мягких трав люди нашли здесь мертвые непроходимые топи. И тщетно они звали богов, стоя в ледяной воде под ледяным ветром – боги не слышали их. Напрасно они уговаривали вернуться не живущих – мы не могли выйти им навстречу.

Маленький выпуклый островок, пядь твердой земли, один на много дней пути, разыскали люди и назвали его местом силы. Силы, которая не позволила леднику раздавить его и втоптать в болото. Они сложили на нем каменный очаг – не так-то просто было его разжечь, сырость животворна для теплых краев и губительна для холодных. Сила земли, сила огня и сила людей толкнула это место к жизни. Прошло много лет, прежде чем мы, не живущие, смогли выбраться на землю.

Да, мы стали другими – могильным холодом веет от нас до сих пор. Но люди простили нас и приняли такими, какие мы есть – они были одиноки, так же, как и мы. Рука об руку, смертные и не живущие, мы хранили очаг, сила которого собирала болотную воду в ручьи и реки, обнажая твердую землю, крепила ее соснами, засеивала лесами и заселяла зверьем.

И когда пришло время позвать богов, недалеко от очага, в солнечном лесу люди воздвигли Каменный лик. И боги услышали их зов.

Леший замолчал и оглядел поляну, как будто искал поддержки у слушателей, а потом с вызовом продолжил:

– Я выпью за людей! За тех, кто освободил нас. За тех, кто вдохнул жизнь в Каменный лик.

По поляне прошел ропот, похоже, не все были согласны пить за людей.

– Люди изменились с тех пор! – выкрикнул кто-то, и Илье показалось, что это Безымень. Но он мог и ошибиться.

– Да, люди изменились, – кивнул Леший, – но разве не человек сидит сейчас рядом с нами? Разве не человека Долина выбрала своим стражем? Скажи им, хозяин, стоят ли люди того, чтобы я пил за них?

Илья смешался – он не ожидал, что его о чем-нибудь спросят.

– Хм… человек – это звучит гордо, – пробормотал он себе под нос, – я не знаю. Люди разные – хорошие и плохие. Но и вы, я так понял, тоже существа неоднозначные. Я бы выпил за то, чтобы мы снова стали добрыми соседями…

Леший рассмеялся хриплым, кашляющим смехом и хлопнул Илью по плечу:

– Ну что ж, пусть будет так. За доброе соседство.

На этот раз поляна поддержала его – похоже, всем надоело слушать пространные речи, им хотелось чего-нибудь повеселей. И, наверное, Илья был с ними согласен.

Когда же «птички» щебечущей стайкой побежали танцевать, он выпустил свою с сожалением – без нее ему стало пусто и холодно. Их танец был полон жизни, как будто они нарочно хотели подчеркнуть контраст между собой и Марой. И музыка шла не из-под земли, а лилась из леса перезвоном колокольчиков, капающей росой и шорохом сосновой хвои. Их кожа в лунном свете светилась розовым, их движения переполняла энергия, бьющая через край, а округлые контуры тел манили и влекли к себе, как магнитом.

И закончился их танец внезапно – они сорвались с места и разбежались в разные стороны из круга, и те, кто сидел на поляне, ловили их в объятья, целовали, поднимали и кружили.

Когда Илья увидел свою «птичку», летящую ему навстречу, то не смог удержаться тоже, поднялся и подхватил ее на руки – разгоряченную, мягкую и живую.

– Я хочу пить, – выдохнула она ему в лицо.

– Сейчас я что-нибудь придумаю, – Илья огляделся. И немедленно сверху свесилась длинная гибкая рука, протягивающая ему лилию.

«Птичка» со смехом наблюдала, как он пытается и удержать ее на руках, и взять протянутый цветок. И ему это почти удалось, но если бы она не пришла ему на помощь, то он точно завалился бы на землю.

– Я не могу пить лежа, – продолжала она смеяться, и он попробовал на весу придать ей подобие сидячего положения, но пихать ее коленкой снизу не рискнул.

– Да сядь! – «птичка» хохотала, – и не будет никаких проблем.

Илья усмехнулся и последовал ее совету. Рядом с ним сидел Багник и держал на коленях двух красавиц.

«Птичка», отпив из лилии, дала хлебнуть и ему, и попросила:

– А теперь шепни мне что-нибудь ласковое.

Илья прижался губами к ее уху:

– Ты красавица.

– Тоже мне новость!

– Ты самая красивая.

– Это лучше.

– Мне с тобой хорошо.

Она отбросила лилию, обвила его шею обеими руками, а потом ее пальцы заскользили вниз, лаская и щекоча его грудь и спину. Он, конечно, в долгу не остался – ее прекрасное тело стоило того. Но не прошло и трех минут, как нервы его не выдержали:

– Все. Я больше не могу.

Илья подхватил ее на руки, поднимаясь, и потащил в лес, а она при этом хохотала и отбивалась. Впрочем, оглядевшись и прислушавшись, он понял, что он не одинок в своем начинании. Дважды ему казалось, будто он нашел подходящее место, но, приблизившись, понимал, что оно уже занято. Приходилось тащить ее все дальше и дальше от поляны, пока, в итоге, он не оказался на опушке, среди замечательных мягких моховых кочек.

– Хватит, дальше не пойду, – он швырнул «птичку» в упругий мох, нисколько не сомневаясь в том, что она не ушибется. И точно – она провалилась в него как в перину, и засмеялась. Илья опустился на колени рядом с ней, шумно дыша, мох был слегка влажным и чуть охлаждал жар, которым дышало его тело.

И когда он уже держал ее в объятиях, не в силах оторваться, метрах в пятидесяти внезапно вспыхнул свет. Сперва слабый – осветилось одно окно. Илья между делом подумал, что дотащил красавицу почти до самого забора Вероники. Но это его не встревожило и не остановило. И лишь когда зажглись прожектора во дворе, подсветив опушку леса, он засомневался в том, стоило ли хозяйке дома это делать. Остановиться он не мог – при свете «птичка» показалась ему еще прелестней и соблазнительней.

Они вернулись на поляну, взявшись за руки, оба тихие и смущенные. И едва подошли к своему поредевшему кружку, как сверху, прямо перед их лицами, опустились две тонкие руки, державшие бокалы-лилии. Илья поднял голову – русалка со змеиным хвостом прижималась лицом к толстому суку, на котором лежала, и томно улыбалась, свесив обе руки вниз.

– Спасибо, – кивнул он ей.

– Приходите еще, – ответила она, и глаза ее хитро прищурились.

– Ага! – воскликнул кот, – Вернулись! Говорят, вы подарили хозяйке дома незабываемое зрелище!

Илья смутился и потупился, но «птичка» повела его за собой и усадила на землю.

– Ей полезно напомнить, что она не хозяйка Долины, – проворчал Багник, – если она не уберется отсюда, честное слово, пусть лучше не выходит в лес.

– Да ладно вам, – пожал плечами Илья, – она не такая гадкая, какой хочет казаться. К ней детишки скоро приедут…

– Час от часу не легче! – фыркнул кот, – она что, совершенно не понимает, где оказалась?

– Не знаю, – ответил Илья, – может быть, и не понимает. Она… она очень … хм… материальная.