Греческая смоковница (Ягода созрела) - Васп Памела - Страница 17

Они подошли к дверям магазина, расположенного в углу большого старинного, с аляповатыми лепными украшениями, особняка.

— Подожди меня здесь, — попросила Патриция, взглянув на его тяжелую корзинку.

— Хорошо, — без пререканий согласился он и улыбнулся ей ласково.

— Подержи это. — Она положила поверх переполненной корзины еще и булку с пакетом.

— Постараюсь, — рассмеялся Том. — Осторожней! У сменя так спина сломается!

Она тоже рассмеялась и вошла в магазин.

Том сел на плетеный стул, стоящий рядом с дверью, с облегчением поставив корзину на колени.

— Я ищу солнцезащитные очки, — услышал он веселый голос возлюбленной.

— Пожалуйста, — донесся до Тома красивый мужской голос. — У меня большой выбор.

— Спасибо.

Том заглянул в дверь. За прилавком стоял грек, примерно его лет, в модной яркой рубашке, и пожирал глазами Патрицию. Что-то во взгляде продавца очень не понравилось Тому.

— Нет, — сказала Патриция. — Эти не в моем стиле. Вон те, в белой оправе. Не слишком для меня большие?

— Нет, отлично вам.

Грек вышел из-за прилавка и подвел девушку к большому зеркалу в углу, масляно улыбаясь и держа ее пальцами за плечи. Том сжал зубы при виде этой сцены.

— Смотрите, — услужливо сказал продавец.

— Сколько они стоят?

— Для вас — бесплатно, — обаятельно улыбаясь, заявил продавец. — И у меня есть еще кое-что, вам понравится. — Он нагнулся и вытащил из-под прилавка красивый серый летний шарф. — Это для вас! — торжественно произнес он, явно довольный собой и своей щедростью.

Она сделала красноречивый жест, что не может принять подарка.

Грек стрельнул глазами в сторону дверей и заметил Тома.

— Нет, нет, — игриво стал уговаривать ее продавец. — Прошу вас, пожалуйста! Вы обязаны взять, просто обязаны! — Он почти насилу всунул шарфик ей в руки. — Мне будет только приятно, заверяю вас!

Она вышла из магазинчика и взяла у сидящего у входа Тома пакет и булку. Он встал с хмурым видом и они пошли дальше.

— Греки бывают очень навязчивы иногда, правда? — сказал он ей, определенно рассчитывая на сочувствие с ее стороны.

— Этот был очень милый, — не поняла его Патриция. — Он подарил мне шарф. И ничего не взял с меня за очки.

— Эй, — окликнул ее с порога магазинчика торговец.

Патриция повернулась к нему и благодарно помахала рукой:

— Чао, чао!

— Придете сегодня вечером на праздник города в кафе «На набережной»? — спросил он, в надежде завязать интрижку. Присутствие Тома совершенно не останавливало опытного сердцееда, наоборот — подогревало в нем чисто спортивный интерес.

— Еще не знаю, — весело ответила Патриция, впервые вообще услышав о празднике.

— Приходите! — посоветовал галантерейщик. — Я научу вас танцевать сертаки.

Том сердито посмотрел на грека, как на человека, посмевшего посягнуть на его собственность.

— Мы подумаем, — сказала Патриция и взяла Тома под руку.

Галантерейщик скрылся в дверях магазина.

По дороге на пристань они не произнесли ни слова. Патриция просто совершенно не догадывалась, какие мысли терзают ее возлюбленного — подобное поведение было для нее привычным и естественным.

А Том злился на нее, на себя, а в особенности на этого смазливого, чисто выбритого грека. Он потер свою недельную щетину и выругался про себя — Патриция настолько завладела его мыслями, что он даже не вспоминал об этом. Ему захотелось как можно скорее добраться до яхты, чтобы привести себя в цивилизованный вид.

Он не желал потерять неожиданно обретенную любовь. Но мысли о ее легкомысленном поведении мучили его, порождая тяжкие сомнения: а любит ли она его, не является ли он для нее простой игрушкой, которая быстро надоедает?

А Патриция, вышагивая с Томом под руку, беспечно радовалась жизни.

Яхта отчалила от берега, Патриция готовилась загорать и сняла футболку.

Том стоял за штурвалом, он взял курс на середину залива — куда-то определенно он плыть сейчас не хотел, собираясь переночевать здесь, у знакомого причала, а с утра вновь оправиться на их остров.

— Ты не с первого раза ложишься с мужиком в постель, наверно? — глядя на водную гладь сказал Том. Он был не в силах сдержать обуревающие его подозрения.

Улыбка на лице девушки сразу изменилась — из радостно-беспечной превратилась в оборонительно-наглую.

— Ну, если мне парень нравится, то могу и с первого раза, — сказала она сердито.

Спустилась в каюту, взяла свой магнитофон и снова поднялась на палубу. Проходя мимо Тома, она добавила ядовито:

— Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня?

Тугие, соблазнительные бугры ее груди проплыли перед глазами Тома, приковав на мгновение к себе его внимание.

Патриция прошла на нос корабля и села, положив магнитофон на колени. Ей был очень неприятен его вопрос и она не понимала почему. Тем не менее она сожалела о своем резком ответе.

Том закрепил штурвал, подошел к ней и примостился рядом.

— Что ты делаешь? — зло спросил он, не в силах сдержать рвущуюся наружу досаду. — Записываешь свои впечатления о каждом парне с которым встречаешься, да? Можно послушать?

Он протянул руку и нажал клавишу воспроизведения.

Из магнитофона послышался голос Патриции: «…чем они старее, тем гнуснее..».

Она поспешно выключила магнитофон.

— Я что, такой гнусный? — спросил Том.

— Нет, — ответила Патриция, ужаснувшись, что он действительно принял эти слова в свой адрес. — Я бы не сказала…

— Я ничего не понимаю. — Том поднялся и посмотрел на нее. — По-моему, ты просто чокнутая.

Патриция сидела в одних шортах, и укоризненно глядела на него. Она понимала: происходит что-то не то. Что они оба злятся из-за пустяка. Но уступить в чем-либо ей не позволяла натура.

Он увидел, что рядом с ней лежит длинный шарф из тонкой серой материи, подаренный галантерейщиком. Он брезгливо взял шарф двумя пальцами.

— Ты что будешь носить эту тряпку? И сегодня оденешь для этого отвратительного грека?

— А почему бы нет? — ощерилась Патриция. — Если хороший парень — то почему бы не сделать ему приятное?

Она отобрала у Тома шарф.

Он встал, в сердцах развернулся и прошел к штурвалу. Внутри все кипело от необъяснимой, мучительной злости. Он вырубил двигатель, закрепил парус и, стараясь не смотреть в сторону Патриции, спустился в каюту. Бросился на свою койку — его чуть ли не трясло, ему необходимо было успокоиться. За яхту он не волновался: ветра практически не было, да и куда ее может занести? Он понимал, что второй разрыв с любимой женщиной ему будет перенести гораздо тяжелее, чем тогда, много лет назад и старался взять себя в руки. Под эти невеселые мысли он как-то незаметно уснул.

Сколько он проспал, Том не знал. Разбудил его громкий крик Патриции:

— Том! Том! Скорее! Быстро!

Он вздрогнул, вскочил с койки и бросился наверх. В спешке, спросонья больно стукнулся лбом о верхнюю перекладину двери.

Выскочил на палубу, нервно оглядывая палубу в сгустившихся сумерках.

Патриция, совершенно обнаженная, стояла одной ногой на самом краю яхты, другую ногу вытянув далеко над водой, правой рукой она держалась за канаты, а левой указывала куда-то вдаль. В переливающихся багряно-желтых лучах заходящего солнца ее фигура была просто великолепна. И она знала об этом.

— Том, смотри, правда я похожа на рекламу?

Он стоял, схватившись за косяк двери в каюту, и не мог вымолвить ни слова.

Патриция легко спрыгнула на палубу, подбежала к нему и бросилась на шею, прижавшись к его груди плотными восхитительными бугорками.

— Том, я люблю тебя, — прошептала она ему на ухо.

— Я тебя тоже, Патриция! — ответил он. Сердце радостно забилось в груди бесследно разгоняя недавние сомнения и обиды.