Шпион Темучина - Посняков Андрей - Страница 12

Так… А это, случайно, не Дикая Оэлун, о которой предупреждал старик Хартойлонг? Она и есть, больше, похоже, некому.

Разбойники между тем шарили по повозкам и гэру.

– Хорошая добыча, матушка! – закричал один из них – здоровенный амбал в темном дээле.

Хм… матушка… Хорошо – не бабушка!

Путников быстро и сноровисто связали, и спешившаяся предводительница банды с любопытством рассматривала их в лучах медленно выползавшего солнца. Надо сказать, что и молодой нойон пялил на рыжую атаманшу глаза с любопытством ничуть не меньшим. Красивая оказалась девка! Точнее – вдовица. Довольно молода, лет, наверное, не больше двадцати пяти, стройна, ловка, проворна. На поясе – целых две сабли. Тяжелые, уйгурские. Зачем ей две?

– Кто такие? – положив руку на эфес сабли, прищурившись, поинтересовалась разбойница.

– Интересные у вас обычаи. – Баурджин презрительно сплюнул в траву. – Сначала напасть на мирных торговцев, а затем уже спрашивать – кто?

– Ха! – неожиданно скривившись, рыжая обернулась к своим соратникам, почтительно выстроившихся позади полукругом. – Этот травоволосый черт утверждает, что они торговцы!

Ага! Баурджин спрятал ухмылку. Упомянула черта! Значит, эти разбойники – из какого-то христианского рода. Кто? Найманы? Меркиты? Кераиты?

– Да, торговцы, клянусь Христородицей! Мы мирные люди… – Баурджин поспешно замолк, чтобы, не дай бог, не вырвалось дальше – «…но наш бронепоезд стоит на запасном пути»

– Веруете в Христа? – разбойница удивилась. – Большая редкость в здешних местах.

Баурджин пожал плечами:

– Ты, я смотрю, тоже веруешь?

– Не твое дело! – сверкнув синими, словно вечернее небо, глазами, осклабилась атаманша. – Вы убили наших людей – и уже потому достойны смерти!

– Но и вы убили двоих погонщиков, – тут же возразил нойон. – К тому же мы только защищались.

– Ага, защищались. – Женщина презрительно скривила губы. – Скажи-ка лучше, за сколько вас нанял Игдорж Собака?

– Какая еще собака? – не понял нойон. – Не знаем мы никакой собаки!

– Ага, не знаете… То-то вы так истово прикрывали его отход!

– Нечего с ними церемониться, матушка Оэлун, – закричали разбойники. – Кончать надо всех этих лазутчиков.

– Игдорж Собака… – задумчиво протянул Баурджин. – А нам он назвался Барсэлуком. Кто он?

– Как будто не знаешь. Лазутчик Кара-Мергена!

– Кара-Мерген?! Черный Охотник… Вот снова я слышу это имя…

– Убейте их! – Дикая Оэлун махнула рукой, и лиходеи взялись за сабли.

– Подождите! – дернулся Баурджин-нойон. – Позвольте нам похоронить наших павших. Мы христиане, и не хотим, чтобы их тела клевали хищные птицы.

– Христиане? Ах, ну да. – Оэлун почесала подбородок и махнула рукой. – Ладно, похороните. Заодно выкопаете могилу для наших… И для себя!

Последняя реплика потонула в одобрительном вое.

Вытащив из телег лопаты и заступы – имелись там и такие вещи, – четверо оставшихся в живых торговцев принялись рыть могильную яму. Понятно, не торопились…

А разбойники вели себя как дома – никого не опасаясь. Стреножив коней, рылись среди оставшихся товаров: кто-то примерял дээл, кто-то – гуталы, а кое-кто с большим удовольствием наигрывал на хуре, напевая протяжную песню про вечно синее небо, лесистые сопки и грозного бога Тэнгри. Да, выходит, среди лиходеев далеко не все были христианами.

– Надо бежать, – улучив момент, прошептал Гамильдэ-Ичен.

– Не разговаривать! – один из разбойников, оставленных для присмотра за пленниками, грозно повел луком. – Еще одно слово – и моя стрела пронзит болтуну горло!

– Ладно, ладно! – примирительно улыбнулся Баурджин-нойон. – Мы ведь копаем, не стоим без дела. А земля-то, между прочим, как камень. Вон, посмотрите…

Он нагнулся, незаметно подмигнув своим. Шепнул:

– Бежим к сопке!

Перехватил поудобнее заступ…

– Ну, хватит копать! – осадив коня прямо напротив Баурджина, приказала Дикая Оэлун. – Мне не нужны лишние мертвецы – так и быть, оставайтесь живыми!

Могильщики переглянулись.

– Да, да, живыми, – разбойница усмехнулась, – авось, пригодитесь.

Странное человеколюбие атаманши, как тут же выяснил для себя нойон, объяснялось просто – не солоно хлебавши вернулась погоня. Барсэлук – или кто он там? Собака? – бежал, скрылся, и теперь Дикая Оэлун рассматривала попавших в ее руки пленников в качестве возможных заложников, если вдруг захочет отомстить Джамуха или… или Черный Охотник. Да, скорее всего, так и обстояли дела.

К удивлению Баурджина, всех погибших – и своих, и чужих – лиходеи похоронили достойно. Один из разбойников – высокий представительный бородач в черном тэрлэке, подпоясанном железными звенящими цепями – веригами, – даже прочел заупокойную молитву. И все – даже возможные язычники – почтительно слушали, обнажив головы. Затем под заунывное пение того же бородача быстро забросали могилу землею, утвердив на возвышении несколько круглых камней, а из более мелких камешков аккуратно выложили крест.

Сама Дикая Оэлун тоже помолилась, после чего, резко вскочив в седло, махнула рукою – пора. Погрузив награбленную добычу на лошадей, разбойники привязали к седлам и пленников, после чего дружно поскакали прочь.

В зияющей голубизне небес ярко светило солнце, освещая сопки, поросшие смешанным лесом, отражаясь в широкой сверкающей ленте реки, петляющей меж высокими берегами. Вокруг, средь зелени трав, алели маки, желтели одуванчики и купальницы, нежным пурпуром цветков рвался к небу буйно разросшийся иван-чай. Со склонов холмов легкий ветерок приносил сладковатый запах клевера.

Ехали недолго, уже к полдню все спешились и, резко свернув направо, в сопки, дальше пошли пешком, ведя коней под уздцы. Шумели березы. Прозрачное небо подпирали лиственницы и кедры. Пахло смолой и цветущим шиповником, жужжали шмели, а где-то совсем рядом увлеченно колотил по стволу дятел.

Чаща постепенно становилась все гуще, вскоре и вовсе стемнело – солнечные лучи гасила темно-зеленая тень. Узкая, змеившаяся меж деревьев тропинка привела путников к небольшому ручью, у которого был сделан привал. Напоив, пленников отвели в искусно замаскированную пещеру, где и оставили, завалив тяжелыми камнями вход.

– Без особых затей, но надежно, – прокомментировал вслух Баурджин. – Попробуй выберись, никаких сил не хватит.

– Думаю, они к тому же оставили где-нибудь часового.

– Конечно, оставили, Гамильдэ! А как же?!

– Разбойница… Красивая! Очень! Такую б жену! – Жарлдыргвырлынгийн, а попросту – Жорж, молча привалился спиной к стене пещеры и закрыл глаза.

– Правильно, – одобрительно кивнул нойон. – Лучше поспи, чем говорить такие речи. Ишь, жены-разбойницы захотелось… Поспим. Восстановим силы, кто знает, может быть, они нам очень скоро понадобятся. Кстати, тут и подстилка имеется. Курорт!

– Что? – шепотом спросил Сухэ у Гамильдэ-Ичена.

– Не знаю, – покосившись на Баурджина, так же, шепотом, отозвался юноша. – Нойон много непонятных слов знает.

– А!

Баурджин прикрыл глаза и задумался, пытаясь подвести некоторые итоги. Убитых погонщиков было, конечно, жаль, но не они были главной потерей. Повозки с товарами! Без них выдавать себя за торговцев не имело смысла. А тогда – за кого? За тех же торговцев, только ограбленных? Поверят ли? Попросят доказательств, а кто их пленникам даст? Разве что Дикая Оэлун выпишет справку: так, мол, и так дана таким-то сяким-то в том, что они честные торговцы, ограбленные вверенным мне бандподразделением. Баурджин усмехнулся. Интересно, долго их здесь будут держать? Впрочем, нет – вопрос поставлен неверно, прямо сказать – тактически и стратегически безграмотно. Каким образом отсюда поскорей смыться – вот какие задачи сейчас ставить надо!

– Гамильдэ!

– Да, нойон?

– Подползи ящеркой к камешкам, полежи, послушай… Только осторожно.

Гамильдэ-Ичен зашуршал соломой. Затих.

Баурджин ненадолго задремал, настолько чутко, что прекрасно слышал каждый, даже самый тихий, шорох. Услыхал и когда подполз Гамильдэ-Ичен, открыл глаза: