Опороченная Лукреция - Холт Виктория - Страница 40

• Предыдущая
• 40/66
• Следующая

Александр хотел, чтобы его дочь как можно больше времени проводила в обществе Элизабетты и Изабеллы. Ей следовало изучать их привычки, манеру одеваться, жесты – не забывать, что обе дамы принадлежат к самому своенравному и аристократическому роду Италии.

«Когда я не буду видеть тебя, – сказал Александр, – меня сможет утешить только сознание того, что ты наслаждаешься компанией этих принцесс. Все делай, как они. Говори, как они. Ведь тебе, моя ненаглядная Лукреция, нужно стать такой же принцессой, как твои новые родственницы».

И вот, лежа в повозке бок о бок с Элизабеттой, Лукреция решила быть такой же чопорной и холодной, как ее спутница, – в результате чего последняя лишилась возможности смеяться над ней, чем намеревалась заняться в дороге. Герцогиня Урбинская была вынуждена признать, что молодая Борджа умела держаться с достоинством настоящей аристократки.

Тем не менее Элизабетта ничего не забыла. Эта девчонка воспитывалась при дворе Папы. Значит, слышала рассказы об импотенции Гвидобальдо, которого по милости святого отца так долго гноили во французской тюрьме. Наверняка слышала. Уж кто-кто, а Борджа никогда не прочь поиздеваться над беззащитным человеком. И Элизабетта не собирается прощать только потому, что их девчонка обладает достаточной воспитанностью и чувством собственного достоинства. Борджа всегда были коварными людьми – и чем очаровательней выглядит одна из них, тем больше зла может причинить.

Поэтому Элизабетта продолжала сохранять отчужденность, и Лукреция понимала, что ее спутница ждет, когда она допустит какой-нибудь промах.

Когда они прибыли в Пезаро, Элизабетта насторожилась. От нее не укрылось некоторое замешательство Лукреции. Вне всяких сомнений, та вспомнила месяцы, проведенные здесь с Джованни Сфорца, – ведь ее первый супруг был синьором этого города, пока Чезаре не завладел им.

А все подробности их скандального развода? Разве такое забывается?

Элизабетта небрежно заметила:

– Кажется, это место знакомо вам.

– Я бывала здесь. Элизабетта улыбнулась.

– Ах да, с вашим первым мужем. Но тогда вы были еще слишком молоды, не так ли? Вероятно, вы даже не воспринимали его как супруга. Да и брак оказался не настоящим. Консумации-то не было.

Лукреция смотрела на дорогу. Ее щеки слегка покраснели.

– Правда, когда Джованни гостил при дворе моей невестки, он поклялся, что брак был полностью совершен, – продолжила Элизабетта. – Бедный Джованни! Потерять так много… свои земли… супругу… даже свою мужскую репутацию. Право, мне жаль его.

Лукреция снова промолчала – она тоже жалела Джованни.

– Вне всяких сомнений, здешние жители всегда будут помнить об этом, – добавила Элизабетта. – У них долгая память. Они никогда не забудут тот день, когда вы приехали сюда как невеста синьора Пезаро. И вот… вот вы приезжаете к ним невестой совсем другого человека, хотя их господин – замечу, бывший – все еще жив и даже утверждает, что все еще является вашим супругом!

– Не понимаю, как это возможно, если состоялся развод, – сказала Лукреция.

– На основании неконсумации! Но если консумация все-таки была, то основание для развода исчезает и… если нет причины, то какой может быть развод? Не знаю, не знаю. Вероятно, ваш отец, который так умудрен в подобных вопросах, мог бы кое-что объяснить нам… Ах, да взгляните же вы! Эти люди горят желанием посмотреть на вас. По-моему, вы должны показаться им.

И Лукреция, надеявшаяся миновать Пезаро незамеченной, была вынуждена выйти из повозки и дальше ехать верхом, на виду у толпившихся горожан.

Впрочем, Элизабетту снова постигло разочарование. Городом сейчас правил Рамиро де Лорка, которого Чезаре оставил своим наместником. Этот испанец превосходно знал о том, какие чувства его хозяин питал к Лукреции, а потому решил устроить ей прием, достойный самых прославленных людей Италии. И Рамиро мог рассчитывать на добросовестность жителей Пезаро, обещавших содействовать его планам, – он был слишком известен своей жестокостью, чтобы они смели поступить иначе.

И вот, сказался ли тут страх перед Рамиро или их в самом деле очаровала стройная златоволосая женщина, ехавшая впереди кортежа, но всюду ее провожали дружные несмолкающие крики:

– Герцогиня! Да здравствует герцогиня Феррарская! Да здравствует Лукреция Борджа!..

Ферранте был в восторге от Лукреции. В своих письмах он так превозносил ее, что Изабелла не только сердилась, но и страдала от ревности.

«Дорогая сестра, вчера я вместе с ней открывал бал. Никогда еще не видел ее такой прекрасной. Волосы – чудо, лучше любого золота. Она моет их каждый день, но вчера они казались особенно пышными и яркими. На ней было черное бархатное платье, очень шедшее ее стройной фигуре, а на голове – небольшая золотая шапочка, сливавшаяся с цветом превосходно завитых локонов; на лбу сверкал огромный бриллиант. Ее карлики – презабавнейшие создания. Весь вечер они веселили нас своими уморительными выходками, но при этом не забывали и привлекать всеобщее внимание к красоте их госпожи – уже тем, что носили костюмы, сочетающиеся с ее нарядом, и все время подражали ее жестам и манере говорить. Порой они позволяли себе довольно непристойные шутки – даже о самой Лукреции! Но, кажется, никто не обиделся. Римские нравы очень отличаются от наших, мантуанских и феррарских. Воображаю, что бы ты сказала, дорогая сестра, если бы очутилась в этой танцевальной зале, посреди этих карликов, которые всюду следовали бы за тобой и осыпали своими неприличными словечками! Вот Лукреция – другое дело. Она их воспринимает с высочайшим чувством юмора. Впрочем, хорошее настроение вообще не покидает ее с тех пор, как мы выехали из Пезаро».

Прочитав это письмо, Изабелла пришла в ярость.

– Идиот! – воскликнула она. – Этот мальчишка пишет, как какой-то обезумевший от счастья любовник! Учитывая ее репутацию, вполне может быть, что так оно и есть.

Она показала письмо Альфонсо, попыталась пробудить в нем возмущение. Тот остался по-прежнему равнодушен.

Когда Лукреция была в Римини – том самом городе, где она вместе с Ферранте открывала бал, – в замок прискакал слуга, спешивший сообщить тревожную новость.

Первым человеком, которого он увидел, был Ферранте, и слуга упал ему в ноги, умоляя выслушать. Мадонна Лукреция находится в величайшей опасности, причитал он.

– Неужели? – спросил Ферранте.

– Мой господин, за городом ее поджидает группа вооруженных людей. Их привел Каррачьоло.

– Каррачьоло! – воскликнул Ферранте.

– Могу я кое-что напомнить моему господину? Каррачьоло был помолвлен с девушкой по имени Доротея да Крема, которую похитил Чезаре Борджа и о которой с тех пор нет никаких известий.

– Ты хочешь сказать, что этот человек намеревается похитить мадонну Лукрецию?

– Вполне может быть, мой господин. И, возможно, сделать с ней то же самое, что Чезаре Борджа сделал с его суженой.

Ферранте, не теряя времени, поспешил к Лукреции и рассказал об услышанном. Лукреция побледнела – мысль о насилии ужаснула ее.

Ферранте бросился на колени и объявил, что будет защищать ее, не щадя своей жизни. Она не слушала – думала о Доротее, которая отправилась в путешествие, похожее на ее нынешнюю поездку, но так и не добралась до места назначения.

Она понимала чувства этого мужчины, Каррачьоло. И знала, что ждет ее, попадись она ему в руки.

Вошла Элизабетта. Ферранте мгновенно вскочил с колен.

И, не переводя духа, выпалил о том, что услышал от слуги.

Элизабетта пожала плечами.

– Вероятно, чья-нибудь неудачная выдумка.

Но на ее лице промелькнуло выражение удовольствия. Она ненавидит меня, решила Лукреция. Надеется, что окажусь во власти Каррачьоло.

Злорадство этой женщины испугало ее не меньше, чем новость, которую сообщили ей.

Она подумала: я – Борджа; грехи моей семьи – мои грехи. Что если они сейчас настигают ее… что если на самом деле нет никакого выхода?

• Предыдущая
• 40/66
• Следующая