Тоуд-триумфатор - Хорвуд Уильям - Страница 41

• Предыдущая
• 41/44
• Следующая

— Ну тогда, — подвел Барсук итог этому скорбному разговору, — мы откроем статую Тоуда в то самое утро и в тот самый час, когда ему суждено погибнуть, то есть через два дня, в полдень. А пока надо вести себя так, как сказал Прендергаст, то есть не терять надежды, что выход найдется. Я думаю, самое время прочитать вам небольшую записку от мадам д'Альбер-Шапелль, подвергшейся в этой истории стольким несправедливым обвинениям. Надо отдать ей справедливость: когда первое потрясение прошло, она сделала все возможное, чтобы забрать назад свой иск о нарушении обязательства. Но я всегда говорил: машина Правосудия медленно заводится, но, уж если она заработала, ее не остановишь!

Итак, вот что она пишет:

И Барсук вручил Прендергасту набросок, запечатлевший его за разливанием чая.

— Спасибо, сэр, я буду хранить это сокровище, — сказал Прендергаст и положил рисунок в карман. — А теперь я бы просил позволения…

И впервые Прендергаст едва не дал волю чувствам. Все поняли, почему он так поспешно удалился в Тоуд-Холл думать там свои мрачные думы. Ведь наверняка Кодекс Дворецкого не позволял плакать при посторонних.

Но никто и представить себе не мог, что они видят Прендергаста в последний раз. На следующее утро Выдра наблюдал весьма примечательную картину. Из ворот Тоуд-Холла галопом вылетел на лошади Прендергаст при ботфортах, шляпе и в полном снаряжении для долгого и трудного путешествия. Прежде чем Выдра успел его окликнуть, Прендергаст умчался к Городу.

Выдра счел необходимым собрать Барсука, Рэта, Племянника и Брока и вместе наведаться в Тоуд-Холл и навести справки. В Тоуд-Холле все было в идеальном порядке. Прендергаст оставил инструкции по ведению хозяйства и даже предложил две кандидатуры себе на смену: мистера Эдвардса из замка Фулэм и мистера Уоллера из поместья Бленхейм.

— Да, — вздохнул Рэт, — все-таки он не перенес такого напряжения.

Когда Выдра спустился вниз, в буфетную, он обнаружил там следы горести и спешки. Недопитый стакан шерри, незакрытая чернильница, невытертое перо, которым писались последние инструкции. Свет горит…

— Очень непохоже на Прендергаста — не выключить свет. Должно быть, он был сильно не в себе, — пробормотал Выдра.

К намерениям верного дворецкого был только один ключ. Кодекс, которому он так скрупулезно следовал, лежал тут же, на бюро. Между страниц был заложен какой-то листок — тот самый набросок, который Мадам передала ему вчера через Барсука.

— Неужели этот листок мог так подействовать на достойнейшего из дворецких, что он умчался очертя голову? — удивился Барсук. Потом он помолчал с минуту, и на его мудрой мордочке появилось выражение просветленного удивления. — Или… или мы очень несправедливы к нему…

— Смотрите! — в тревоге воскликнул Выдра. — Смотрите, какая страница заложена листком!

Это была статья пятая Кодекса.

— Прочти, Выдра, — сказал Барсук, уже догадываясь о происшедшем.

Дальше Выдра читать не стал, потому что суть была ясна.

— Что он собирается делать? — спросил ошеломленный Выдра.

— Давайте-ка поищем еще, — предложил Барсук, чувствуя себя теперь гораздо спокойнее за Тоуда.

Они обследовали комнаты, и Брок кое-что нашел, на этот раз в оранжерее. Это было ведерко для шампанского, без льда и без бутылки, но совершенно готовое вместить в себя эти символы радости и праздника. Стол был тщательно сервирован на столике рядом с любимым шезлонгом Тоуда. Тут же лежала коробка гаванских сигар и зажигалка. К ведерку для шампанского был прислонен запечатанный конверт, адресованный

Конверт был, безусловно, подписан рукой Прендергаста, но узнать, что в нем и каковы намерения Прендергаста, не было никакой возможности. Барсук был теперь спокоен и даже повеселел.

— Барсук, не объяснишь ли нам, что происходит? По-моему, ты что-то понял! — сказал за всех Рэт.

— Скажу только, — немного подумав, заметил Барсук, — что я сильно сомневаюсь, очень сильно, есть ли на свете еще хоть один дворецкий, соединяющий в себе здравый смысл и находчивость с мужеством и жертвенностью, как бесценный Прендергает. Но если я не ошибаюсь в своих выводах, как именно он хочет попробовать спасти жизнь своего хозяина и одновременно выполнить свой долг, записанный в Кодексе, тогда это дело слишком деликатное и исход его слишком непредсказуем, чтобы я мог сейчас сказать больше, чем сказал.

День и час казни Тоуда, исполнения справедливого и законного приговора, настал. Тоуд уже не сидел в камере. Какой по-домашнему уютной теперь казалась она ему по сравнению с холодной комнатой с белеными стенами, куда его привели. В комнате не было ничего, кроме жесткой деревянной табуретки, на которую Тоуда и усадили в наручниках и кандалах. Через зарешеченное окошко ему была видна виселица с веревкой и петлей. Компанию Тоуду составляли лишь настенные часы, стрелка на которых через три минуты должна была доползти до полудня, и тюремщик, который, как мог, пытался скрасить Тоуду последние минуты.

— Для вас повесили новенькую веревочку, сэр. Видите, как о вас заботятся: теперь вы ни за что не сорветесь!

— Да, заботятся… — ответил Тоуд, на которого снизошло удивительное спокойствие. Он заглянул в пропасть супружества и увидел там вечный кромешный ад, а виселица, по крайней мере, обещала ему быстрый конец. Это было гораздо гуманнее.

— И опять же, — не унимался словоохотливый тюремщик, — они пригласили епископа прочесть последнюю молитву и совершить необходимый обряд, начальника полиции, чтобы вы, чего доброго, не сбежали, и Председателя суда — проследить, чтобы приговор был выполнен безукоризненно. Ведь это большая честь, когда три столь важные персоны провожают тебя в последний путь. А, мистер Тоуд?

— Я рад, — вяло отозвался Тоуд. Стрелка отсчитала еще минуту, оставив Тоуду две. Около виселицы появились три вышеупомянутые личности. Тюремщик взял Тоуда за локоть:

— Пора вам подышать свежим воздухом, мистер Тоуд. Вы понимаете, что я хочу сказать. Надеюсь, вы не станете отрицать, что я старался поддерживать в вас хорошее настроение до самого конца. Вы скоро убедитесь, что палач Альберт свое дело знает и делает его тонко и деликатно. Он вообще гораздо приятнее в обращении, чем прежний. Даже может позволить приговоренному, например, попрощаться с женой…

— Рад слышать это, — сказал Тоуд. Его вывели на воздух, на солнышко, и поставили в нескольких шагах от какого-то крупного джентльмена. Он был гораздо крупнее многих когда-либо носивших черный капюшон палача. Палач подошел к Тоуду и накинул петлю ему на шею.

— Не знал, что этот — один из твоих, Фредерик, — сказал он тюремщику, с которым они были старые друзья и не раз работали вместе.

Потом, обращаясь к Тоуду, палач сказал:

— Вот так, сэр. Теперь стойте спокойно и, сделайте одолжение, не дергайтесь. Как супруга, Фредерик?

— Ничего, спасибо, Альберт.

Когда Тоуда поставили как надо и аккуратно расправили на шее петлю, так что любо-дорого было посмотреть, епископ сказал:

• Предыдущая
• 41/44
• Следующая