Берендей - Денисова Ольга - Страница 22

Они снова замолчали. Надо было срочно, немедленно что-то сделать. Но все, что он мог сделать, казалось ему натянутым и неестественным.

– Юлька, – начал он и закашлялся, – вы завтра уедите.

– Да. Наверное. У меня экзамен четвертого. И потом, мама ни за что тут не останется еще на одну ночь. Я знаю. Она сама ничего не боится, но ей страшно за меня.

– И правильно сделает, что не останется. Не надо испытывать судьбу.

– А ты? – вдруг испугалась Юлька.

– А что я? – Берендей пожал плечами, – Я поеду домой.

Она подняла глаза, и он увидел, что в них набухают крупные, прозрачные слезы. И глаза ее, только что темно-синие, становятся зелеными, как морская вода.

Он испугался. Он не умел себя вести с плачущими девочками.

– И ты будешь жить один в лесу, когда в нем бродит огромный медведь? – еле-еле выдавила она, захлебнувшись от слез.

– Ну что ж ты так расстраиваешься. Я всегда жил в лесу, ничего в этом нет страшного. И потом, у меня есть собака.

Но он отлично понял, почему она плачет. Но все равно не знал, что ей сказать. И не хотел ничего обещать. Поэтому просто поцеловал ее еще раз, прижимая к себе.

– Ты дашь мне номер своего мобильника? – спросила она, когда он на минутку освободил ее губы.

Он покачал головой.

– Почему?

– У меня нет мобильника.

– Как? Почему?

– А зачем он мне? Там, где я живу, все равно нет сети.

Он не дал ей сказать ничего больше, снова накрыв ее рот поцелуем.

Старик выговорил свое единственное слово и навзничь упал в снег, как будто кто-то толкнул его в грудь. А Леонид вдруг почувствовал ветер. Ветер, который несет в себе запахи – пороха, пота, крови, медведицы... И понял, что становится выше. Выше всех вокруг. Легкие развернулись, он поднял руки вверх, задыхаясь от наполнившего его ветра, и закричал громко и восторженно. И ужаснулся. Его горло издавало звук, который он только что слышал – злобный рев медведя. Он глянул на себя и увидел, что тело его покрыто темно-бурой шерстью. Руки, огромные и мохнатые, заканчивались когтями фантастической длины. Ноги искривились, стали толстыми, как тумбы и упирались в землю внешней стороной стопы.

– Проклятый колдун! – хотел закричать Леонид, но из горла снова вырвался медвежий рев.

А где-то внизу с криками в разные стороны побежали его товарищи. Он хотел крикнуть им, чтобы они не боялись, но это их не остановило. Медвежатник обернулся, остановился на секунду и выстрелил в него почти в упор. Пуля обожгла бедро, и это его разозлило. Они что, не понимают, в кого стреляют? Он взревел еще громче, догнал медвежатника и хотел выхватить у него ружье. Но не рассчитал силу. Проводник упал в снег, раскинув руки и замер, закрыв глаза. Леонид хотел сказать ему: «Вставай, зараза!» и легко шлепнул по щеке. Лицо сразу залила кровь. Он хотел вытереть кровь с его лица, но сделал еще хуже – каждый взмах когтей разрывал лицо охотника, превращая его в месиво. Леонид заревел от обиды и со всей силы ударил в окровавленное лицо лапой. Голова медвежатника сплющилась, как разбитый арбуз. Он оставил его, и побежал догонять Валерку, крича, чтобы он его не боялся. Но Валерка не слушал и спотыкаясь удирал по глубокому снегу – лыжи он одеть не успел. Или не догадался. Леонид опустился на четвереньки и догнал его в несколько прыжков. И остановил легким толчком в спину. Раздался хруст.

– Ну стой же, – хотел сказать он, развернул его лицом к себе, но лицо Валерки побелело и он обмяк, – вот сволочь!

В стороне затихал крик Валеркиного коллеги. От потрясения Леонид никак не мог вспомнить, как его зовут.

Он снова встал на четвереньки и побежал его догонять, как будто от этого зависела вся его дальнейшая жизнь. Он нагнал его легко, тот тоже не надел лыжи. Леонид понимал только, что его надо остановить, и все объяснить. Поскольку голая шея убегавшего мелькала впереди на уровне рта Леонида, он исхитрился и кусанул его. Позвонки хрустнули на его зубах, и в рот полилась кровь. Это его отрезвило. Но было поздно. Он сел на землю и завыл от отчаянья. И понял, что только что убил их всех, одного за другим... Он же не хотел их убивать! Он хотел их лишь остановить! Ну почему, почему!

Этот жалкий старик превратил его в чудовище! В огромного медведя! Леонид побрел к месту охоты. Надо достать старика, надо заставить его взять свое слово назад, затолкать его ему в глотку!

Идти по снегу было неудобно. Очень неудобно. Где этот мерзкий старикашка? Вот медведица (какой приятный запах, даже от мертвой), вот ее мелкий, а где же старик? На том месте, где он видел его в последний раз, лежало тело медведя. Большого медведя, ненамного меньше его самого. И медведь был мертв. Почему-то Леониду это стало ясно сразу. И вдруг в памяти всплыло слово, о значении которого он никогда не задумывался: берендей. Дед-берендей. Вот как назывался этот старик.

Леонид снова сел на снег, не зная, что ему делать дальше. Ему было страшно и одиноко. Он завыл, обхватив голову лапами. И выл долго и отчаянно. Но никто не пришел на его зов. Все вокруг было мертвым. Мертвый лес, мертвые медведи и мертвые люди.

И когда холод пробился сквозь его толстую шкуру, Леонид понял, что сидеть бесполезно. Он поднялся и огляделся. В лесу собирались сумерки. Наступала долгая декабрьская ночь. Ему стало страшновато. Скоро совсем стемнеет, а он совершенно один. Трус не играет в хоккей... Кому это теперь надо? Никто не увидит ни его страха, ни его отваги.

Леонид побрел в сторону палаток. Они не сворачивали лагеря, надеясь вернуться с трофеем. Он хотел переночевать в тепле, как и прошлой ночью, но только разворотил палатку – теперь он был слишком велик для нее. Впрочем, спать не хотелось. Он неплохо видел все вокруг, и вскоре темнота перестала его пугать. Он сел на утоптанной площадке возле развороченных палаток и задумался.

Что делать? Как теперь жить? Он же не может вернуться домой. Если его товарищи не поняли и испугались его, то что будет, едва он появится в людном месте? Да его обязательно кто-нибудь застрелит. Однако, после выстрела проводника, он не очень-то боялся пуль. Рана ныла, но не сильней, чем от попадания из рогатки. Но Леонид вспомнил, что единственный выстрел в голову убил медведицу. Он был раза в три больше ее, и, наверное, кости у него были крепче. Но насколько, предположить он не мог. Даже если его не убьют сразу, что он будет делать, когда придет к людям? Что ему теперь делать среди людей? Неужели всю жизнь придется провести в этом мертвом лесу? Снежном и холодном...

Леонид вспомнил горячую ванну, кресло перед телевизором, мягкий диван с чистым постельным бельем... И снова завыл. Теперь ему не было страшно, только горько и обидно. Он выл, пока не понял, что ему холодно. Гораздо холодней, чем несколько минут назад. Он огляделся. Вокруг стемнело. Обычные человеческие руки обхватывали колени в ватных штанах. Шапки не было.

Он вскочил, подпрыгнув от радости. Значит, колдовство было всего лишь временным? Прошло несколько часов, и он снова стал человеком? И не приснилось ли ему все, что с ним случилось?

Но изорванные, смятые палатки говорили об обратном. И медвежьи следы вокруг. Зимней ночью не бывает совершенно темно.

Теперь его задача – выбраться из леса. Незамеченным. И вернуться домой. Тихо, как будто он никуда не уезжал.

Леонид не стал собирать много вещей, взял только самое необходимое. До коттеджа он доберется к утру. Лес вокруг молчал. Его подгонял холод. Стоило пойти и подобрать лыжи, но Леонид не смог набраться храбрости, чтобы вернуться к месту охоты. Ему показалось, что мертвые медведи поднимутся вместе с мертвыми людьми. Ведь никто не открыл им ртов, чтобы выпустить душу. И едва он представил себе поднимающегося мертвого медведя, как тут же почувствовал ветер. Ветер и свет. Как будто глянул на мир через прибор ночного видения. Только не красным засветился лес, а синим. И земля ушла куда-то вниз. Леонид глянул на себя и понял, что он снова медведь. Огромный медведь. И мертвые медведи совершенно мертвы. А даже если бы они и поднялись, чтобы отомстить своему убийце, то еще неизвестно, кто бы от этого больше пострадал.