Поцелуй Мистраля - Гамильтон Лорел Кей - Страница 42

• Предыдущая
• 42/44
• Следующая

Издалека донесся еще один крик:

– Кузина!

– Галеново восклицание «никаких узников» освободило Кела, – заключил Дойл.

У Галена полились слезы.

– Простите, – выговорил он.

– Онилвин, сама королева и часть ее стражи сейчас сражаются с Келом, – сказал Готорн, – иначе он уже был бы здесь. Он хочет убить принцессу.

– Он совершенно безумен, – продолжил Айслинг, – и убить хочет нас всех, но принцессу в особенности.

– Королева велела нам скрыться в Западных землях. Она надеется, что со временем он станет спокойней, – сказал Готорн с сомнением, заметным даже в свете звезд.

– Она признала при всем дворе, что не может обеспечить тебе безопасность, – хмыкнул Айслинг.

– Нам пора идти, если мы хотим скрыться, конечно, – заметил Готорн.

Я его поняла. Если Кел нападет на меня сейчас, прилюдно, мы будем вправе его убить, если получится. Стражи клялись меня защищать, а Кел не мог сравниться ни в силе, ни в магии с теми, кто стоял со мной рядом. Никак не мог.

– Если б я думал, что королева оставит его смерть безнаказанной, я бы предложил не уходить, – сказал Дойл.

Черный пес ткнул носом Галена, и тот почти машинально его погладил. Пес превратился у меня на глазах в гладкошерстного белого гончака с рыжим ухом, слизал слезы с лица Галена, и страж удивленно уставился на собаку, словно впервые ее заметив.

Сдавленный, почти неузнаваемый, опять донесся крик Кела:

– Мерри!

Крик оборвался внезапно, но тишина пугала едва ли не больше, чем крики, и сердце у меня в груди громко заколотилось.

– Что случилось? – воскликнула я.

На ближний пологий холм поднялась Андаис. Она шла по тропе из цветов, оставленной Галеном, одна – не считая ее консорта Эймона. Они с Эймоном были почти одного роста; черные волосы струились у них за спинами под невесть откуда взявшимся ветром. Одета Андаис была так, словно собиралась на хэллоуинскую вечеринку, при этом намереваясь поразить всех жутковатой красотой. Одежда Эймона была поскромнее, но тоже черная. То, что Андаис больше никого с собой не взяла, значило, что ей не нужны лишние уши. Свои секреты она доверяла только Эймону.

– Кел немного поспит, – объявила она словно в ответ на не заданный нами вопрос.

Гален попытался подняться, я его поддержала. Дойл шагнул вперед, между мной и королевой, и еще несколько стражей шагнули с ним. Остальные внимательно глядели по сторонам, словно ожидали предательства от собственной королевы. Только Эймон – хоть временами вступался за меня, хоть ненавидел Кела, предполагаю, – никогда бы не пошел против королевы.

Андаис с Эймоном остановились так, чтобы их было не слишком просто достать оружием. Гоблины смотрели на них и на нас, сбившись в тесную кучку, как будто не могли выбрать, за кого они. Я их не винила: я-то вернусь в Лос-Анджелес, а они останутся. Заставить Курага, их царя, прислать мне воинов – одно дело, а ждать, что они отправятся в ссылку следом за мной, – совсем другое.

– Приветствую тебя, Мередит, племянница моя, дитя моего брата Эссуса.

Она решила упомянуть в приветствии нашу родственную связь, успокоить меня хотела. Получалось у нее из рук вон плохо.

Я шагнула вперед, под ее взгляд, – но не так далеко, чтобы выйти из защитного кольца стражей.

– Королева Андаис, моя тетя, сестра моего отца Эссуса, приветствую тебя.

– Ты сегодня же должна вернуться в Западные земли, Мередит, – сказала Андаис.

– Хорошо, – согласилась я.

Андаис посмотрела на вьющихся у ног стражей собак. Рис тоже наконец решился погладить несколько псов, и они превратились в терьеров давно забытой породы – бело-рыжих и черно-палевых.

Королева попробовала подозвать к себе собаку. Этих черных мастиффов люди называли адскими гончими, хотя к христианскому дьяволу они никаким боком не относились. Крупные черные псы были бы королеве под стать, только они не обращали на нее внимания. Собаки желаний, псы волшебной страны не хотели подходить к руке Королевы Воздуха и Тьмы.

На ее месте я бы встала в снег на колени и подманила их к себе, но Андаис не склоняется ни перед кем и ни перед чем. Она стояла прямая и прекрасная – и холоднее, чем снег у нее под ногами.

Два других пса подбежали ко мне и терлись об меня боками, выпрашивая ласку. Я их погладила, потому что мы здесь привыкли ласкать тех, кто просит ласки. Едва коснувшись шелковистого меха, я почувствовала себя лучше: смелей, уверенней, даже близкое будущее не так меня теперь пугало.

– Собаки, Мередит? Почему бы тебе вместо них не вернуть нам наших лошадей или, скажем, коров?

– В видении были свиньи, – припомнила я.

– Не собаки? – без интереса спросила она, словно ничего особенного не происходило.

– Собак я видела в другой раз, еще в Западных землях.

– Значит, это был вещий сон, – спокойно, даже снисходительно сказала она.

– Видимо, так, – согласилась я, играя ухом той гончей, что была повыше.

– Уезжай сейчас же, Мередит, и забирай с собой всю эту дикую магию.

– Дикую магию не так легко приручить, тетя Андаис, – возразила я. – Я заберу с собой то, что со мной пойдет, но вот то, что летает, – останется на свободе.

– Я видела лебедей, – процедила Андаис, – но не ворон. Ты просто до чертиков благая!

– Благие так не думают, – заметила я.

– Ступай, возвращайся к себе. Забери с собой свою стражу и свою магию и оставь мне то, что осталось от моего сына.

Она практически признала, что, если бы Кел сейчас полез в драку со мной, он бы погиб.

– Я уеду только со всеми стражами, кто захочет со мной уехать, – сказала я со всей твердостью, на какую отважилась.

– Мистраля ты не получишь, – ответила она.

Я едва удержалась, чтобы не обернуться, не поглядеть, как его большие ладони гладят громадных псов, созданных его прикосновением.

– Да, я помню. Ты сказала мне в мертвых садах, что Мистраля ты мне не отдашь.

– И ты не станешь спорить? – спросила она.

– А что мне это даст?

В голосе у меня легчайшей ноткой прозвучала злость. Гончие теснее прижались к моим ногам, прислонившись всем, чем можно, словно напоминая, что мне нельзя терять голову.

– Только одно может привести Мистраля к тебе в Западные земли – если ты забеременеешь. Отца твоего ребенка я к тебе отпущу, кем бы он ни был.

– Если забеременею, я дам тебе знать.

Я с трудом сохранила спокойствие. Мистралю за ночь со мной придется заплатить, я это читала у нее в лице, слышала в голосе.

– Я уже не знаю, чего и желать, Мередит. Твоя магия промчалась по моему ситхену, превращая его в нечто веселенькое и солнечное. В моей пыточной теперь цветущий луг!

– Что мне ответить, тетя Андаис?

– Я мечтала о возрождении магии фейри, но в тебе слишком мало от моего брата. Ты превратишь нас в еще один Благой Двор на радость человеческой прессе. Придашь нам красоты, но уничтожишь то, что нас отличает.

– Со всем почтением позволю себе не согласиться, – прозвучал голос из группы мужчин. Шолто шагнул вперед. Татуировка у него на животе снова превратилась в пучок щупалец, бледных, светящихся и странно красивых – как морское животное, как медуза или анемон. Впервые в жизни я видела, как он с гордостью демонстрирует щупальца. Он стоял прямо и гордо, с костяным копьем и ножом в руках, а рядом стоял громадный белый пес с рыжими пятнами – по-разному расположенными на трех его головах. Тыльной стороной руки, в которой держал нож, Шолто погладил пса по одной из чудовищных голов.

– Мерри делает нас прекрасными, это верно, моя королева. Но красота эта странная и чуждая, Благой Двор никогда ее не примет и не потерпит.

Андаис загляделась на Шолто, и мне показалось, в глазах у нее мелькнуло сожаление. Магия Шолто сияла в нем, от него прямо в ночь дышало силой.

– Ты с ним была, – спокойно сказала мне королева.

– Да, – подтвердила я.

– И как оно?

– Наш оргазм вызвал к жизни дикую охоту.

Она вздрогнула; на лице у нее появилось такое вожделение, что я напугалась.

• Предыдущая
• 42/44
• Следующая