Ивы зимой - Хорвуд Уильям - Страница 26

• Предыдущая
• 26/57
• Следующая

К ужасу Тоуда, он планировал прямо в центр усадьбы. Дергая поочередно за все стропы парашюта, он отчаянно пытался изменить направление полета. Все было напрасно.

— Ну хоть чуть-чуть, — бормотал Тоуд, отчаянно борясь с очередной стропой. — Мне и нужно-то самую малость…

Манипуляции с парашютом не дали никакого эффекта, тревога Тоуда неуклонно перерастала в панику, и вот он уже истерически замахал всеми лапами сразу, представляя собой весьма комичное зрелище. Разумеется, толку от этого тоже не было никакого. Судьба сохранила Тоуду жизнь (по крайней мере пока), но явно вознамерилась покарать его за что-то.

То, на что неотвратимо пикировал Тоуд, было огромной, сверкающей, вымытой до блеска оранжереей, полной ярко-зеленых тропических растений и многокрасочных цветов. Несомненно, буйная зелень должна была бы смягчить приземление, но Тоуд предпочел бы оказаться без такой подушки, учитывая отделявшую его от джунглей прозрачную преграду.

К тому же скорее всего такая посадка будет сопровождаться страшным звоном и грохотом, на который сбегутся все обитатели поместья, что изрядно осложнит задачу незаметного исчезновения отсюда. Впрочем, пока что Тоуд не видел внизу никого — ни садовников, ни дворников, — кто мог бы стать свидетелем его приземления.

Сверкающие стекла и ажурные металлические конструкции крыши оранжереи приближались с устрашающей быстротой. Вот они еще далеко — чистенькие, совершенные, элегантные, где-то под ними зелень пальм и лиан, и вдруг — удар! грохот! треск! звон! — и Тоуд…

…Тоуд оказался…

…Постепенно приходя в себя, он вынужден был признать, что находится не «над» или «под», а скорее «посреди» или «между», а то и просто «в». Верхняя половина тела, голова и передние лапы торчали с внешней стороны конструкции, в которую он угодил. Острые обломки дерева, металла и осколки стекла со всех сторон вонзились в его летное снаряжение, и только качество и плотность обмундирования спасли Тоуда от более страшного, чем дюжины синяков, ссадин и неглубоких порезов.

Тем временем нижняя часть тела — от пояса и до пяток — хотя и казалась бесконечно далекой и недосягаемой, но по крайней мере была в приятном тепле. Парашют лег покрывалом на неповрежденную часть крыши и теперь игриво колыхался на ветру.

Тоуд попытался выбраться из западни. Сначала он решил вылезти на крышу, чтобы, спустившись с нее, дать деру. Не получилось: он не смог вылезти из прочно удерживавших его тело острых обломков крыши.

Тогда он попытался протолкнуться вниз. Задерживая дыхание, втягивая живот, он отчаянно дрыгал задними лапами, даже доставая пятками до кроны какой-то колючей пальмы. И опять все безрезультатно. Ни вверх, ни вниз. Он застрял.

— Помогите! — вполголоса позвал Тоуд, еще не распрощавшись окончательно с надеждой выбраться отсюда, не привлекая к себе излишнего внимания.

«Должен же поблизости ошиваться кто-нибудь из разнорабочих или дворников, — подумал Тоуд, — какой-нибудь добродушный парень, который за небольшое вознаграждение согласится вытащить меня отсюда без лишних вопросов. Впрочем, что до платы, то ему придется поверить мне на слово: денег-то с собой у меня нет».

С высоты своего наблюдательного пункта он оглядел окрестности в поисках возможного спасителя. Но нигде — ни на ухоженных лужайках, ни в огороде, ни у стен главного дома поместья — нигде не было видно ни единой живой души. Впрочем, эти спокойные наблюдения вскоре сменились все нарастающим ощущением дискомфорта — как сверху, так и снизу.

Нижняя половина Тоуда оказалась не просто в оранжерее, а заткнула собой дыру в самой верхней части ее купола, где, как известно, собирается самый теплый, почти горячий воздух. Поэтому Тоуд вскоре почувствовал себя так, словно сел в перегретую ванну, рядом с которой не оказалось кувшина с холодной водой, чтобы ее несколько остудить.

А наверху, там, где находились голова и плечи Тоуда, было весьма прохладно. И, по мнению Тоуда, становилось все холоднее и холоднее.

— Мне…

Он замолчал, не в силах подыскать подходящего слова для передачи такого редкого ощущения, когда одна часть тела страдает от перегрева, в то время как другая просто замерзает.

— Мне… мне следует выбираться отсюда во что бы то ни стало, — заключил он, — если, конечно, я не хочу умереть от пневмонии.

Его вновь охватила паника. Стекло, которое он так легко пробил, рухнув сверху, оказалось весьма прочным и не хотело разбиваться под ударами лап. К тому же жара, мучившая его нижнюю половину, дополнилась еще одной неприятностью: стоило Тоуду расслабить и выпрямить лапы, как они тотчас же упирались в шипастые ветки и жгучие листья какого-то тропического дерева, над кроной которого завис несчастный парашютист.

Тоуд живо представил себе худшее: быстро развивающееся воспаление легких. Голова у него уже болела, горло горело и издавало хриплые звуки. Вскоре болезнь полностью поразит его слабое и беззащитное тело. И пока нижняя часть будет вариться в собственном соку, верхняя превратится в ледышку. Смерть будет бесславной и ужасной.

— Помогите! — отчаянно завопил Тоуд. — На помощь! Я заплачу сколько угодно!

Никакого ответа не последовало, что немало озадачило Тоуда. Чтобы содержать такое поместье, нужен целый штат самых разных работников. Здесь же не было никого. С таким же успехом Тоуд мог взывать о помощи, прилетев на Луну или на необитаемый остров.

Где-то вдалеке залаяла собака.

— Помогите! Никого.

Потом где-то вне поля зрения Тоуда скрипнула и захлопнулась дверь, послышался мужской смех и шаги по посыпанной гравием дорожке.

— Помогите! Помогите же мне, безмозглые болваны! — закричал Тоуд, стуча зубами от холода и одновременно дергая задними лапами, словно танцуя на раскаленной сковородке. — На помощь! На помощь! Разве вы не видите меня? Я здесь, наверху. Я…

Он уже собрался было сообщить, что он — мистер Тоуд из Тоуд-Холла, чтобы произвести впечатление на простых работяг и дворников и тем самым вызвать у них прилив уважения и активные действия по спасению его персоны. Но что-то остановило мистера Toy да. Мистер Тоуд замолчал, вспомнив, что кое-где за пределами окрестностей реки и Тоуд-Холла сам мистер Тоуд был не только персоной нон грата, но и, в глазах определенной части публики, самым заурядным преступником, примечательным лишь тем, что по совместительству оказался еще и беглым каторжником. Поразмыслив, Тоуд решил не представляться незнакомцам.

— Я… я авиатор, потерпевший аварию, — сообщил он первое, что пришло ему в голову.

Вновь послышался скрип двери, на этот раз — металлической. Легкая вибрация прошла по всем стальным конструкциям оранжереи, а затем последовали шаги по металлической решетке, которой часто покрывают полы в парниках и оранжереях. Тоуд решил помолчать и выждать: если эти болваны и тупицы, ошивающиеся внизу, покажутся дружелюбными и добродушными, способными за некую мзду вытащить его из ловушки и не болтать лишнего, — что ж, тогда он, пожалуй, обратится к ним за помощью.

К сожалению, колючие и жгучие части растения, мучившие его снизу, не хотели отставать от него ни на минуту, вынуждая лягаться, дергать ногами и поочередно почесывать их одну о другую.

Лязг подошв о металл решетки стал громче. Неразборчивый во влажном воздухе, звук голосов приближался и усиливался. Страх пересилил жжение и зуд, и Тоуд замер, надеясь, что снизу его неподвижные лапы сойдут за часть кроны какого-нибудь особо экзотического растения, или за пару редких плодов, или, при определенной доле везения, — за молодые побеги лианы.

Тоуд надеялся, что те внизу, а их, судя по шагам и неясным теням, едва видным сквозь стекло и пышную зелень, было трое, не станут долго задерживаться прямо под ним. Ведь чем дольше они здесь простоят, тем больше вероятность, что им бросятся в глаза осколки и обломки — результат приземления Toy да на крышу. Это может заставить их повнимательнее присмотреться к тому, что творится над их головами, и тогда… Поэтому Тоуд твердо решил сначала разглядеть тех, кто вошел в оранжерею, и лишь затем обращаться за помощью.

• Предыдущая
• 26/57
• Следующая