Цирк проклятых - Гамильтон Лорел Кей - Страница 50

• Предыдущая
• 50/68
• Следующая

Я вздохнула. Может, лучше быстро это перетерпеть, как укол? Может быть.

— Ладно, ради экономии времени. Только скажите мне, чего ожидать. Вы же знаете, я не люблю сюрпризов.

— Я должен вас коснуться и поискать сначала свои метки, а потом его. Вы не должны были так легко поддаться его глазам. Этого не могло быть.

— Давайте с этим закончим, — сказала я.

— Неужто мое прикосновение так отвратительно, что вы должны к нему готовиться, как к боли?

Поскольку именно это я сейчас и делала, я не знала, что ответить.

— Да делайте же, Жан-Клод, пока я не передумала!

Он снова вложил себе палец между губ.

— Это обязательно именно так?

— Прошу вас, ma petite!

Я прижалась спиной к стене.

— О’кей, больше я вас не прерываю.

— Отлично.

Он опустился передо мной на колени и провел кончиком пальца по моей щеке, оставив влажную полоску у меня на коже. Высохшая кровь заскрипела под его пальцем. Он наклонился ко мне, будто собираясь поцеловать. Я уперлась руками ему в грудь. Под тонкой рубашкой было твердое и гладкое тело.

Я отпрянула и стукнулась головой о стену.

— А, черт!

Он улыбнулся, и его глаза блеснули синевой в свете факела.

— Доверьтесь мне. — Он придвинулся, его губы нависли над моими. — Я вам не причиню вреда.

Эти слова он шепнул мне в рот легким дуновением.

— Так я и поверила, — сказала я, но тихо и неуверенно.

Его губы коснулись моих, мягко прижались, потом поцелуй сдвинулся от моих губ к щеке. Его губы были мягкими, как шелк, нежными, как лепестки бархатцев, жаркими, как полуденное солнце. Они скользили у меня по коже, пока его рот не оказался над пульсом у меня на шее.

— Жан-Клод!

— Алехандро жил уже тогда, когда империя ацтеков еще никому и не снилась, — шепнул он мне в шею. — Он был здесь, когда пришли испанцы и пало царство ацтеков. Он выжил, когда другие погибли или сошли с ума.

Язык Жан-Клода, горячий и влажный, лизал мою кожу.

— Перестаньте!

Я уперлась ему в грудь. Его сердце билось у меня под руками. Мощный пульс на его горле колотился по моей коже. Я уперлась большим пальцем ему в веко.

— Отодвиньтесь, или я выдавлю вам глаз!

Я часто дышала от страха и хуже того… от желания.

Ощущение его прижавшегося к моим рукам тела, касание его губ — какой-то скрытой частью своего существа я хотела этого. Хотела его. Итак, я хочу Мастера, ну и что? Ничего нового.

Его глаз трепетал у меня под пальцем, и я думала, смогу ли я это сделать. Выдавить этот полуночно-синий глаз. Ослепить его.

Его губы ползли по моей коже, я ощутила прикосновение зубов, твердое прикосновение клыков к коже моего горла. И вдруг я поняла: да, смогу. Я нажала, и вдруг он исчез как сон, как кошмар.

Он стоял передо мной, глядя на меня сверху вниз, и его глаза были сплошь темными, без белков. Губы отведены от зубов, обнажив поблескивающие клыки. Кожа его была мраморно-белой, светящейся изнутри, и был он по-прежнему красив.

— Алехандро поставил на вас первую метку, ma petite. Мы владеем вами сообща. Не знаю, как это могло быть, но это так. Еще две метки — и вы моя. Еще три метки — и вы принадлежите ему. Не лучше ли стать моей?

Он снова опустился на колени рядом со мной, но избегал меня касаться.

— Вы желаете меня, как женщина желает мужчину. Разве это не лучше, чем если вас возьмет силой незнакомец?

— На первые две метки вы не спрашивали моего разрешения. Это не был мой выбор.

— Я прошу разрешения теперь. Позвольте мне разделить с вами третью метку.

— Нет.

— Вы предпочитаете служить Алехандро?

— Я никому не буду служить.

— Идет война, Анита. Вам не удастся сохранить нейтралитет.

— Почему?

Он встал и быстрым шагом обошел тесный круг.

— Как вы не понимаете? Эти убийства были вызовом моему авторитету, и его метка на вас — это второй вызов. Он отберет вас у меня, если сможет.

— Я не принадлежу вам и ему тоже.

— То, что я старался уговорить вас принять, он запихнет вам в глотку.

— Значит, из-за ваших меток я оказалась в центре подковерной войны нежити.

Он моргнул, открыл рот, закрыл. И, наконец, сказал:

— Да.

Я встала.

— Ну спасибо! — И пошла мимо него. — Если у вас будет еще какая-то информация об Алехандро, сообщите мне письмом.

— Это не разрешится само собой только потому, что вы этого хотите.

Я остановилась перед занавесом.

— Черт побери, я это знаю! И очень хочу, чтобы вы оставили меня в покое.

— Вы бы тосковали обо мне, если бы меня не было.

— Не льстите себе надеждой.

— А вы не обманывайте себя, ma petite. Я бы дал вам партнерство. Он даст вам рабство.

— Если бы вы действительно верили в эту ерунду насчет партнерства, вы бы не поставили на мне первые две метки силой. Вы бы спросили. Насколько я знаю, третью метку нельзя поставить без моего согласия. — Я смотрела на него в упор. — Ведь это так? Для третьей метки вам нужна моя помощь или что-то в этом роде. Она отличается от первых двух. А вы — сукин сын.

— Третья метка без вашей… помощи — это будет как изнасилование вместо акта любви. Если бы я взял вас силой, вы возненавидели бы меня навечно.

Я повернулась к нему спиной и взялась за занавес.

— В этом вы правы.

— Алехандро все равно, если вы будете его ненавидеть. Он хочет только навредить мне. Он не спросит вашего позволения. Он просто вас возьмет.

— Я могу о себе позаботиться.

— Как в прошлую ночь?

Алехандро подмял меня под себя, и я даже этого не знала. Какая у меня защита от подобного? Я покачала головой и отдернула занавес. Свет был так ярок, что я на минуту ослепла и остановилась, чтобы глаза привыкли. Прохладная тьма овевала меня сзади, и свет был горяч и пронзителен после нее, но все что угодно лучше этого шепота в ночи. Ослепление светом или ослепление тьмой — я каждый раз выбираю свет.

Ларри лежал на полу головой на коленях у Ясмин, а она прижимала его запястья. На нем сидела Маргарита, придавливая своей тяжестью к полу. Длинными, протяжными движениями языка она слизывала кровь с его лица. Ричард лежал на полу грудой, и по лицу его стекала кровь. Еще что-то лежало на полу; оно дергалось и ползло. Как вода, обтекал ЭТО серый мех. К небу взметнулась рука, опала, как увядающий цветок, блеснули кости сквозь плоть. Пальцы сжимались, плоть перекатывалась по плоти. Сплошь сырое мясо, но без крови. Кости защелкивались с мокрым сосущим звуком. На черный ковер падали капли прозрачной жидкости, но без крови.

Я вытащила браунинг и встала так, чтобы прицелиться между Ясмин и тварью на полу. Спиной я стояла к занавесам, но отошла. Сквозь них слишком легко пройти.

— Отпусти его сейчас же!

— Мы ему ничего плохого не делаем, — ответила Ясмин.

Маргарита наклонилась к телу Ларри, одной ладонью как чашечкой накрыв его пах и массируя.

— Анита!

Глаза у него вылезали на лоб, кожа побледнела, веснушки выступили чернильными пятнами.

Я выстрелила рядом с головой Ясмин. Резкий звук раскатился эхом. Она зарычала:

— Я перерву ему глотку раньше, чем ты спустишь курок второй раз.

Я направила ствол в голову Маргариты точно над одним из голубых глаз.

— Ты убьешь его, я убью Маргариту. Такой обмен тебя устраивает?

— Что это ты делаешь, Ясмин? — появился за моей спиной Жан-Клод.

Я глянула на него и сразу снова на Маргариту. Жан-Клод не представлял опасности. Сейчас — нет.

Тварь на полу поднялась на дрожащие ноги и встряхнулась, как вылезающая из воды собака. Это был большой волк. Он был покрыт густым коричнево-серым мехом, будто только что вымытым и просушенным феном. Жидкость стеклась в лужу на ковре. Валялись клочья одежды. Возрожденный волк вставал из этого беспорядка.

На кофейном столике, аккуратно сложенные, лежали круглые очки в проволочной оправе.

— Ирвинг?

Волк тихо то ли гавкнул, то ли рыкнул. Это означало «да»?

• Предыдущая
• 50/68
• Следующая