"Святые" 90-е Пионер. Том 1 (СИ) - Ветров Клим - Страница 2

Чтобы не сидеть на месте просто так, подобрался поближе к окошку, автомат положил на колени и прислушался.

Где-то далеко грохочет, но вблизи тишина. Если группа противника слаженная, так и будет, умеют они подкрадываться. Ну а если новичков послали, что тоже вероятно, могут и нашуметь.

Вспомнился один из моих первых выходов в качестве командира группы, тогда же, в четырнадцатом. Как нас не перестреляли на подходе, непонятно, мы ж ни ходить толком, ни маскироваться не умели. Бегали как слоны от куста к кусту, топали, да матерились. Пошли двумя группами, целью тогда нам поставили минометную позицию, найти и сообщить координаты. К тому моменту мы уже освоились, и в некотором смысле почувствовали себя бессмертными. Распределили кто как пойдет, — так чтобы квадрат побольше захватить, а в пути потерялись. В итоге, вышли к цели одновременно, но с разных сторон. Моя группа передала координаты артиллеристам, а вторая почему-то решила самостоятельно минометчиков зачистить. Когда я сообразил в чём затык, поздно было, обычно пушкари наши мажут безбожно, а здесь так точно сработали, прямо в яблочко, и чужих накрыли, и своих.

Выдергивая меня из воспоминаний, за окном отчётливо хрустнула ветка, и тут же послышался приглушенный мат. Матерились по-русски. Здесь, к слову сказать, мат наш в почете. Украинцы, само собой, для них это родное, но на могучем матерятся практически все. Поляки, англичане, американцы, датчане, корейцы — первое что им дается, — мат. Причем многие изъясняются настолько натурально, что иной раз слышишь, а он так витиевато обкладывает, многоэтажно, с приставками и знаками препинания. Думаешь русский, ну или из бывших союзных республик кто-то. Потом присмотришься, а там негр отжигает. Языка не знает, даже на бытовом уровне, а матюки не только понимает, но и вполне понятно на них изъясняется.

Но здесь точно не негр, уж больно словечками нестандартными сыплет. Ударился обо что-то, или наступил не туда. Больно ему. Не профессионал. Тому руку сломай, не пикнет, ибо цену лишнему звуку знает.

Медленно отложив автомат в сторону, я достал нож. Полезть вряд-ли полезет, а вот заглянуть, вполне.

Ждал недолго. Кряхтя и матерясь, «немец» сунулся в моё окошко, отчего и умер.

Дождавшись когда он прекратит дергаться, я затащил его в подвал, и накрывшись им как щитом, забился в угол. Если заметили, гранату обязательно бросят. Обычно происходит это в течении нескольких секунд, но тут почему-то медлят. — Отряд не заметил потери бойца?

— Гей!.. Ти там не вбився? Чого мовчишь? — по подвалу скользнул луч света, и я, подыгрывая, тихонько промычал не своим голосом.

— Ногу злома, здается… стать не можу… — и для пущего эффекта пошевелил лежащим сверху трупом.

— Ось ти балбес! Нахрина полиз?

— М-мм… Боляче-то як… — снова простонал я, но судя по наступившей тишине, во второй раз получилось не очень убедительно. Вообще, по-украински я зразумию, нахватался, но, видать, акцент не тот подобрал.

— Олексий? Леха? — встревоженно позвал немец, тут же отпрянув от окна.

Я затаился, очень надеясь что пронесёт.

— Шо мовчишь? Гранату кину! — пригрозили сверху.

— Ну? Вважаю до трих! Раз!

Сбросив с себя мертвого Олексия-Леху, я снял с подсумка эф-ку, выдернул чеку, и на счёт три, бросил её в окно.

Рвануло сразу, и очень близко, похоже что попал прямо в немца. Расстояние-то плевое, поэтому мне тоже не сладко пришлось, как сопля в навоз влип, так покойный батя говаривал.

Закашлявшись, отполз в угол, хотел Лехой-мертвецом накрыться, но даже через шум в ушах услышал противное жужжание, и больше ничего не успел.

5.06.2024 — Сводка министерства обороны РФ

«Группировки 'Запад» и «Восток» в своих зонах ответственности заняли более выгодные рубежи, а бойцы «Юга» и «Севера» улучшили положение по переднему краю, в том числе под Волчанском и Липцами Харьковской области.

Противник несет большие потери: за сутки свыше 1700 боевиков. В списке техники уничтоженные американские бронемашины Bradley и MaxxPro, гаубицы «три семерки» и польские самоходки Krab.'

До ворот больницы меня проводил санитар Василий, то ли студент на подработке, то ли интерн, я так и не понял. В отличии от остальных — могучих мужиков с бесстрастными лицами, он был самый мелкий и самый жалостливый. Наверное от того его за мной и закрепили, отклонений у меня не нашли, и когда кололи всякое разное, вёл я себя спокойно, ни с кем не бодался.

А вообще, вполне могло быть иначе, ведь когда только пришел в себя и увидел людей, первым моим желанием было их всех убить. Знал что враги кругом, ну и вот. Хорошо что не успел ничего, отключился.

Второе пробуждение прошло уже в больнице под капельницей, и получилось таким же недолгим как и первое. Помню, открыл глаза, гляжу, потолок белый, лекарствами пахнет. Ну, думаю, и фартовый ты, Пионер, из такой жопы вылезти умудрился! Хотел развить мысль, но опять не успел, видимо капали успокаивающее что-то, уснул.

Ну а третий раз уже, когда глаза открыл, осознание пришло что не всё так просто. Огляделся потихоньку, осмотрелся, соображая, и решил в молчанку поиграть.

Молчал, и впитывал. Потихонечку так, что-то услышу, что-то увижу, что-то сам додумаю.

Наверное будь на моем месте кто-нибудь другой, так бы и остался в больнице, только в психиатрической. Потому что принять такое, сверхзадача для обычного, ограниченного привычной логикой человека.

Да, несомненно и у меня не всё прошло просто, и прежде чем я смирился, а точнее убедил себя что всё происходящее правда, а не бред умирающего, минула целая неделя. Неделя капельниц со снотворным, регулярных уколов, таблеток и каждодневных осмотров доктора.

— Ну-с, молодой человек, — присаживался он рядом с моей кроватью, — давайте-ка посмотрим на ваши успехи!..

После чего задирал мне веко, махал стетоскопом у лица, щупал пульс, и в конце осмотра, вздохнув тяжело, каждый раз говорил,

— Вам поберечься бы, ещё пару таких ударов пропустите, и всё, насовсем к нам переедёте…

Наверное такое отношение, влияние лекарств и особая, как мне казалось, пластичность моего мозга, заставила меня принять текущую действительность. А именно тот факт что меня не разорвало прилетом фпв-дрона, а перенесло в прошлое. Звучит коряво, понимаю, но главное что я жив, в своём собственном теле образца девяностого года, ну и год сейчас, соответственно, так же девяностый.

Оказавшись за воротами больницы, осмотрелся, вздохнул наконец свободно, и на остановку потопал.

Автобус номер семнадцать — благополучно забытый мною жёлтый ЛиАЗ, — большой, мягкий и неспешный. Подъехал, с шипением открыл двери, и когда я запрыгнул внутрь, так же шипя закрыл их. А ведь когда я жил здесь, в это время, автобус был для меня привычным средством передвижения, и никаких лишних эмоций не вызывал. Да, я радовался дождавшись его, особенно если он не был забит под завязку, но того что ощущал сейчас, определенно никогда не испытывал. Это был восторг, смешанный с трепетом. А ещё боязнь что если пошевелюсь, жёлтый автобус исчезнет, и я вновь окажусь в том подвале.

«Улица Добровольского!» — объявил водитель, останавливаясь напротив такого знакомого, и в тоже время наглухо забытого места. Ни торговых центров, ни ларьков с магазинами, ничего. Дома, деревья, крашенные бордюры, спешащие по тротуару люди и почти полное отсутствие машин.

Не скажу что их совсем не было, но пока автобус, скрипя и покряхтывая, медленно катился по центральной улице города — проспекту Ленина, а я пялился в окно, встретилось нам всего с десяток автомобилей. Три легковушки: одна Волга и два жигуленка, точно такой же автобус под номером шестнадцать, и несколько грузовиков различной тоннажности.

Кроме столь малого количества машин, в глаза бросалось абсолютное отсутствие рекламы, застеклённых балконов, и натыканных повсюду магазинов. Первые этажи в домах по всему проспекту ещё оставались собственностью обычных граждан, и хотя я знал что такое положение вещей не надолго, глаз это радовало.