Гагарин: дорога на Марс (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич - Страница 1

1.

Стыковка космического корабля со станцией, находящейся на низкой околоземной орбите, может состояться всего через несколько часов, если траектория движения станции проходит достаточно близко над космодромом. Но поскольку планета вращается, то яркая синусоида на фоне материков и океанов, изображающая полёт станции над поверхностью Земли на экранах ЦУП, постоянно смещается. Поэтому обычно выбирается стартовое окно, когда автономный полёт корабля укладывается в сутки — с учётом маневров на высоте в три сотни километров.

Именно в этот период экипаж испытывает основную массу неприятных ощущений, вызванных адаптацией к невесомости. Они начинаются через несколько часов после исчезновения перегрузок и длятся от двух-трёх суток до… практически до бесконечности, потому что некоторые космонавты-новички, обладающие великолепным здоровьем на Земле, так никогда и не смогут прийти в относительную норму. Причём до взлёта невозможно ни привыкнуть к невесомости, потому что она симулируется в пикирующем самолёте всего на несколько десятков секунд, ни потренироваться пребыванию в таком состоянии. Гидроневесомость — слабый заменитель.

Какое-то представление о проблемах на орбите можно получить, лёжа часами на наклонной плоскости головой вниз, чтоб к ней приливала кровь. Но все, прошедшие через эту процедуру, единогласно утверждают: в полёте приходится хуже.

Когда загорелись индикаторы, сигнализирующие о подтверждении герметичности стыковочного узла, и Андрей двинул от себя люк, он прекрасно понимал, что никакой трогательной встречи с Ларисой не произойдёт. Судя по переговорам, она чувствовала себя преотвратно, настолько, что ЦУП допускал возможность прерывания полёта. Девушка категорически противилась, и единственный на тот момент обитатель станции предложил:

— Заря-1, я — Корунд. На борту имеется УДОД. Если Чайка-1 выдержит до стыковки, проверим действие прибора. В случае неудачи отправится вниз. Я продолжу выполнение контракта с гостями, справлюсь один.

Ситуация позволяла. По правилам ВВС, на случай нештатной ситуации на станции должен находиться один корабль с достаточным числом мест, обеспечивающий срочную эвакуацию людей. Тот, на котором Андрей прилетел с Земли и с «Салют-12», отвезёт страдалицу, надо лишь поменять ложементы местами.

Что им двигало в наибольшей степени, когда предлагал помощь и просил не уводить «сапсан» к Земле? Желание увидеть барышню? Конечно, хотел и увидеть, и обнять, но не только. Досрочное возвращение означает конец её космической карьеры, бесповоротно и навсегда. Гагарин-старший наверняка не расстроится, в аппаратных играх в ЦК ему даже лучше: вечный соперник Гусаков лишится одного из козырей. Правда, пока Андрей шустрил у Земли и на Луне, в Москве произошли какие-то сдвиги, образован Госкосмос СССР, но им командует не первый космонавт Союза, тот получил новый портфель в ЦК. На станцию новости попадали в сокращённом виде, разбираться придётся внизу. Дело в другом. Лариса мечтала летать, и очень скверно, если её надежды разлетятся в прах после первой же попытки. Надо максимально ей помочь… Даже против интересов отца.

Она вплыла в открытый люк и прошептала, точнее — просипела:

— Не смотри на меня!

Понятно, что «здравствуй, любимый» и прочих нежностей сложно было ожидать, связь с Землёй включена, в ЦУПе слышат каждое слово, да и всё пишется. Но это уже перебор. Андрей постарался отвести глаза от её распухшего лица, живой иллюстрации к шутке про «утро китайских пчеловодов», но в реальности было не до шуток. Помимо сочувствия встал вопрос: как общаться с туристами.

Конечно, в период подготовки к полёту немного подтянул разговорный английский, запоздало жалея, что не в полной мере использовал время отложенного старта на общение с будущими посетителями «Салют-11», и в ЦПК это не предусмотрели, полагаясь на космонавта-экскурсовода, ныне временно нетрудоспособного. Поэтому когда в люке показалось седоусое лицо пожилого немецкого миллионера, выдавил из себя:

— Гутен морген, герр Шнайдер!

— Гутен морген, герр уберлойтнант! Шпрехен зи дойч?

Андрей с чувством пожал протянутую руку. Немец тоже выглядел не именинником, но явно чувствовал себя куда лучше профессиональной космонавтки.

— Найн, герр Шнайдер… По-русски… И… ммм… литл инглиш.

— Гут! Я немного понимай русский в Звёздный городок… Как это по-русски… Не ссы, прорвёмся!

Его учитель русского языка на земле явно был не из профессуры МГУ.

Миссис Хильштейн не то чтобы совсем плохо себя чувствовала, но пребывала в некой прострации от непривычного зрелища и ощущений. Это была маленькая хрупкая еврейка, по краткой характеристике, переданной из ЦУП — крайне неприятная личность, чей муж банкир с радостью заплатил десятки миллионов, чтоб избавиться от неё на восемь месяцев, необходимых на подготовку к полёту, собственно вояж на орбиту и реабилитацию после приземления. Она перебралась на станцию, начала осматриваться с выражением удивления, недоверия и… ростовщической оценки.

— Импоссибл! Это есть всё, за что мой муж заплатил шестьдесят миллионов? Грёбаный шлимазл!

Она говорила с каким-то протяжным акцентом, вероятно — южных штатов, мешала речь с русскими словами, и Андрей, без того не очень в ладах с английским, едва её понимал. Но интонации были красноречивее слов.

Третья пассажирка, миссис Робертс, проявила выдержку настоящей британской леди. Даже если ей чего-то не понравилось или ощущала дискомфорт от невесомости, не показала ничем, кроме болезненной бледности щёк, что странно: по всем канонам жанра они обязаны румяниться от избыточного прилива крови. Женщина бойко лопотала на смеси русских и английских слов. Без предисловий заявила:

— Офицер! Вашей коллеге не есть хорошо. Мистер Кнут вполне самостоятелен. Я слежу за миссис Эльвира. Lieutenant Larisa is not feeling well. Help her. (Лейтенанту Ларисе нехорошо, помогите ей).

— Сэнк ю вэри мач!

Он ужаснулся от собственного произношения. Наверно, в глазах аристократки уронил себя с трёхсоткилометровой высоты ниже плинтуса. Ну… Хуже не будет.

Андрей показал, где расположиться и уложить личные вещи, что, впрочем, не слишком нужно, туристы правила поведения на станции вызубрили заранее. Из общей картины тотчас вывалилась американка, заявившая, что ей как настоящей леди требуется отдельная спальня, и она собирается ночевать в спускаемом аппарате «сапсана». Лаура Робертс смолчала, но её тонкие бесцветные губы чуть дрогнули в презрении. С молчаливого английского на устный русский Андрей перевёл бы так: ох уж мне эти выскочки из североамериканских колоний.

— Миссис Робертс! После разгрузки орбитального отсека корабля там тоже образуется отдельное пространство, где несложно оборудовать вам спальное место. Так же есть свободные кресла во втором корабле.

— Не есть нужда… нет нужда хлопотать, офицер. Я отдыхать по инструкции в бытовой отсек.

Далее по графику предполагалось ознакомление со станцией, повторение инструкций по безопасности в духе «форточку не открывать» и прочие оргвопросы, но Андрей ограничился рапортом на Землю о том, что Чайка-1 и трое её подопечных перешли на борт «Салют-11», состояние удовлетворительное, приступили к программе их пребывания, а сам, наконец, занялся девушкой.

Сначала отключил свой микрофон, торчащий у правой щеки из дужки гарнитуры, потом её.

— Всё плохо?

— Ужас! Не ожидала, что до такой степени. Голова чугунная, метр в диаметре, как ещё в люк пролезла. Вижу как сквозь рябь. Мозги не варят, таблицу умножения не вспомню. А у тебя в первый раз?

— Тоже никакого кайфа. На третьи сутки полегчало, — он дипломатично опустил, что до такой степени не мучился. — Сейчас подключу тебя к УДОД, потом пассажирок. Надеюсь, отпустит.

— Я тоже надеюсь… Секс не предлагай!

Раз шутит, значит — не всё потеряно.