Непобедимый Боло - Коллектив авторов - Страница 3

— И почему местные продолжают сопротивляться? — спросил МакНаут.

«Потому что сами подыхают с голоду», — раздраженно подумала Мартинс, но заставила себя успокоиться. Капитан мучился от боли и был напичкан болеутоляющими средствами. Но местные тоже мучились: сначала кризис, потрясший мир, потом медленно усугублявшийся развал всего, в последний год обернувшийся совершенным безумием. Наступил хаос, а с ним и голод, извечный спутник любой анархии, более жестокий, чем при длительной засухе, не заставил себя долго ждать. Там, дома, все неслось вниз по наклонной плоскости еще быстрее. Здесь хоть, когда стало совсем невмоготу, люди могли вернуться к земледелию, чтобы прокормить себя, борясь с превратившимися в разбойников горожанами. В США же такого выбора не было.

Они возвращались домой, потому что ничего другого не оставалось. Продвигаться же вперед без горючего невозможно.

— Слышь, Топс, — задумчиво сказала Мартинс. — Не здесь ли произошла кармодиева давка?

Темнокожий великан нахмурился, потом усмехнулся;

— Пока ты не сказала, Эль-Ти[3], я и не подумал. Вероятно, у нас еще будет шанс получить самые последние данные.

— Это проверено, о Хозяин Горы, Первый Глашатай Народа Солнца.

В прохладной комнате с белеными стенами, кроме старика и вестника, никого не было. Человек, когда-то звавшийся Мануэлем Обрегоном, откинулся в кресле и окинул испытующим взглядом мальчишку, одетого в хлопчатобумажные штаны и сандалии, преклонившего перед ним колено и все еще тяжело дышавшего после долгого бега. Олень-Семь был одним из лучших: у парня уравновешенный характер и к тому же на него можно положиться.

— Продолжай, — вымолвил Обрегон, задумчиво поглаживая подбородок.

Через высокое стрельчатое окно слышны были чудесные звуки: пение женщины, звон зубил каменщиков, стук ткацкого станка. Доносились запахи тортилий[4], цветов, распаханной земли, и они почти перекрывали слабую вонь серных испарений. Отдавшись этим звукам и запахам, он отрешился от мыслей и тревог, освободив свой разум от всего, что мешало бы ему сосредоточиться на донесении разведчика. Он как губка вберет в себя каждое его слово, а потом вдумчиво проанализирует все, что услышал.

— Шестьдесят или семьдесят солдат — янки, с ними несколько женщин — латино с юга. Десяток небольших машин о шести колесах, некоторые с прицепами.

— Они точно янки? Может, это солдаты правительства Сан-Габриэля или головорезы Славного Пути?

— Нет, Хозяин Горы, Первый Глашатай Народа Солнца. — В подтверждение истинности своих слов Олень-Семь прикоснулся к нефритовой палочке, продетой сквозь его нижнюю губу. — Земледельцы, с которыми я разговаривал, видели их очень близко и слышали, что они говорили на английском. Кроме того... — Он вдруг умолк и впервые отвел глаза.

— Продолжай, — снова сказал Обрегон, голосом никак не обнаруживая своего нетерпения.

— Они говорят, что у янки есть гора, которая ходит.

Покрытые старческой пигментацией руки Обрегона вцепились в подлокотники кресла.

У разведчика разом пересохло во рту.

— Я только повторяю то…

— Да, конечно.

Старик поднялся и подошел к окну. Там, за площадью и селением, за лоскутьями полей в долине, над зазубренной вершиной Курильщика в воздух тонкой струйкой поднимался дым.

— Я сам видел истерзанные джунгли и гигантские следы, — продолжал разведчик, почувствовав себя несколько увереннее. — Примерно такие. — Он развернул листок бумаги.

«Значит, танк», — веря с трудом, подумал Обрегон. Уже давно в этой забытой Богом и людьми горной стране не было тяжелой военной техники. Он взглянул на старательно накарябанную схемку. По ширине след каждой из гусениц равнялся росту человека, а всего их было четыре, очень близко друг от друга.

— Гора, которая ходит,— пробормотал он себе под нос на испанском, а не на нахуатле. — А вот горит ли она?

Олень-Семь стрельнул глазами в сторону полоски темного дыма, поднимавшегося от вершины в небо, и почувствовал дрожь благоговения, страха и религиозного восторга.

— Каковы будут твои веления, Хозяин Горы, Первый Глашатай Народа Солнца?

— Сообщи Койоту-Один, чтобы собирал Воинов Ягуара и усилил пограничную стражу. Нельзя позволить чужакам напасть на наш народ.

— Хозяин Горы, Первый Глашатай Народа Солнца, — собравшись с духом, произнес Олень-Семъ, — там, за горой, только латиносы, — может быть, янки свернут в сторону еще до перевала.

Обрегон кивнул.

— И все же им придется заплатить нам. дань, — сказал он. — Их кровь — наша кровь. — В его собственном лице было гораздо больше европеоидных черт, чем в лице разведчика или любого из жителей долины. — Придет время, и они вновь обратятся на путь предков, как поступили и мы, после долгого поклонения ложным богам латиносов. Эта долина — наш дом, а не тюрьма. Мы должны быть готовы со временем выйти за ее пределы. Теперь ступай.

«Кроме того, — подумал Обрегон, глядя на темнеющее небо, — Венера приближается к священной точке. А милость богов не купишь задешево. Солдаты-янки могут оказаться по-своему полезны».

На улице весело перекликались каменщики, трудившиеся над последним ярусом ступенчатой пирамиды, маленькой правда, но сиявшей белизной покрытых известкой стен, с опоясывавшими ее подножие пестрыми фресками в духе древних, рисунки которых он сам восстанавливал по книгам и дискам. Скоро она уже будет готова.

«И в самом конце тебе придется уйти»,— с грустью подумал он, окидывая взглядом свою библиотеку. Наверное, древних видеозаписей ему будет недоставать даже больше, чем антропологических текстов. Последние хранили голоса старых богов, но они будут жить — жить по-настоящему — только в том случае, если их слова повторяют живые люди. Пристрастие к видео было его единственным грешком: он не был жаден до женщин, роскоши и богатства. В какой-то мере жаль думать, что они исчезнут вместе с ним... ведь в действительности он никогда не сможет стать частью того мира, который сейчас рождался благодаря ему.

Он выбрал свою любимую запись; просматривая ее, он успокоится — в конце концов это такая ничтожная поблажка самому себе.

— «Корзинщик»,— прочитал он на корешке, вставил диск в дисковод и надел на глаза очки.

«А все я и мой длинный язык», — подумала Мартинс. Плохо то, что она действительно лучше всех подходила для этого задания: она выросла в Санта-Фе, а потому владела испанским более сносно, чем Дженкинс.

Сквозь щиток шлема все вокруг казалось уплощенным и словно в серебристой дымке, поскольку встроенный в шлем сдвоенный кристалл улавливал и усиливал звездное сияние. Боевой десант пробирался сквозь подлесок, перемещаясь от дерева к дереву. Солдаты, реагируя на малейший звук или свет, засеченный датчиками шлемов, вертели головами с проворством ящериц.

Деревья были огромны, Бетани даже не представляла себе, что такие гиганты могли сохраниться на перешейке. Кроме тех мест, где лежали поваленные стволы и по ним густо разрослись лианы и молодые деревца, подлесок был не слишком густым. Было почти темно, редкие отблески пробивались сквозь сплошной покров зелени, но оптическим усилителям в шлемах достаточно было и этой малости. Американцы продвигались очень быстро; каждый из них провел не меньше трех лет в дебрях, где человек либо приобретал нужные навыки, либо быстро погибал.

Мартинс сделала знак рукой, и десант застыл на месте. Ближе к поляне они все как один приникли к земле и поползли по-пластунски. Края поляны заросли плотным кустарником, потом появились беспорядочные сады с манго и цитрусовыми. При виде этого ее рот наполнился слюной. Где-то замычала корова — ходячий бифштекс. А где люди и еда, должен иметься и самогон — искусство перегонки относилось к разряду повсеместных. Для УНВ и он сойдет.

— Осторожно, — шепнула она по связи с отрядом. — Если можно избежать стычек с туземцами, то лучше их избегать.