Законник Российской Империи. Том 3 (СИ) - Протоиерей (Ткачев) Андрей - Страница 1

Андрей Алексеевич, как только толпа гостей начала стекаться на балкон, плавным движением взял меня под локоть и, не говоря ни слова, направился в сторону одной из боковых дверей, к которой никто не пошел. На его лице играла лёгкая, «парадная» улыбка, но взгляд оставался сосредоточенным. Никаких лишних эмоций.

Я давно понял, что за этой вечно непринуждённой манерой третьего принца скрывается незаурядный разум, полный сложных схем и расчётов, куда более продуманных, чем может показаться на первый взгляд. Этот человек был опасен, но пока что я ему был интересен и можно было не волноваться. С другой стороны, на текущем этапе я вряд ли смогу что-то сделать против третьего принца.

Мы остановились прямо перед дверью, которая, как оказалось, вела к заднему входу на балкон. Андрей оглядел меня с головы до ног, словно оценивая.

— Ты, конечно, в курсе, что на дуэлях запрещено использование магии, — начал он почти небрежно, но в голосе чувствовался какой-то ледяной оттенок, который выдавал, что интересно, беспокойство.

— Знаю, — ответил я, слегка приподняв левую бровь. — И что, вы думаете, что я настолько отчаян, что стану нарушать императорский указ? Уж точно не при таком собрании высшего света.

Андрей Алексеевич едва заметно улыбнулся, но его глаза оставались серьёзными.

— Стало быть, ты и в фехтовании неплох? Но на всякий случай. Никакой магии, только мечи.

— А разве не шпаги? — нахмурился я, пытаясь вспомнить исторические дуэли. Там кроме пистолетов и шпаг ничего не упоминалось.

— От них отказались после одного случая с магическим кристаллом, — тут же принялся объяснять принц. — На одной государственно важной дуэли один маг нарушил указ и решил незаметно, как он думал, использовать магию. Тогда помимо второго дуэлянта погибло много людей. В итоге император запретил их использование на дуэлях — и, поверь, это не просто прихоть. Классические мечи тяжелее, и вплести в них заклинание не так просто, чтобы это укрылось от внимания зрителей. Так что, — он сделал паузу, чуть наклонив голову, — мечи. Только мечи.

Я кивнул, принимая его слова как должное. Мечи так мечи. Никакой магии. Что ж, это даже делает всё интереснее. В конце концов, дядя Эдвард обучал меня не только магии, но и фехтованию (причем с разным оружием. Булавой, оказывается, тоже можно фехтовать…) И все для того, чтобы я не полагался на заклинания в любой ситуации — все же они бывают разными.

Но, прежде чем мы успели закончить разговор, я заметил в глазах Андрея Алексеевича нечто большее, чем просто официальное предупреждение. Он смотрел на меня с явным интересом, словно пытаясь разгадать что-то, что оставалось для него пока загадкой.

— И всё же, — начал он, чуть склонив голову набок, — зачем ты прикрыл меня от этого аристократа? Видел ведь, что это была уловка моего брата Петра. Зачем тебе это?

Его вопрос, на удивление, не звучал как обвинение. Скорее, в нём чувствовался искренний интерес и толика непонимания. Он хотел узнать мои мотивы, понять, почему я выбрал такой ход. В его глазах читалась смесь уважения и любопытства — редкая смесь, если подумать. Третий принц явно не привык, чтобы кто-то без лишних слов становился между ним и его соперниками.

Я хмыкнул, делая шаг вперёд и уперев ладонь в дверь на балкон. Честно говоря, я особо не задумывался о том, что делал. Но раз уж Андрей Алексеевич так настаивает…

— Инстинктивно, — пожал я плечами, словно это было нечто обыденное. — Но если вам так важно знать причину, можете считать, что теперь вы у меня в долгу.

Мой тон был лёгким, почти шутливым. Я не собирался играть в игры с третьим принцем, но и скрывать свои мотивы не видел смысла. Андрей Алексеевич, в отличие от многих, понимал правила этой игры слишком хорошо, чтобы не разглядеть в моих словах скрытый подтекст. Да что там говорить — на этом поле он был куда лучшим игроком, чем я, так что и тягаться с ним не было никакого смысла. Пока что.

Принц усмехнулся, его глаза блеснули с хитрецой.

— Долг, говоришь? — проговорил он тихо. Его голос стал мягче, но в нём чувствовался вес. — Для члена императорской семьи это серьёзное заявление.

Я сделал вид, что задумался на мгновение, а затем с усмешкой кивнул.

— Конечно, понимаю, — ответил я. — Но ведь долг — это не обязательно что-то тяжёлое. Иногда это просто дружеское напоминание.

Андрей Алексеевич рассмеялся, слегка качнув головой, но в его взгляде всё ещё читался скрытый интерес. Он явно не ожидал такой прямолинейности, но, похоже, это лишь подогрело его любопытство.

— Ты удивляешь меня, Максим, — произнёс он, глядя мне прямо в глаза. — Но это даже к лучшему. В этой игре всегда полезно иметь кого-то, кто умеет принимать неожиданные решения.

Я не ответил, только кивнул, открывая дверь. Пора было показать собравшимся людям представление.

Балкон уже был полон гостей, когда мы вышли из коридора. Аристократы образовали широкий круг, оставив в центре вполне достаточно места для поединка. Многие перешёптывались, делая ставки, кто-то просто молча наблюдал, а некоторые дамы демонстративно отворачивались, делая вид, что подобное зрелище не для них. Но я заметил, как они всё же украдкой бросают любопытные взгляды на происходящее, явно не желая упустить ни малейшей детали. Все же это еще одна тема, которую они могут обсуждать между собой.

В центре круга уже стоял мой противник — молодой граф Нелидов, как подсказал мне Ярослав, а то я даже не знал кто это. Он был высок, статен, его движения выдавали в нём опытного фехтовальщика. Мой противник уже избавился от парадного мундира и сейчас разминал запястье, легко и грациозно вращая меч в руке. В его глазах читалось спокойствие, но я видел, что он явно сильно недооценивал меня, как-никак я еще толком не успел прославиться в высшем свете и я, откровенно говоря, не выгляжу матерым головорезом. А это, как известно, самая грубая ошибка, которую можно совершить перед поединком.

Ярослав Левински, исполняя роль моего секунданта, подошёл ко мне, держа в руках два одинаковых церемониальных меча. Он проверял их одним движением руки, словно взвешивая на ладони.

— Одинаковые, — сказал он, махнув мечом в воздухе. — Никаких сюрпризов.

Я кивнул, принимая клинок из его рук. В этом вопросе я ему полностью доверял, так как со своим образом жизни любитель закрученных усов явно был частым участником дуэлей.

Меч был тяжелее, чем выглядел, но это было даже к лучшему. Я знал, как обращаться с таким оружием. Дядя Эдвард обучал меня с самого детства, так что я был подкован и в этом искусстве. А ведь когда-то я жаловался на него из-за чрезмерных, на мой взгляд, нагрузок, теперь же это все пригодилось.

Мы с Нелидовым заняли свои позиции в центре круга. Воздух вокруг нас казался напряжённым, как перед грозой. Толпа замолкла, ожидая начала поединка. В этот момент я почувствовал лёгкий бодрящий холодок по спине, но это было не от страха. Скорее, от предвкушения.

Я любил такие моменты — когда всё вокруг замирает, и остаёшься только ты и твой противник. Ранее я ощущал такое лишь в судебном заседании, перед оглашением судьей решения, когда будет ясно, чьи аргументы и доказательства были сильнее. Тогда я был ограничен мастерством слова. Но сейчас… Этот мир явно мне нравился больше.

— Начали! — раздался громкий голос, и поединок начался.

Нелидов сразу же пошёл в атаку. Его движения были быстрыми и точными, как у опытного фехтовальщика. Он явно рассчитывал на быструю победу, надеясь, что я не смогу выдержать его натиск. Но я не собирался уступать так легко. Каждое моё движение было выверено до мелочей, каждый шаг — продуман заранее. Я не делал лишних жестов, не тратил силы на показные манёвры для того, чтобы порадовать публику. Только защита, только концентрация на бое.

Дядя Эдвард всегда говорил: «Настоящий фехтовальщик не тот, кто умеет атаковать. Настоящий мастер клинка — это тот, кто умеет защищаться и выжидает момент». И я полностью следовал этому принципу. Нелидов атаковал, но я блокировал каждый его удар с такой лёгкостью, что это начинало раздражать молодого аристократа. Его удары становились всё быстрее, но каждый раз мой клинок был там, где нужно. Я видел, как его лицо постепенно меняется — от уверенности к лёгкому раздражению, а затем к растущей ярости.