Восхитительная ложь (ЛП) - Мейред Шона - Страница 1

Эта книга посвящается всем легкомысленным, читающим книги, грезящим наяву, любящим антигероев, потерянным душам.

ПРИМЕЧАНИЕ: Шона Мейред пишет на британском английском. Поэтому орфография и грамматика могут отличаться от американского английского.

Восхитительная ложь- первая книга в серии “Короли Киллибегса”.

Это мрачный роман, зрелый взрослый (17+), и содержит сомнительные ситуации, которые некоторые читатели могут счесть оскорбительными.

Эта книга является частью серии и НЕ является самостоятельной, так что ожидайте захватывающего финала.

СИРША

— Просыпайся, Сирша. Нам нужно идти. Сейчас же.

Моя мама дергает за нижний угол моего одеяла, и глубокое рычание вырывается из моего горла. Я крепче сжимаю одеяло, не желая подвергать себя воздействию флуоресцентного света, свисающего с низких потолков нашего захудалого таунхауса с двумя кроватями.

— Я сплю. Не мешай.

— Сирша, у меня нет времени на твою драму. Нам нужно уходить. Сейчас.

Мои легкие сдуваются, когда из ноздрей вырывается прерывистый вдох.

— Пожалуйста, Сирша. — Она бросает пустую серую спортивную сумку в изножье моей кровати. — Просто собери самое необходимое. Мы можем заменить все остальное позже.

Откинув пододеяльник, я хмурю брови и прищуриваю янтарные глаза.

— Что за срочность? Уже за полночь. Разве этот импровизированный уход не может подождать до утра? Нет ли какого-нибудь способа отключить режим твоего полета? По крайней мере, до восхода солнца.

Не обращая внимания на мою капризную задницу, она направляется к моему комоду, вытаскивает одежду и нижнее белье и запихивает их в сумку.

— Если бы ты могла немного успокоиться, это было бы здорово. — Ее строгий, отрывистый тон застает меня врасплох, заставляя задуматься, что, во имя всего святого, заставляет ее так нервничать. Мы не в первый раз собираемся и уезжаем в спешке, как сегодня вечером, но мы никогда не убегаем посреди ночи. И никогда без наших вещей.

Я осматриваю ее хрупкое тело, отмечая панику, преследующую каждое ее движение. Затем, внезапно, мое беспечное отношение сменяется беспокойством, ужасом и боязнью.

— Что происходит? — Я допытываюсь, хотя у меня такое чувство, что я уже знаю. От какого бы прошлого ни бежала моя мать, оно наконец-то настигло нас.

Отведя взгляд в сторону двери, она избегает моего вопроса своим собственным требованием.

— Делай, как я говорю, Сир. Нам нужно идти.

— Мы вернемся? — Это глупый вопрос. За семнадцать лет я жила в двадцати трех домах в более чем двенадцати округах и посещала одиннадцать школ. Но, к сожалению, я была достаточно глупа, чтобы подумать, что на этот раз все будет по-другому, что, может быть, мы нашли город, который я могла бы назвать домом навсегда.

Слишком долго я цеплялась за эту смехотворную несбыточную мечту, позволяя себе осесть, пустить корни и завести друзей, веря или просто надеясь, что это место будет тем, за которое стоит держаться.

Я была неправа. Некоторые вещи — или, в данном случае, некоторые люди — никогда не меняются. Я не знаю, почему я думала, что моя мать была исключением. Я должна была знать лучше. Когда становится трудно, Айна Райан начинает действовать. Я только хотела бы, чтобы она рассказала мне, что заставляет ее бежать так быстро; потому что я изо всех сил стараюсь не отставать.

Решив, что нет смысла бороться, я спускаю ноги с кровати. Мои ступни сталкиваются со старыми деревянными половицами. Тяжелый стук усиливает мой гнев и сотрясает мои кости.

— Ты должна сказать мне, почему. — Мои глаза встречаются с ее, нуждаясь в чем-то, в чем угодно, чтобы оправдать, почему я должна оставить свою жизнь позади. Снова. — Меня тошнит от этого. Каждые несколько месяцев это одна и та же старая как мир история. Ты пугаешься, а потом убегаешь, забирая меня и жизнь, которую я построила с тобой. Я устала, мам. Это слишком много — хотеть настоящих друзей на всю жизнь и немного стабильности? Это мой последний год в школе. Мне нужно осесть.

Ее руки хватают меня за плечи, удерживая меня ровно и сжимая так сильно, что она наверняка оставляет следы пальцев на моей плоти.

Мягкий оранжевый свет уличных фонарей проникает через окно моей спальни, освещая ее каштановые волосы и усталые морщинки вокруг серых глаз.

— Я знаю, дорогая. Я обещаю, ты получишь все это и даже больше. Но прямо сейчас мне нужно, чтобы ты собрала свою сумку. Без лишних вопросов. — Ее слова задыхающиеся и воздушные, пронизанные дрожью страха и тяжелого отчаяния. Мое неповиновение тает, когда поражение наполняет мои легкие. Мои плечи опускаются, и я закрываю глаза.

— Хорошо.

В очередной раз она хочет, чтобы я засунула свои чувства на дно сумки, спрятав их под любыми жалкими пожитками, которые я возьму с собой. Мне нужно верить, что у моей мамы есть веская причина бежать в середине моего последнего учебного года. Как только мы доберемся туда, куда направляемся, ей лучше рассказать мне, в чем эти причины. В конце концов, она обещала мне.

Не то чтобы ее обещания много значили в наши дни.

Мои зубы прикусывают внутреннюю сторону моей щеки, когда я киваю, не в силах бороться с ней, когда она выглядит такой напуганной.

— Хорошо, — эхом отзываюсь я, зная, что протесты ни к чему меня не приведут. Это никогда не приводит. — Но как только мы доберемся туда, куда ты меня ведешь, ты расскажешь мне все. Пришло время мне узнать, почему я убегала от демона, который мне ничего не сделал.

Наши взгляды встречаются, и я вижу то, чего не видела раньше — рвение, неутолимую потребность оберегать меня.

Затем мама убирает волосы с моего лица легким движением рук.

— Ты знаешь, почему я назвала тебя Сиршей?

Когда я не отвечаю, она продолжает, легкая улыбка тронула уголки ее рта.

— Сирша означает «свобода». В мои намерения никогда не входило запирать тебя. Это было для того, чтобы дать тебе жизнь, в которой ты могла бы летать. Скоро, милая; скоро ты воспаришь. — Она притягивает меня ближе, прижимая мою голову к изгибу своей шеи. — А теперь, пожалуйста. Собирай свои вещи и встретимся внизу через десять минут. Ни секундой больше.

Прямо перед тем, как она поворачивается, чтобы уйти, снизу доносится безошибочный звук бьющегося стекла, заставляющий нас обоих застыть на месте.

— Черт! — Ее глаза закрываются, когда она прячет свое проклятие за стиснутыми зубами. — Они здесь.

— Кто здесь?

Хватка моей матери усиливается, когда она притягивает меня ближе. Наконец, ее голос падает чуть выше шепота.

— Мне нужно, чтобы ты внимательно выслушала. Нет времени на вопросы. Делай, что я тебе говорю, хорошо?

Страх заполняет мое солнечное сплетение, сбивает дыхание и лишает меня способности формулировать слова, поэтому вместо этого я киваю.

Моя мать прерывисто выдыхает.

— Иди в мою комнату и найди шкатулку из красного дерева, спрятанную под скрипучей половицей в моем шкафу. Как только ты получишь её… — Выражение ее лица опустошает меня — широко раскрытые, влажные, круглые глаза; поджатые, потрескавшиеся губы; и глубокая морщинка над бровью. Она в ужасе, но держит себя в руках, едва ли ради меня. Со слезящимися глазами она сглатывает. — Как только у тебя будет эта шкатулка, — повторяет она, — беги!

Моя голова вздрагивает, раскачиваясь из стороны в сторону, отказываясь оставлять ее позади.

— Нет.

— Айна, я знаю, что ты здесь. Выходи, выходи, где бы ты ни была.

Я сглатываю. Кто бы ни был внизу, он идет, и, судя по звуку его хриплого, сиплого, несколько саркастичного баритона, он настроен серьезно.

Глаза моей матери напрягаются, закрываясь на короткую секунду, когда за ее серповидными веками формируется план.

— Иди, — шепчет она, прижимая мою спортивную сумку к груди. — Не уходи без шкатулки. Ответы на все твои вопросы внутри нее, Сирша. Как только она у тебя будет, беги. Все, что тебе нужно, будет в ней.