Да, та самая миледи - Галанина Юлия Евгеньевна - Страница 28
- Предыдущая
- 28/67
- Следующая
Ситуация складывалась преинтересная: с северо-запада Франции угрожал возлюбленный зеленоглазой французской королевы; с юга – ее родной брат; с северо-востока – дядюшка; с востока – гнездо Гизов и герцогов Лотарингских, из которого выпорхнул Клод Лотарингский, супруг очаровательной герцогини де Шеврез, ближайшей подруги королевы.
Жаль, что я не так близко знакома с нашим королем. Если бы мы дружили, то по старой дружбе я бы отделила от той дюжины анжуйского, что послала д'Артаньяну, бутылочку для Людовика Тринадцатого с тем, чтобы он налил рюмочку-другую супруге как-нибудь приятным вечером. Иногда политические проблемы легче решить семейным способом, но иногда и семейные дела требуют вмешательства политики.
Ведь еще не успела быльем порасти история, за которую головой поплатился Шале.
Некими персонами задумывалось так: короля – низложить, на его место возвести Гастона Орлеанского, королеву выдать замуж за нового короля, кардинала – на плаху. Всем хорошо, всеобщее ликование.
Тогда эту комбинацию удалось расстроить в стадии обсуждения. Того казнили, тому пригрозили, того удалили, того пожурили – и все затихло.
И вот снова заговор.
Я уже покидала Виллеруа, направляясь в Тур, когда меня прямо на дороге верхом нагнал мрачный, чернее грозовой тучи, Рошфор и завернул обратно карету.
Кардинал желал меня видеть сегодняшней же ночью в харчевне «Красная голубятня», что стояла на дороге, ведущей из Ла-Жарри в Буанар.
Вид Рошфора и срочность встречи с Его Высокопреосвященством говорили о том, что дела идут хуже некуда. Но как плохо они обстояли, я поняла, только встретившись с кардиналом.
Мы подъехали к «Красной голубятне» уже в темноте.
Всю дорогу ни я, ни Рошфор не проронили ни слова. Да и о чем говорить, когда и так все ясно. Это мы думали, что осаждаем Ла-Рошель, а оказывается, в осаде вся страна… Тысяча чертей и преисподняя!
Англия, Испания, Австрия, Лотарингия…
Лотарингия – это кусок пресловутого Испанского Пути, по которому через Италию от испанских Габсбургов германским Габсбургам идут дружеские презенты в виде военных подкреплений.
А франко-испанский союз, который был заключен этой весной, видимо, больше бумажный, чем реальный.
Что касается Англии, то даже выдача французской принцессы замуж за английского короля не сыграла никакой роли в потеплении отношений между странами…
…В общем зале харчевни пировал всякий разный люд – и местный, и пришлый. Рошфор провел меня на второй этаж, где мне уже была приготовлена комната. Как я ни старалась кутаться в плащ, появление женщины не осталось незамеченным среди посетителей «Красной голубятни». Если бы Рошфор дал мне хоть немного времени, я, конечно же, переоделась бы перед визитом к кардиналу в мужское платье. Ненавижу ненужный риск.
Женщина близ военных позиций всегда вызывает нездоровый ажиотаж, маркитантки и передвижные публичные дома не снимают напряжения.
Внизу, похоже, разгорелась драка, кто-то пытался подняться к нам, познакомиться с подвернувшейся дамой. Рошфор не вышел на шум, лишь привел все свои пистолеты в боевую готовность и приготовился стрелять в каждого, кто войдет. Постепенно драка утихла, его участие в ней не состоялось.
Рошфор убедился, что стало тихо, и спустился вниз, оставив мне один пистолет на всякий случай.
Я осталась одна в комнате и сняла плащ. Положила шляпу на стол, накрыла ею оружие. В черное окно скреблись ветви дерева. Луна по большей части была в облаках, появляясь из них ненадолго. С одной тусклой свечой в оловянном подсвечнике в комнате царил полумрак. Я сидела у стола, уронив голову на руки, и ждала.
Заскрипели ступеньки. Я успела поднять голову, встать и пригладить волосы. Сгибаясь, чтобы пройти в низкую дверь, в комнату вошел кардинал Ришелье.
– Добрый вечер, сударыня.
– Здравствуйте, сударь, рада Вас видеть.
– Послушайте, миледи, дело очень серьезное. Садитесь и поговорим.
Лицо у кардинала было очень усталым, про такие лица говорят: лежала печать тяжелых дум. Где тот молодой и энергичный епископ Люсонский, безоглядно верящий в свою звезду? Власть очень страшная вещь, она пожирает того, кто ею наделен. А если не может сожрать, то непременно обкусает… Только совершенно пустой человек способен безболезненно для своего внутреннего мира взвалить ее на себя. Безболезненно, потому что он, видя свое отражение, приукрашенное властью, в глазах других людей, начинает безоглядно верить им и считать себя тем, чем он не является. Лишь пустота способна раздуваться до бесконечности под славословия льстивого окружения: «Ах, великий…» Кроме того, дутая персона лучше других знает один секрет – как быть всем, оставаясь ничем: она легко и непринужденно выдает деяния других людей за свои собственные.
Умный человек знает себе меру, и эта мера, словно якорная Цепь корабль, удерживает ею. Но бремя власти от этого легче не становится. Ведь власть сродни болезни – она перерождает человека, отравленные ею цепляются за власть всю свою жизнь до последней минуты, а отлученные от власти гибнут, словно из них вынули стержень. Лишь изредка любовь способна одержать победу над властью, когда ради нее бросают троны и царства.
Но никто, кроме победившего власть, не знает, полная ли одержана победа и не смеется ли власть потом над бросившим ее, не манит ли издевательски пальцем, прекрасно зная, что обратного пути нет…
– Я слушаю, Ваше Высокопреосвященство, с величайшим вниманием.
– Маленькое английское судно, капитан которого мне предан, ожидает Вас при устье Шаранты у форта де Ла Пуант; оно снимется с якоря завтра утром.
О-о, вот это спешка!
– Так, значит, мне нужно выехать туда сегодня ночью? – уточнила я на всякий случай.
– Сию же минуту, то есть сразу после того, как Вы получите мои инструкции. Два человека, которых Вы найдете у дверей, когда выйдете отсюда, будут охранять Вас в пути. Я выйду первым, а затем спустя полчаса и Вы выйдете в свою очередь.
Тайна, тайна и еще раз тайна!
– Хорошо, монсеньор. Но возвратимся к поручению, которое Вам угодно дать мне, и так как я продолжаю дорожить доверием Вашего Высокопреосвященства и желаю оправдать его, удостойте меня изложить это поручение ясно и точно, чтобы я не совершила какой-нибудь оплошности.
Когда получаешь от вышестоящего лица устное задание, надо держать ухо востро, как бы ты не симпатизировал своему начальству. Главное – добиться максимально четкого изложения поручения, не обращая внимания на намеки, какими бы ясными они не были. Это трудно, иногда противно (не понимать того, что и ребенок бы понял), но совершенно необходимо.
Иначе, выполнив все, о чем подумал и предусмотрительно не сказал хозяин, но (не дай бог) потерпев при этом неудачу даже по независящим от вас причинам, вы рискуете попасть в двойной капкан, когда высокопоставленное лицо, пославшее вас на верную смерть, непринужденно заявит, что оно ничего не велело и его невинные слова были совершенно неправильно истолкованы.
То, что это говорится ради высших интересов, вас уже не утешит.
С бумагами намного проще. Они не слова.
Кардинал молчал, видимо обдумывая свои дальнейшие указания.
Неужели я была права, неужели так все плохо? Господи, ну не надо этого Франции, она так устала от смут, от бессмысленных усобиц, от авантюристов без роду, без племени. Ваше Высокопреосвященство, ну придумайте что-нибудь! Вы же умный, Вы же все можете… А мы, Ваша армия, воплотим Ваши замыслы в жизнь…
– Вы поедете в Лондон, – сказал кардинал. (Значит, план есть.) – В Лондоне Вы отправитесь к Бекингэму.
– Замечу Вашему Высокопреосвященству, – вставила я на случай, если он запамятовал, какие итоги для меня имела та интрига, – что после дела с алмазными подвесками, в чем герцог всегда меня подозревал, его светлость относится ко мне с недоверием.
Хотя это, конечно, мягко сказано… Боюсь, он просто придушит меня за тот бал-маскарад, и все дела!
- Предыдущая
- 28/67
- Следующая
