Да, та самая миледи - Галанина Юлия Евгеньевна - Страница 25

• Предыдущая
• 25/67
• Следующая

– После этого господин д'Артаньян умудрился влезть в разрабатываемую нами кампанию с подвесками. Вам это интересно?

– Дорогой Рошфор, я вся во внимании! – вот тут следовало слушать во все уши.

И, главное, не ляпнуть ненароком, что я думаю о качестве проведения этой кампании, не то Рошфор обидится на всю жизнь.

– Помните того старика, что приводил я к Вам в особняк на Королевскую площадь, когда Вы только приехали сюда? Отставного галантерейщика? – продолжал Рошфор.

– А-а, господина Бонасье? Почему же отставного? Он приходил ко мне с товаром буквально несколько дней назад, и я приобрела у него прелестный батистовый пеньюар, правда, он не долго прожил.

– Господин Бонасье мертв? – встревожился Рошфор. – Как, когда, почему я не знаю?

– Да не ваш галантерейщик, сударь, а мой новый пеньюар!

– А-а… – успокоился Рошфор. (Еще бы, пеньюар-то мой, а не его!) – Так вот, господин д'Артаньян, к нашему несчастью, оказался квартирантом господина Бонасье. А молодая жена господина Бонасье была крестницей Ла Порта и кастеляншей в Лувре.

– Той женщиной, через которую шла связь с Бэкингэмом?

– Да.

– Она красива?

– Очень хорошенькая, это точно. Дальше по вкусу.

– И учитывая возраст господина Бонасье и пыл господина д'Артаньяна, нетрудно догадаться…

– Ну, разумеется, они любовники! – по-военному резко продолжил мою фразу Рошфор.

– Господин Бонасье и д'Артаньян?! – не на шутку удивилась я. – Вот бы не подумала!

– Тьфу ты, конечно же, нет! Госпожа Бонасье и д'Артаньян.

Вот где твое слабое место, мой храбрый гасконец! Жаль, бедняжка Кэт не знает, она, наверное, предполагала, что скоро станет хозяйкой твоей холостяцкой квартирки и наведет там настоящий домашний уют!

– Я хочу переговорить с госпожой Бонасье, давайте заедем на улицу Могильщиков прямо сейчас!

– Миледи, – удивленно посмотрел на меня Рошфор. – Это же невозможно! После того как операция с подвесками была провалена, в качестве слабого утешения мы арестовали госпожу Бонасье.

По-моему, это было очень глупо.

– Господин Бонасье настоял, – пояснил Рошфор.

А-а, тогда понятно… Хотя мне кажется, изолировать от общества надо было д'Артаньяна, госпожа Бонасье не так виновата по сравнению с ним, хотя нет, передаточное звено, все верно.

Но если бы госпожа Бонасье была на свободе, то она, конечно же, не позволила своему смуглому красавцу тратить время на визиты в мой особняк. И пеньюар был бы в полном здравии…

– Но каким же образом, скажите, все-таки подвески попали в Париж?

– Да самым примитивным! – обозлился Рошфор. – Дурак Бонасье, которого мы тоже некоторое время подержали в Бастилии, стал кардиналистом больше нас с Вами. Что и высказал своей супруге, когда она вернулась из Лувра с отчаянным письмом королевы к герцогу, рассчитывая на помощь Бонасье. Она после такого сообщения, разумеется, не стала ничего говорить, а когда супруг ушел, галантерейщица упала на грудь своему возлюбленному и, рыдая, сказала, что королева в беде. Д'Артаньян заручился поддержкой трех своих друзей и помчался в Лондон. Мои люди пытались их задержать, но все с самого начала пошло наперекосяк, троих мы обезвредили, гасконец ускользнул.

Вот когда они схлестнулись, де Вард настоящий и де Вард мнимый! Ну почему я так поздно об этом узнала!

– К сожалению, удача к нему благоволила, он добрался до герцога, взял подвески и привез обратно.

– Искренне Вам сочувствую, – самым противным тоном сказала я. – И он до сих пор живой? Почему?

– Его Высокопреосвященство считает, что грех бросаться таким великолепным человеческим материалом, если есть хоть малейший шанс, что прыть господина д'Артаньяна можно направить в русло, нужное Франции.

Держу пари, Рошфор долго учил эту фразу, небрежно кинутую в каком-нибудь разговоре Его Высокопреосвященством.

– Это произойдет нескоро… – осторожно высказала я свое мнение. – Если вообще произойдет. Кардинал слишком добр.

– Я тоже так считаю… – вздохнул Рошфор. – Но Вы же знаете Его Высокопреосвященство… Если он что вобьет себе в голову, спорить с ним бесполезно. Вот и сегодня он попытается перетянуть гасконца на нашу сторону, с отрицательным результатом, я так думаю.

– Еще бы, – поддакнула я. – Его Высокопреосвященство – неисправимый идеалист в отличие от господина д'Артаньяна. Тот прекрасно понимает, что в первую же ночь в казарме наших гвардейцев его придушат подушкой за все его подвиги. Д'Артаньян не дурак.

Со вкусом оценив промахи и ошибки начальства, мы расстались с Рошфором до десяти часов вечера, договорившись встретиться у Люксембургского дворца, чтобы вместе направиться к монсеньору.

Главное, что я узнала, – рота Дэзэссара выступает завтра маршем в поход к Ла-Рошели.

Теперь надо было провернуть одно важное дело. Рошфор высадил меня на Королевской площади.

– Пришлите, пожалуйста, мне человек пять Ваших лакеев, – попросила я его напоследок. – Тех, что понадежнее. У меня сейчас мало людей.

– Хорошо, – не удивился Рошфор. – Сейчас пришлю.

Я поднялась к себе и в гардеробной нашла сундук, который еще ни разу здесь не открывала.

Там, смятые от долгого хранения, лежали мои мужские костюмы. А не разыграть ли и мне «германскую ссору»?

Пока лакеи Рошфора не прибыли, я занималась выбором одежды. В конце концов, остановилась на темно-фиолетовом, почти черном костюме, отделанном золотой тесьмой. Как раз то, что надо, в меру мрачный и в меру блестящий.

Теперь надо было кое-что разузнать…

Как я и думала, что Винтер не рассказал мне, то он рассказал своему камердинеру. Тот охотно поделился всем, что знал, ведь я куда щедрее дорогого брата. И у меня появилось описание внешности дамы, дарившей деверю ласки по сходной цене, ее мнимого мужа и адрес заведения.

Пока я занималась домашними делами, появились люди Рошфора. Вместе с моими слугами получилось солидное подкрепление.

Вскочив в седло буланой лошадки, я повела свой отряд в указанное место.

Место невинных утех располагалось неподалеку от Нового рынка. Когда я увидела грязный кабак и улицу, на которой он стоял, то была откровенно поражена, каким образом мой глубоко элегантный деверь мог вообще забрести в этот район – пристанище всякого сброда.

Не вызывая пока особых разрушений, мы вошли в кабак, делая вид, что незнакомы друг с другом.

Внутри он был еще хуже, чем снаружи. Один бордовый цвет стен чего стоил! Но кабак процветал. Чад и гомон стояли в заведении, почти все столы были заняты. Я потребовала от хозяина отдельный кабинет.

По иронии судьбы, мне досталась та же самая комната, где Винтера облегчили на кошелек и всякую дребедень. Видимо, это был единственно мало-мальски приличный угол. Я с интересом рассмотрела и окно, из которого деверь взывал к миру, пытаясь спасти свои деньги, и дверь, закрывающуюся на крюк, который ему совершенно не понадобился. Веселый рисунок на стенах отдаленно напоминал хоровод обезглавленных куриных тушек.

Один из лакеев отправился на поиски Филиды, прельстившей нашего английского Титира: девицу должно было соблазнить предложение дворянина отужинать вместе.

Остальные, просачиваясь в комнату по одному, располагались за портьерами в качестве сюрприза.

Через несколько минут ожидания в кабинет вошло создание, породить которое может только кабак. Ого, так оголять грудь даже я себе не могу позволить! Девица, скромно улыбаясь не совсем целыми зубками, невинно заявила:

– Господин хочет меня видеть?

– Да, красавица, – я постаралась сделать из женского юношеский голос. – Ты мне очень приглянулась.

Девица довольно хлопнула намазанными сажей ресницами и без приглашения уселась за стол, быстрым взглядом оценив все, что на нем стояло.

– Жан, выйди и выпей за наше здоровье! – выслала я лакея из кабинета.

Его унылое лицо говорило, что он прекрасно уяснил наш разговор перед кабаком: пить не придется.

• Предыдущая
• 25/67
• Следующая