Гридень 2. Поиск пути - Старый Денис - Страница 1

Начинался сильный ветер и деревья опасно потрескивали, раскачиваясь под напором воздушных потоков. Но дружина, не боясь, что ветка, или само дерево упадет на голову, расположилась в лесу. Лес почти примыкал к Днепру. Близость к реке позволяла посмотреть и на то, как водная стихия реагировала на капризы природы. Вода вскипала, на небольших волнах появлялась пена. При более сильных порывах ветра река меняла цвет от темно-синего к белому.

Наверное, такая погода, с начинавшимся дождем, вполне уместная. Она помогает охладиться, прийти в себя, подумать о холоде, ветре, дожде и падающих с деревьев ветках. Но ни о чем таком, что могло бы лечь грузом на сердце. Да! У меня такой груз образовался.

Я не защитил девчонку.

Рахиль для меня не любовница, ни моя женщина. Она подарила мне чуточку себя и приятных эмоций. И все. Но и этого хватило, чтобы я, увидев, как кипчак увозит девушку, побагровел. Мы в ответе за тех, кого… с кем…

Мысли и наблюдения захватывали меня сильно больше, чем приготовления к Военному Совету. Наверное, уже не военному, так как отвоевались, победили половцев и взяли богатые трофеи. Однако, посовещаться нужно. Нет определенности, куда идти, что делать дальше. У них нет, я же кое-что уже обдумал.

– Княже, навес какой поставить нужно, – сказал Боромир, когда дождь начал лупить по шлемам, создавая своеобразную музыку.

Иван Ростиславович улыбнулся.

– Дождя спужался? – сказал князь, который казался сейчас своим в доску.

Он понимал, что последняя соломинка, за которую держалась вся дружина, оборвалась. Не заполучить назад ни Галич, ни даже Звенигород. Может ли князь теперь соблюдать свою клятву, заботиться о дружине? Сейчас все имеют возможность уйти. И такого расклада не может не бояться Иван Ростиславович.

Я сидел в круге, который образовали все десятники. Внутри него восседали Никифор и Боромир, а в центре окружности расположился Иван Ростиславович с сыном. Сейчас решались самые насущные проблемы. Хотя, проблема одна – выбор пути.

Я знал, что предложить князю, но тут, в отличии от других периодов истории, младшие не говорят первыми. Вначале князь слушает своего старшего сотника и так по воинской иерархии с учетом возраста. Шокировать собравшихся я буду, скорее всего высказываясь последним. Но, как говорил незабытый мной даже в прошлом, Штирлиц: «Запоминается только последнее».

– Не нужен навес. Снесет его ветер. Тут, в низине не так уж и худо. А ненастье быстро пройдет, после и посушимся, – решил князь.

Он посерьезнел, подобрался, выкатил грудь вперед, и повелел.

– Говори, Боромир!

Я слушал, что говорит старший сотник несколько отрешенно. Он, зачем-то очень подробно и обстоятельно, сообщал, что о Галиче временно нужно забыть, как и о Звенигороде. Не получится вернуть нашего князя в эти края, если только не в виде трупа. Казалось, что он уговаривает десятников не оставлять Ивана Ростиславовича.

Боромир говорил, а у меня перед глазами так и всплывала картина, которая сильно въелась в сознание и не хочет отпускать.

Вот он, половецкая гнида, стоит на другом берегу Днепра и скалиться своими гнилыми зубами. Нет, я не вижу какие у половца зубы, я даже не могу отчетливо понять, смеется он, или хмуриться. Но воображение дополняет рисунок новыми красками.

Я уже его ненавижу, я хочу его убить. Рядом с ним стоит… Рахиль. Лицо девушки так же не могу четко рассмотреть, все же Днепр – широкая река, далеко до противоположного берега. Но это она, точно. Ее фигура, эту женщину теперь я знаю очень хорошо.

– Сука! – сквозь зубы цежу я и уже направляю своего коня в воду.

– Стоять! – кричит Никифор, баюкая раненную руку.

Стою. Эмоции давлю в себе. Не рационально лезть в воду. Два десятка половцев, которые смогли перебраться на другой берег, они почти все с луками и готовы начать стрельбу. Если кто полезет в воду, он лишь беззащитная мишень, очень медлительная к тому же.

Самим половцам, этим двадцати разбойникам, получилось перебраться через реку только ценой жизней их соплеменников. Последние приняли удар нашей дружины и попробовали оказать сопротивление, правда мало чего вышло. Мы были организованными, они не успели построиться. Мы были в динамике разбега, они оставались статичными. Но шесть человек потеряли и мы.

Картина того, как половец, словно мешок с песком, перебрасывает через конский хребет Рахиль, не оставляет меня. Может тут имеет место быть и то, что я собственник. Забрали ту женщину, которой я обладал. Ее увозит тот, кто на это не имеет никаких прав, кроме права силы. И это понимание коробило. Наверняка, если бы я увидел девушку рядом с ее мужем, как там его… Горыней, так и ничего не екнуло. А вот этому отдавать женщину не хотелось совершенно.

Пускаться в новую погоню было сложно. Да и князь, как и все остальные, были такими счастливыми, удовлетворенными, что более за кем бы то ни было бежать не собирались. Мы добились успеха, мы убили врагов, самого бека (это что-то вроде русского боярина) зарубили. Если бы все так били половцев, как наша дружина за неполный месяц, так Русь уже давно бы преспокойно торговала с Крымом и ромеями. Ну и обрабатывала бы донские черноземы впридачу.

– Так что? Правда ли моя, со-ратники? – выкрикнул Боромир, выбивая меня из воспоминаний событий, которые состоялись всего-то вчера.

– Твоя правда, старший сотник, так и есть все! – выкрикивают все десятники, я так же говорю что-то в одобрение слов Боромира.

Не стоит молчать и не реагировать вовсе на то, что сказал старший сотник. Иначе обязательно спросят есть ли что сказать.

Но пока не время.

Скажу, когда мой черед придет. Когда собравшиеся начнут думать, что особых перспектив и нету. У меня было и остается, что именно предлагать, причем цели я разделил на среднесрочные и долгосрочные. Но говорить о них хочу самостоятельно, а не в канве того, о чем нынче вещает Боромир.

Старший сотник предлагал усиливаться. Много серебра, коней, всего много, потому нужно в русских городах набирать охочих людей. А после можно послужить кому из старших князей. И я согласен со всем, что сказал старший сотник, но он хитро обходил вопрос… А куда идти все-таки?

– Тогда и я скажу, братья, – слово взял Никифор. – Я с князем нашим, куда бы он не шел, но…

И полилась практически такая же песня, как и минутой назад. Но тут так принято. Повторять, даже дословно, то, что говорили ранее, если только новый оратор полностью согласен со мнением предыдущего. И начавшийся ливень нипочем, только громче говорить нужно, даже кричать. Но нельзя сократить свое выступление, если оно официальное и в присутствии князя.

Сидеть было неудобно. Моя нога, задетая половецкой саблей, неприятно щипала и отзывалась не сильной, но неприятной ноющей болью. Я не мог найти такое положение, чтобы можно было бы не тревожить и не напрягать ногу.

Это я в бою, оставив в одном из половцев свое копье, сцепился со степным умельцем конного боя на саблях. Меня продавливали, уже дважды, я лишь интуитивно подставлял свой меч, потерявшись в круговерти поединка. И тогда за верное посчитал натянуть поводья, поставить своего коня на дыбы. Вот и вышло, что кипчак лишь концом своей сабли задел меня выше правого колена. Но когда мой конь передними копытами взрыхлил песок, я рубанул половца так, что рассек кольчугу и ключицу, а клинок вошел в плоть на сантиметров пятнадцать.

– Верно все, твоя правда, Никифор, – новая порция согласия опять выдернула меня из воспоминаний.

Какая, милота, вашу маму! Прямо съезд партии какой, где царит одна правильная линия, а остальное от Лукавого. Или, нет… Как там в кино показывали про собрания людей с психологическими проблемами? Почему кино? Потому как мне не приходилось в таком участвовать никогда.

И вот сидят в круге люди и князь такой: «А вот Влад, поприветствуем его!» И все хлопают и хором чуть ли не кричат: «Привет, Влад». А я такой… «Я Влад и мне нравится убивать врагов».