Измена (не) моя любовь (СИ) - Эдельвейс Анна - Страница 7

Я шла по коридору за Мухтаром, свет многочисленных ламп из хрустальных люстр и бра на стенах отражались от его лысины. Имя какое-то непривычное у него. Посматривала на мужика, сколько ему. Ведь молодой совсем, ему чуть больше 30. А ведёт себя как напыщенный индюк. Он жестом остановил меня. Осмотрел, поправил на мне левую перчатку,:

— Светлана Ильинична ждёт тебя, — втолкнул в комнату.

Я вошла, расправила плечи, сразу вдохнула запах сладких духов. Мозги печатной машинкой выдали справку: Ланкомовская коллекция. Всё таки я всю жизнь крутилась в индустрии дорогих женских хотелок, духи для меня дом родной. Всё о них знала. Тут же кольнуло сердце: мой муж закупал такие на праздники для сотрудниц. Муж…Из за этой мрази я сейчас стою серой мышью на экзамене возьмут ли меня мыть чужие хоромы.

От обиды навернулись слёзы. Вот зачем я вспомнила сейчас об этой скотине!

Взяла себя в руки, остановилась на пороге перед низеньким столиком, заваленным разными игрушками. Подратые мягкие зайцы, мячи, соломенные куклы. Странный набор.

Рассмотрела в глубине комнаты пышное облако из бархата винного цвета.

Пожилая круглолицая женщина стряхивала пепел, неожиданно кусок пепла вывалился ей на платье, тут же вспыхнул искрой, старушенция ловко шлёпнула по искорке ладошкой. Запихала остатки сигареты в круглую хрустальную пепельницу, пробурчала:

— Пепельница не должна быть прозрачной. Это грязно смотрится. Да?

Вероятно «Да»? было обращено ко мне. Я искренне вставила:

— Точно. Я бы стряхивала пепел в плоскую медную вазу заполненную апельсиновым декором из высушеных долек, пересыпанные смоки-гранулами. Получается роскошно, убивает запах, соответствует вашему интерьеру и делает приятным баловство с сигаретой.

Чуть не добавила: я именно так и делала, когда у нас в гостях курящие друзья. В смысле раньше делала. От собственных мыслей вздохнула, круглолицая зажигательница фейерверков прищурясь посмотрела на меня:

— Хочешь у меня работать?

— Хочу.

Из глубины комнаты внезапно высунулась сухая голова на морщинистой шее с большим бантом пониже подбородка. Как я могла не заметить этот ворох бантов и складок:

— Я вот смотрю на ваши рекомендательные письма, гражданочка. Вы были за границей, работали у серьёзных людей. В чём дело, почему вы оказались так далеко от столицы теперь?

Вероятно, женщина, вступившая со мной в переговоры была экономкой при хозяйке, уж слишком подобострастно она поглядывала на пироманку в бархате. Теперь на меня выжидательно уставились две пары глаз:

— Почему вы ничего не рассказываете о своих бывших хозяевах. Где они сейчас?

— Это неэтично рассказывать о своих хозяевах. Тем более я подписывала документ о неразглашении.

— Похвально. Здесь надо будет подписать такой же документ. Готовы?

— Да конечно.

Я ничему не удивлялась. Во всех серьёзных домах одинаковая практика. Серьёзные должности, посты, фамилии заставляют подстраховываться…

— Может быть на службе у вас случилась любовная история с хозяином и вас прогнали?

Ничего себе вопросик! Вероятно, от меня ждали шекспировских страстей. Я искала правильный ответ на неправильный вопрос. Признайся я что училась в Гарварде, испугаю бабушку насмерть и прощай работа. Наври про другой город, засыплюсь на вранье. Пока я мямлила что то нечленораздельное, путалась в ответах, хозяйка забыла про вопрос.Но не забыла экономка. Поторопила меня:

— Вы заставляете нас ждать. Вас выгнали из столицы? За что? Так что там с вашей прошлой работой.

Допрос начинал тяготить, но я крепко схватила себя за шиворот: «терпи, Оля. Ты в такой жопе, цепляйся за любую возможность выстоять. Давай, вперёд. Ври себе на пользу.»

— Знаете, я могла бы сейчас сочинить кучу неправды, — (Я врала так уверенно, так отчаянно правдиво. Я так боялась что меня не возьмут): — мои хозяева, вернее те люди, у которых я работала — разводились. Мне пришлось уехать, так как они меня элементарно не могли поделить и заплатили мне отступные, с условием, что я не буду работать в их городе, а тем более у их знакомых.

Я перевела дух, споткнулась о холодный черепаший взгляд экономки. В конце-концов это не моя биография, это история чужих людей. Вдохновенно продолжила:

— Там все их знают и пересудов с персоналом они хотели избежать. Мне выдали столько денег, что все вопросы отпали сами собой, — я заговорщецки закивала головой, сделала круглыми глаза: — Ну, вы меня понимаете: когда возникает выбор: большой город или миллион, сразу думаешь что купить.

— Вы не ответили про мужчин, — экономка явно ждала чего то горячего, я остудила её пыл:

— У меня нет никаких историй. Мне добавить нечего.

Мне пришлось сжать кулаки. С силой. Почувствовала собственные ногти рвущие кожу ладоней. Дрянь в старческих буклях зачем-то копает тему в странном направлении. Неужели в доме есть мужчина. которого она заведомо оберегает?

Светлана Ильинична остановила допрос, мягко махнув рукой:

— Для начала, деточка, вам надо подружиться с моей Софи.

Божечки! Ещё один экзаменатор? Кто эта Софи. Внучка, дочка? Я похолодела, набрала побольше воздуха.

Хозяйка хлопнула в ладоши, на её толстых щёчках прорезались ямочки, ярко накрашенный рот растянулся в сладкой улыбке:

— Моя Софочка строгий экзаменатор, редко кто ей нравится. Так что подружитесь, расстарайтесь, деточка. Иначе — вон.

Хозяйка хлопнула в ладоши, на её толстых щёчках прорезались ямочки, ярко накрашенный рот растянулся в сладкой улыбке:

— Моя Софочка строгий экзаменатор, редко кто ей нравится. Так что подружитесь, расстарайтесь, деточка. Иначе — вон.

Я, вся зашантажированная появлением некой Софи, (кто она, может быть сестра хозяйки или внучка) смотрела на дверь. В комнату Мухтар торжественно ввёз тележку с парчовой подушкой, на ней возлежало рыже-лысое чудище размером с откормленную крысу. Собачонка завидев меня сморщила нос, её ушки оттопырились назад. Усы, больше напоминающие желтоватую леску, топорщились непримиримыми антеннками, а глазки-бусинки бегали ходиками на обозлённой мордочке.

Складывалось впечатление, что маленькое чихуахуа отравилось собственной желчью. Хотелось схватить диванную подушку, шмякнуть сверху на рыжее кошмарище и сесть сверху.

Наверное, псинка считала искренность моего желания, опустила глазёнки. Утробно рыча она удерживала собачий гнев внутри тельца, её буквально распирало от натуги, трясло как фюзеляж самолёта на старте. Софи содрогалась от рычания, упрямо подбираясь к собачьему инфаркту.

Я присела перед ней, протянула:

— Как же тебе повезло жить у такой чудесной хозяйки, Софи. Она наняла тебе самую душевную сиделку — меня! — Тут же шёпотом добавила: — Софи, мне работа нужна, лежи смирно и мы поладим.

Я смело протянула руку, потрепала сражённую моим нахальством собачку за ушками. Взяла кипящее ненавистью ко мне рычащее отродье на руки, прижала к сердцу, сообщив на ушко:

— Софи, я твой армагеддон.

Выпрямилась, взглянула на хозяйку. Она смотрела на меня открыв рот.

— О, как я удивлена. Обычно Софи не так расположена к новичкам, — хозяйка заливисто рассыпалась мелким смехом: — Ну что же, Машенька, я рада. Забирай моё счастье, иди в гардеробную, наденьте с моей деточкой что либо по погоде и погуляйте.

Тут в разговор влезла черепашья тётенька:

— Четвероногая леди Софи фон Греаль у нас служебная. В смысле служат ей специально нанятые люди. Ты, например.

Ко мне обратились на «ты»? Это хорошо. Я наклонилась к собаченции:

— О, здравствуй, Софи фон Греаль. Вот я и два моих высших образования. Всё для тебя, милая.

— Что вы знаете о чихуахуа?

— Эти милашки созданы для поцелуев.

— Настасья, не отвлекай Машу от забот о Софи, — Светлана Ильинична шурша шелками закрыла рот «черепахе», повернулась ко мне:

— Мажордом познакомит тебя с расписанием Софи.

Я уже было выдохнула, но хозяйка отвлеклась на шум, я тоже посмотрела в окно. Здоровенный чёрный танк без дула, хаммер с затемнёнными стёклами остановился напротив ступеней.