Святой дьявол: Распутин и женщины - Фюлёп-Миллер Рене - Страница 35

• Предыдущая
• 35/98
• Следующая

Врачи, за которыми в отчаянии послал государь, тотчас прибежали, обследовали маленького пациента, применяли различные средства, провели консилиум, повторное обследование и вынуждены были признать свою беспомощность. Предложенные чудодейственные микстуры тибетского врача Бадмаева, ранее всегда помогавшие, когда искусство других врачей было бессильно, не оказали никакого эффекта; было такое впечатление, что Бог покинул российскую царицу, которой завидовали все женщины государства. Даже великолепные травы Бадмаева не смогли облегчить страданий цесаревича. Тогда Александра упала на пол рядом с кроватью и в страстной молитве стала заклинать Бога в последний раз совершить чудо и спасти от смерти ее сына.

Проходили день за днем, ночь за ночью; казалось, Всевышний не решается свершить чудо. Состояние Алексея даже ухудшилось, боли усилились. Если сначала мальчик мог разговаривать с гувернером Жильяром или с няней по меньшей мере в течение нескольких часов, пока вновь не начинались боли, то теперь таких пауз не было вообще, и ребенок, не переставая, кричал и стонал, так что никто в императорском дворце не решался приблизиться к комнате больного. Иногда утомленный Алеша затихал, и тогда у измученной императрицы становилось еще хуже на душе: она думала, что смерть вот-вот унесет ее сына. Днем в комнате больного часто появлялся царь, чтобы утешить Алике. Однажды мальчик почувствовал его холодную ладонь на своем лбу; очнувшись, он слабыми, исхудавшими ручками притянул к себе голову отца и тихим голосом, задыхаясь, прошептал ему на ухо: «Папа, если я умру, вели похоронить меня внизу, в парке».

Император, осторожно высвободившись из объятий ребенка, со слезами на глазах бросился к дверям, и царица услышала его сдавленные рыдания.

Александра продолжала неподвижно сидеть у постели маленького больного, уставшая от долгого ухода, безутешная, но все же не покорившаяся судьбе. Она перестала молиться, потому что была уверена, что Бог больше не хочет ее слушать. С того момента, как Алексея настигла беда, она почти не покидала его комнаты, не снимала платья и не спала. Ее волосы были не причесаны и не убраны, обычно красивое лицо осунулось, побледнело и сморщилось, стало похоже на скорбный лик старой женщины; ее воспаленные глаза глядели тускло и невыразительно после слишком многих пролитых слез.

Вдруг кто-то постучал у входа — один, другой, третий раз. После того как никто не ответил, дверь почти бесшумно отворилась и вошла Стана, великая княгиня Анастасия Николаевна. Императрица в оцепенении не заметила ни стука, ни прихода Станы, и только тогда вышла из состояния апатии, когда прямо перед собой увидела возбужденное лицо великой княгини. Теперь она слышала нежные, ласковые слова, какие умели говорить только Стана и ее сестра Милица.

В течение какого-то времени она молча внимала речам своей родственницы, и затем снова, после долгого оцепенения, у нее из глаз полились слезы. Спазмы прошли, и, всхлипывая, она бросилась Стане на шею. Та гладила ее, утешала, поцеловала, склонилась перед ней, обняла ее колени, положила на них голову и сказала, что малыш непременно поправится. Александра не должна беспокоиться, все опять будет хорошо. Потоком успокоительных речей великая княгиня сумела постепенно пробудить в царице надежду. Она уверяла ее, что Алексей скоро будет снова здоров и все повернется к лучшему. Сама царица завоюет любовь народа, и злые старые придворные дамы и министры еще умрут от стыда за свои низкие интриги; чудесная эпоха счастья наступит для всей России, такая пора, какой страна еще никогда не знала.

И вот, стремительно перескакивая с одного на другое, Стана быстрым, возбужденным шепотом начала рассказывать о странном сибирском крестьянине, том святом страннике, с которым она и Милица познакомились несколько дней назад. Это был очень необычный человек, гораздо более умный и наделенный большей божественной силой, чем сам месье Филипп и доктор Бадмаев! Не покривив душой, Стана могла сказать, что этот крестьянин по святости превосходит даже Иоанна Кронштадтского; такого мнения была не только она и ее сестра Милица, то же самое заявил сам святой Иоанн!

Великая княгиня сбивчиво рассказала, как только что, во время обедни, в присутствии знатных дам, да и всего высшего общества Петербурга, Иоанн торжественно объявил простого мужика Григория Ефимовича лицом, благословленным Богом. Это произошло следующим образом: отец Иоанн как раз закончил богослужение, он говорил замечательно, как всегда, и вся церковь была заполнена верующими. Там можно было увидеть самые роскошные туалеты, и многие дамы уже появились в длинных перчатках, «только что вошедших в моду». По окончании службы священник с распятием в руке произнес обычные слова: «Живите в вере и страхе Божием!», — но когда после этого дамы устремились вперед, чтобы причаститься и получить благословение святого, произошло необычное! Стана чрезвычайно жалела, что сама не присутствовала при этом; правда, она собиралась в тот день поехать к обедне в Кронштадт, но в последний момент к ней приехали гости, поэтому она была вынуждена от этого отказаться.

Она продолжала рассказ: именно в тот момент, когда дамы собирались подойти к отцу Иоанну, он с горящими глазами вышел из алтаря, поднял правую руку и воскликнул властным голосом: «Остановитесь! Сегодня среди нас присутствует более достойный, который первым должен принять святое причастие, — тот скромный паломник, стоящий там среди вас!» При этом он указал на самого обычного мужика в глубине церкви, в той части Божьего храма, где обычно молились нищие, слепцы и паралитики.

В испуге все повернулись к человеку, указанному отцом Иоанном. Это действительно был простой крестьянин в овчине, тяжелых сапогах, с посохом в руке и с грубым мешком за спиной. Тем не менее от внимания дам, по крайней мере по утверждению графини Игнатьевой, от которой Стана узнала все подробности, не ускользнуло, какие ясные глаза были у этого мужика. Глаза, подобные этим, они не встречали прежде ни у одного человека, но самым удивительным было то, как этот странник себя вел! Ожидали, что все происшедшее сильно смутит его, но этот чудный человек даже не казался удивленным, не говоря уже о смущении: спокойным шагом подошел он к иконостасу, принял причастие и затем сам благословил отца Иоанна!

В салоне графини Игнатьевой этот случай, естественно, возбудил величайший интерес; были наведены справки, откуда появился этот незнакомый странник и кем он, в конце концов, был. Великая княгиня рассказывала царице, как архимандрит Феофан встретил странника в коридоре Духовной академии и завязал с ним беседу. На следующий день Феофан появился в салоне Игнатьевой и подробно описал, какое впечатление произвел сибирский крестьянин на него самого, епископа Гермогена и почтенного монастырского священника Илиодора. Но не только эти духовные лица были поражены набожностью, глубокими знаниями и изначальной мудростью этого чудо-человека Распутина; очень рассудительные, скептически настроенные люди, профессора, адвокаты, офицеры и чиновники, познакомившись с ним при встрече в «Союзе русского народа», совершенно поддались его чарам и были уверены в его святости.

Отец Феофан привел удивительного крестьянина во дворец великой княгини Станы и ее супруга в Сергеево, в результате и Николай Николаевич почувствовал к нему величайшую симпатию. Далее Стана рассказывала императрице, что к великому князю явилась делегация от «Союза русского народа» и попросила его содействия, чтобы привести нового святого в Царское Село и представить царской чете. Они полагали, что устами этого крестьянина говорит «голос русской земли», душа самого святого русского народа; но никогда еще не было так необходимо услышать голос народа, как именно теперь, когда «революционеры своими злодеяниями угрожают престолу и православной Церкви». Царь и царица окружены неискренними и ненадежными придворными, заигрывавшими в душе с вредными идеями «Запада»; тем более важным представляется поэтому возможность услышать однажды при дворе истинного представителя народа.

• Предыдущая
• 35/98
• Следующая