Одна маленькая ошибка - Смит Дэнди - Страница 9

– Позвони мне потом, – добавляет он.

– Непременно.

– Еще увидимся, Фрей. В лучшем мире.

Завершив звонок, я делаю глубокий вдох, как перед прыжком в воду, и захожу в кафе.

Мне не доводилось бывать здесь раньше. Огромные окна, голые кирпичные стены, бамбуковые стулья, и зелень, зелень повсюду: темная, светлая, желтоватая, с мясистыми или блестящими листьями, в корзинах под потолком, в золотых горшочках в центре стеклянных столиков, в старомодных вазонах в каждом свободном углу. И это очень хороший знак. Если бы Лара собиралась сообщить плохие новости, то вряд ли выбрала бы такое роскошное кафе. Хватило бы и какой‐нибудь дешевой забегаловки, и пусть бы я там рыдала над бутербродами.

Лара дожидается меня за столиком, рассчитанным на двоих. На ней платье, которое с виду обошлось не дешевле крыла от самолета, хотя вряд ли: Лара постоянно твердит, что литературным агентам платят гроши. Она как‐то обмолвилась, что бо́льшую часть нарядов покупает в винтажных лавочках, и даже прислала мне список лучших магазинов такого типа, однако мне там попадались только поеденные молью ночнушки и бабушкины свитера, воняющие захолустным домом престарелых.

Я подхожу поближе. Лара, заметив меня, широко улыбается и встает. Каждый раз теряюсь, с чего начинать с ней беседу: то ли с рукопожатия, то ли с дружеских объятий и приветственных поцелуев, и если целовать, то в одну щеку или в две? А то, глядишь, однажды я повернусь не вовремя и вместо щеки наткнусь на губы.

Лара раскрывает руки и, сграбастав меня в объятия, расцеловывает в обе щеки.

– Отлично выглядишь, – говорит она.

Тут подходит официант, но я так нервничаю, что просто тыкаю пальцем в первое же попавшееся блюдо в списке меню. Мы заводим с Ларой светскую беседу, я улыбаюсь и киваю: «Да-да, для июля и впрямь жарковато», «Да, доехала нормально, спасибо», «Нет-нет, ни вина, ни кофе, достаточно стакана воды. Да, точно. Благодарю» и прочее, а сама чувствую, что вот-вот лопну, потому что единственное, что меня интересует, это ответ от «Харриерс». А Лара между тем рассказывает, как съездила на каникулы в Тоскану и как ее трехлетняя дочка Индия подружилась с мальчиком-итальянцем из местных, и теперь они обе просто обязаны на следующий год поехать именно туда.

– Ну, а у тебя как дела? – спрашивает она наконец. – Что новенького?

Не придумав ничего умнее, я выпаливаю:

– Да ничего, по-прежнему работаю в «Кружке» и пытаюсь понять, насколько правы были мои родители и насколько я сглупила, бросив работу в маркетинговой компании.

– Ах да, точно. – Ларе явно неловко, и я изображаю смех, не давая повиснуть тягостной паузе. Все время забываю, что люди, спрашивающие «как дела», на самом деле не ждут честного ответа. Мой неожиданный душевный стриптиз основательно подпортил милую беседу, но я считаю, что стоит хотя бы объяснить его причину.

– Понимаешь, дело в том, что даже моей маме приходится врать друзьям о том, где я работаю. Послушать ее, так бариста хуже проститутки. Может, в чем‐то она и права, конечно: секс-работникам, по крайней мере, чаевые побольше оставляют, и можно на дому работать. – Я снова смеюсь, но уже как‐то истерически. Приходится хлебнуть воды, чтобы успокоиться.

– Божечки мои, – бормочет Лара, помолчав. – Ну, по крайней мере, из этого потом неплохой роман получится.

Мне так стыдно, что хочется уткнуться лицом в стол и не поднимать головы до конца беседы. Я и сама знаю, что язык мой – враг мой, но не всегда умею вовремя заткнуться.

Официант приносит наш заказ, и я приятно удивлена, разглядев, во что ткнула пальцем. Это куриный салат с милыми съедобными цветочками, так и тянет его сфотографировать – правда, не уверена, что это уместный ход на деловой встрече. Впрочем, я так и не поняла, насколько он вкусный, этот красивый салатик: из-за волнения я поглощаю его так быстро, что не успеваю толком распробовать.

– Что ж, Элоди, – Лара прокашливается и наливает себе вина в бокал, – раз так, давай поговорим про «Целующиеся скалы». Мы получили ответ от «Харриерс».

Сердце в груди екает. Вот он, тот самый момент, которого я так ждала. Жаль, что нельзя нажать на «паузу», чтобы немного отдышаться. У меня так дрожат руки, что приходится спрятать их под стол и крепко сжать между коленями. «Ну воздайте же мне должное, – умоляю я мысленно. – Пожалуйста, воздайте должное моему жизненному выбору».

В воздухе разливается такое напряжение, что становится трудно дышать, как будто перед грозой. Все, о чем я мечтала, – прямо передо мной, так близко, что можно рукой дотянуться.

– Хочешь, зачитаю тебе письмо вслух?

Я киваю. Никогда, никогда в жизни я ничего не желала так отчаянно, как этого договора на публикацию. Ради себя. Ради Ноа.

Лара вынимает телефон и принимается пролистывать сообщения. Сердце у меня так колотится, что пульсация ощущается где‐то в пальцах.

– Так вот, – начинает Лара, и я выпрямляю спину. – Дарси пишет: «Прошу прощения за такую большую задержку с ответом. Книга Элоди мне безумно понравилась – и персонажи очень грамотно проработаны, и описания совершенно фантастические, очень остроумные и пикантные, и язык у нее замечательный».

Невольно расплываюсь в улыбке. Чудесно, просто чудесно. Я так счастлива, что, кажется, вот-вот взлечу, поймаю восходящий поток, как воздушный змей, и поднимусь в небеса, не сдерживаемая ничем, кроме тоненькой веревочки, и буду парить там и парить, а все мои страхи останутся ползать внизу, точно мелкие букашки.

– «Однако, – продолжает Лара, – я не уверена, что эта книга нам подойдет: она получилась слишком похожей на другой роман, выпущенный нашим издательством, под названием “В глубине души”. К тому же, если говорить в целом, у рукописи Элоди нет тех крючков, которые могли бы зацепить сегодняшнего читателя. Нынче высокий спрос на истории, основанные на реальных событиях, более жесткие и мрачные, а мы и так уже издали порядочное количество легких романтических историй, поэтому еще одна нам, пожалуй, ни к чему. Если Элоди напишет что‐нибудь другое, мы с удовольствием рассмотрим ее рукопись».

Веревочка обрывается, ветер умолкает, и я шлепаюсь на землю с такой силой, что аж зубы клацают.

Лара убирает телефон в сумочку и внимательно смотрит мне в глаза. Я не хочу показаться слабой, нужно принять вид решительный и профессиональный, поэтому все силы уходят на то, чтобы сохранить равнодушное выражение лица, хотя под столом я так сжала кулаки, что ногти больно впились в кожу ладоней.

– Мне очень жаль, Элоди, – говорит Лара сочувственно, – все эти отказы действительно болезненны, но, с другой стороны, все редакторы очень хвалят тебя и подбадривают. А то приходит иногда ответ, а там три слова: «Не годится, спасибо». А тут пусть и отказали, но дали весьма полезные разъяснения.

Я молча киваю, как болванчик. Где‐то в груди ворочается что‐то большое и тяжелое – отчаяние, наверное. Лара смотрит на меня в упор, ожидая хоть какой‐то реакции, но в душе у меня лишь опустошение и шок. Даже нелепо: я ведь знала, что с огромной долей вероятности провалюсь, как мне и твердили со всех сторон. Знала – но и это не конец света, верно? Совсем не конец. Я отхлебываю еще воды и, наконец‐то проглотив подступивший к горлу ком, хрипло спрашиваю:

– Так, и что теперь делать?

Лара улыбается – с некоторым облегчением. Судя по всему, ей доводилось иметь дело с истериками отвергнутых творцов, и мне приятно осознавать, что я не из их числа.

– Видишь ли, я и попросила тебя принести сегодня наработки для других книг именно потому, что Дарси дает нам второй шанс.

Я делаю еще один глоток и, наконец‐то взяв себя в руки, уточняю:

– Значит, у «Целующихся скал» шансов нет вовсе?

Лара отпивает вина, и я вижу, как она старательно подбирает слова, чтобы подсластить пилюлю.

– Полагаю, сейчас лучше сосредоточиться на новом романе.

Значит, ответ все‐таки отрицательный, и мне горько осознавать, что у рукописи, которой я посвятила год своей жизни, нет надежды увидеть свет. Ее выкинули, как пустой пакет от молока. Боюсь, сейчас я все‐таки огорчу Лару и разревусь. Она ведь столько времени потратила на мою рукопись, а я не просто провалилась, но еще и агента подвела. Эта мысль заставляет меня скорбно умолкнуть на целую минуту – так сказать, почтить память наших неоправдавшихся чаяний.