Ключ к счастью - Фэйзер Джейн - Страница 50

• Предыдущая
• 50/84
• Следующая

— Не понимаете? — повторил Оуэн.

Неспешным движением он достал из камзола кошелек и кинул на стол. Монеты в нем зазвенели. После чего вынул кинжал из ножен, прикрепленных к поясу, и аккуратно положил его рядом с кошельком.

— Я помогу вам понять, женщина, — сказал он спокойно.

Глаза Бетси Кошем метались по предметам, лежащим на столе. Видела она также и холеные белые руки, в которых крылись угроза и сила.

— Предлагаю выбор, — продолжил Оуэн. — Ответьте честно на мой вопрос, и кошелек ваш… Но можете предпочесть то, что лежит рядом с ним.

Он сложил на столе руки в ожидании ответа.

Пен тоже смотрела на стол. На лежащий там кинжал — простой, с обычной рукояткой, но обоюдоострым лезвием. Неужели он готов пустить его в ход? Нет, это только угроза, которую он никогда бы не осуществил. Собственно, и угрозы прямой не было. Она только предполагалась.

Внезапно Пен подумала — хотя для таких мыслей было не слишком подходящее время, — что профессия Оуэна предполагает применение оружия в любых случаях и по отношению к любым людям, какого бы пола или возраста они ни были. Даже к детям, если те помогают врагам его страны… О нет! Нет!..

И она поняла… ощутила страх этой старой женщины, которая знала, что сидящий перед ней человек в черной одежде, с темными глазами и мягким голосом, ни минуты не колеблясь, пустит в ход свое оружие.

— ..Спрашиваю еще раз, Бетси Кошем: как вы думаете, что могло случиться с этим ребенком после его рождения?

Она снова облизала губы, глаза у нее бегали, лицо приняло серый оттенок.

— Есть такие места… — проговорила она. — Такие… где могут держать этих… ненужных детей. Если за них платят, ясное дело.

Ненужных!.. Платят!.. Слова, будто железные колючки, впивались в мозг Пен, не давали дышать.

— Кто взял этого ребенка? Кто?..

Пальцы Оуэна, будто невзначай, притронулись к клинку. Женщина задрожала, всхлипнула.

— Милорд, — сказала она. — Его забрал милорд… Завернул в одеяло и взял… Больше ничего не знаю! — вдруг вскрикнула она. — Клянусь Богом! Они… они прикончат меня, если узнают, что я сказала!

— Они ничего не узнают, женщина. Перестаньте дрожать!.. Куда они отдали его?

— Не знаю! Честно, не знаю! — Она опять всхлипнула. — Клянусь!

Оуэн был неумолим.

— Подумайте! — Молниеносным движением он схватил кинжал и вонзил его в стол. — Подумайте как следует!

Мистрис Кошем чуть не упала со стула от ужаса.

— В Лондон! — закричала она. — Они чего-то говорили про Лондон… Больше я ничего… Ничего…

Она разрыдалась.

Оуэн медленно вложил кинжал в ножны. Так же медленно протянул ей кошелек с деньгами и встал из-за стола. Не произнося больше ни слова, не прощаясь, он направился к двери, возле которой остановился, пропуская вперед Пен. Во дворе он обнял ее за плечи, и так они подошли к воротам, где были привязаны лошади.

— Вы сделали бы это… сделали? — Это были первые слова, которые она произнесла с той минуты, как они зашли в дом к мистрис Кошем.

— Что именно?

— Ударили бы ее кинжалом?

— Я знал, этого не потребуется, — сухо ответил он. Ее сознание медленно вернулось к тому, что она только что услышала из уст этой женщины.

— Ребенок… мой ребенок… Она сказала, он был живой.

— Да, — проговорил Оуэн и не сразу продолжил:

— Это может не означать, что он жив сейчас.

— Он жив! — В ее голосе не было надрыва, только уверенность. — И я должна его найти.

Оуэн понимал: такую уверенность ничто не поколеблет. На обратном пути Оуэн сказал:

— Итак, следует начать поиски ребенка в Лондоне.

— Но где именно? — В голосе Пен не было прежней убежденности, а напротив, растерянность и печаль. — Город так велик.

— Это верно, я буду думать, — сказал он.

В его тоне можно было уловить неопределенность, на самом же деле у него сразу появилась мысль о том, в каком месте следует искать ребенка, если тот жив. Он вспомнил свою случайную встречу с Майлзом Брайанстоном в районе публичных домов Саутуорка, на одной из неприглядных улиц. С какой целью мог оказаться такой человек, как Майлз, в этих опасных для жизни и здоровья местах? Конечно, если он ко всем своим достоинствам еще и тайный лиходей… В конце концов, сам Оуэн тоже оказался в том районе…

И все же необходимо расследовать, что там делал лорд Майлз Брайанстон в тот зимний день.

Герцог Нортумберленд нервно ходил по приемной перед покоями, где находился больной король. Дверь туда была закрыта. Окна королевской опочивальни выходили на площадь, откуда раздавался неумолчный гул голосов: там собрались жители Лондона, желавшие выразить почтение и любовь, а также пожелания здоровья своему властелину. Они приходили сюда каждый день в надежде увидеть лицо короля хотя бы в окне. И уже много недель уходили разочарованные: король не появлялся.

— Мы должны, должны показать его! — чуть не каждый день говорил Нортумберленд.

И сегодня он произнес ту же фразу.

Королевские врачи не отходили от постели больного, члены Тайного совета с нетерпением ожидали их очередного решения (если не приговора) по поводу здоровья юного монарха. Будет он наконец в состоянии появиться перед народом?

Герцог Суффолк приблизился к Нортумберленду.

— Народ требует своего короля, — сказал он, привычно дернув себя за короткую бороду.

— У меня есть уши, — раздраженно отозвался Нортумберленд. — Могу сам слышать.

Нортумберленд не слишком умел сдерживать себя, а в этом случае не считал особенно нужным. Он знал, что медлительный тугодум Суффолк не примет его раздражение за обиду: не к такому еще привык, общаясь со своей злобной супругой.

— В конце концов, ничего страшного, — примирительно произнес Суффолк. — Пусть покричат. Нужно чаще объяснять им, что зимой королю делается хуже, он плохо переносит холод. Людям надоест ожидать его, стоя на улице.

— Пожалуй, вы правы, — согласился его собеседник. — А через несколько месяцев мальчишка умрет. И тогда у нас будет Мария, которая выйдет замуж за Филиппа Испанского и потянет страну обратно в католицизм.

Оба замолчали, размышляя о том, что в этом случае потеряют лично они, каких доходов и привилегий лишатся. Ведь после того, как прежний король, Генрих VIII, совершил в стране церковную реформацию, порвал с папой римским и заменил католицизм новой, англиканской, религией, став ее главой, многие сторонники короля захватили и поделили между собой несметные богатства католической церкви: земли, поместья, ценности. А также получили новые титулы, права и власть. Им всем было что терять, если на престол взойдет сестра нынешнего короля принцесса Мария, оставшаяся ревностной католичкой.

— Необходимо заставить Эдуарда назвать своей преемницей не Марию, а Елизавету, — высказал их давнюю цель Суффолк. — Она хотя и моложе на семнадцать лет, но зато никогда не была католичкой. Эдуард тоже весь в отца — терпеть не может католиков. Разве он захочет, чтобы на трон уселась его старшая сестрица и начала все поворачивать вспять? Да, Елизавета из настоящих протестантов. Она…

— Она, — перебил его Нортумберленд, — слишком молода, и никто из нас не знает ее толком, потому что она чертовски хитра и скрытна. И что там таится в ее рыжей голове — одному Богу известно.

— Итак, вы полагаете, что она тоже не вполне подходящая особа для трона?

— Лучше, чем ее сестра, но я бы отверг обеих.

Суффолк посмотрел на него с испугом: такого тот так прямо еще не говорил.

— Не будете же вы отрицать право наследования, герцог?

— Я не буду, — спокойно сказал Нортумберленд. — Но если мы сумеем уговорить нашего несчастного больного юношу… Умирающего…

Внезапно Суффолк с хитрецой взглянул на него и, дернув себя за бородку, проговорил:

— Если лишить наследственного права обеих сестер, то следующей в этом ряду будет моя супруга. Как-никак она племянница покойного Генриха. Что вы на это скажете?

— Ого-го! — Этим восклицанием Нортумберленд заменил прямой ответ. А потом добавил с улыбкой:

• Предыдущая
• 50/84
• Следующая