Слово погибели № 5 - Дяченко Марина и Сергей - Страница 11
- Предыдущая
- 11/17
- Следующая
– Э-э-э… Да.
– Меня зовут Илона Каменный Берег. Я все жду, когда вы меня вызовете на допрос.
Игрис опустил руку с недоеденным батончиком. Куда бы его поаккуратнее выбросить?
– Одну минуту… Вы ждете вызова на допрос?
– Да.
– До сих пор в этом не было необходимости.
– Почему? Что, дело слишком ясное, совсем нет вопросов?
Игрису не понравилось, как она с ним разговаривает.
– Прошу прощения. В моей компетенции принимать решения, кого вызывать на допрос, а кого нет.
– Да, – она опустила глаза, будто каясь, будто напоказ признавая его правоту. – Вы уделите мне несколько минут?
– Сейчас?
– Если можно.
– Ну, – он лихорадочно соображал. – Может быть, мне в самом деле оформить вызов…
– Дело отберут у вас, может быть, завтра с утра. Тогда вы уже не сможете официально… А неофициально – почему не сейчас?
– Неофициально?
Он повторял слова, как попугай. Эта женщина с ее манерой вести разговор мешала ему думать, как назойливый стук метронома.
«Почему нет?»
– Почему нет, – повторил он вслух.
Она тут же вытащила тонкую сигарету и закурила.
– Здесь есть скамейка под навесом. Всего несколько слов. Совершенно неофициально. Никто ни в чем вас не посмеет обвинить.
Игрис сдержался и промолчал.
Они уселись на влажную скамейку. Женщина курила, почти не выпуская сигареты изо рта, говорила отрывисто, между затяжками:
– Я восемнадцать лет живу с магом. Они видят мир не так, как мы. Нам их трудно бывает понять. Я привыкла.
Она отвернулась и выпустила длинную струю дыма.
– Алистан младше меня на четыре года. Что, трудно поверить? Это так, я поздно вышла замуж. Наш сын – не маг, к счастью. Я хотела вам сказать…
Она на секунду замерла, будто забыв, а что, собственно, хотела.
– У Алистана есть психологическая особенность. Маги очень легко верят во всякие там предначертания, предназначения… Они вообще легковерны. Это к слову. Алистан всегда верил, что стоит на страже мира. То есть мира – вообще, всех людей, нашей жизни… У него были основания, можете поверить. Вы знаете его дела? Хотя бы самые громкие? Нет, наверное, вас не посвятили. Было два или три раза, когда Алистан, наверное, в самом деле спас мир. То есть не просто меня и вас, а вообще – всех. От вырождения, от катастрофы… Но предназначение, великая цель – это его фетиш. Это та самая особенность, пунктик. Я думаю… я уверена, что, убивая эту бабу Словом погибели и оставляя под Словом свою подпись, он тоже… спасал мир. Я хочу вас попросить, господин Трихвоста, Алистан очень хорошо о вас отзывался…
Она наклонилась, дыша сигаретным дымом.
– Я прошу вас, господин следователь. Раскрутите это дело, чего бы это ни стоило. Я хочу, чтобы мир хлебнул сполна из той чаши, которую Алистан так заботливо от него спрятал.
Она замолчала и закурила новую сигарету – от предыдущей.
– Вы хотите, чтобы я отыскал и обнародовал информацию, ради которой Алистан пошел на преступление? – тихо спросил Игрис.
Она кивнула:
– Да. Именно.
– Вы хотите, чтобы его жертва…
– Алистан никогда не был жертвой и никогда никем не жертвовал.
– Но ведь он убил ни в чем не повинную женщину. Хорошую женщину…
– А хоть бы и плохую. Он втемяшил себе в голову, что таким образом спасает мир. А я хочу, чтобы мир наконец-то получил чего заслуживает.
Она в истерике, подумал Игрис. Истерика эта длится день за днем.
– Госпожа Илона, я обещаю вам, что сделаю все, что в моих силах.
– Вы бы с удовольствием вкатили мне успокоительное, – пробормотала она с горечью. – Скажите мне – его посадят?
– Я не знаю. Скорее всего – да.
– Пожизненно?!
– Не могу сказать, – Игрис отвел глаза.
– Он всего лишь хотел всех спасти, – прошептала женщина. – Если бы не хотел… Все было бы в шоколаде. И он был бы другим человеком.
Игрис зашел к себе в кабинет на секунду, на мгновение – забрать компьютер. Контейнер, только что доставленный из грузового, стоял в углу, неприятно похожий на многоместный гроб. Игрис поглядел на контейнер, на часы…
«Дело отберут у вас, может быть, завтра с утра». Святую правду говорила Илона Каменный Берег. Игрис мысленно попросил прощения у жены: еще полчаса. Хотя бы поверхностный осмотр, хотя бы понять, есть ли среди ожидаемых бумаг неожиданные.
Он снял верхнюю стопку бумаг и выложил на стол. Не стал просматривать, взял следующую, потом еще; интуиция вела его или просто судьба – но в скоросшивателе, помеченном как «Внеклассные задания», обнаружились пособия по магии.
Он поднял на лоб очки и кулаками протер глаза.
Выдранные страницы. Перепечатки, сделанные на пишущей машинке: такие шрифты выходили из употребления еще во времена Игрисового детства. Бумага пожелтела; насколько Игрис мог судить, это не были пособия для начинающих. Больше походило на статьи из профильного журнала – разрозненные, пронумерованные невпопад. Были пометки на полях – птички, мудреные значки, подчеркивания, сделанные фиолетовым карандашом.
Игрис отыскал среди методичек позапрошлогоднюю статью «Особенности преподавания истории в старших классах», с пометками Алисии. Разумеется, совсем другие обозначения, мелкие, аккуратные, красная шариковая ручка. Неужели Герман Желудь, ветеран войны и химзавода, был магом?!
Кабинет понемногу обрастал бумажным хламом, папки и стопки загромождали стол, стулья, пирамидами высились на полу. Книг и пособий по магии больше не попадалось – все они были собраны в единственной папке-скоросшивателе, правда, довольно объемистой. Маркировка «Внеклассные занятия» – случайность? Или конспирация?
«У кого бы из магов проконсультироваться относительно этих бумаг, – думал Игрис. – Если официально – мне дадут человека из „Коршуна“, и он скажет, не глядя, что это хлам. Если неофициально… да есть ли у меня такие знакомые?»
«Я говорю вам: не ищите».
Герман Желудь умер почти двадцать лет назад! Или информация, как погребенная в кургане чума, не имеет срока давности?
«Разве у вас нет родных, близких?»
Он испуганно посмотрел на часы. Жена, Агата, предстоящее объяснение; да нет же у него никакой вины перед Агатой и ее семейством! Давным-давно надо было переговорить с Борисом, запереть за ними дверь и вздохнуть наконец с облегчением…
Тесемки следующей папки развязались сами собой. Вывалился полиэтиленовый пакет, крест-накрест перевязанный капроновой лентой – раньше из таких делали школьные бантики.
Фотографии. Толстая пачка чужих фотографий. Игрис разложил их в круге света от настольной лампы (для этого пришлось снять со стола несколько пыльных бумажных стопок).
Девушка, смутно знакомая. Игрис видел ее на фото в кабинете Алисии – рядом со стариком. Там она старательно позировала. Здесь, почти на всех снимках – кокетничала.
Парень, ее ровесник, в смешном старомодном костюме. Они фотографировали друг друга – день за днем: в парке, на улице, на рыбалке, на велосипедах. На редких фото они были вместе (видимо, просили случайного прохожего «щелкнуть»). Улыбались. Держались за руки. Роман в фотографиях. Ни слова на обороте блеклых снимков, ни единой даты или подписи.
Место действия – несомненно, Верхний Крот. На одном фото Игрис узнал школьный двор с маленькими еще деревьями, на другом – здание вокзала, почти не изменившееся. Все снимки относились к одному периоду, между первым и последним прошло, вероятно, несколько месяцев. На ранних – весенних – фотографиях девушка казалась осунувшейся и грустной, в темном платье, с траурной лентой в волосах. Чем легче становилась одежда, тем светлее делалось от снимка к снимку ее лицо, и под осень – было несколько фотографий из осеннего леса – она выглядела уже совершенно счастливой…
Больше никаких фото в пачке не нашлось. Ни учеников, ни отца, ни коллег, ни друзей – только юная Алисия и незнакомый парень, фотографировавшие друг друга, и в каждом снимке отчетливо проступала влюбленность.
- Предыдущая
- 11/17
- Следующая
