У зла нет власти - Дяченко Марина и Сергей - Страница 12

Я закашлялась, оказавшись в липком тумане. Оказалось, это облако; удирая от стрел, я забралась слишком высоко. Уши мои сразу же превратились в ледышки, в голове шумело, не хватало воздуха. Осталось только потерять сознание – и убить нескольких варваров своим свалившимся с неба окоченевшим телом…

Мне сделалось стыдно. Стыд сменился злостью, а злость наконец-то победила страх. Опрокинувшись в воздухе, я стала снижаться; вы хотели войны? Вы ее получите!

Снова нарастал рокот. Искорки становились огнями, огни росли и росли, пламя факелов рвалось в небо. Тяжело ступали многоноги, покачивались в седлах всадники. Мне навстречу повернулись сотни плоских лиц – они меня ждали!

Клубок огня зародился у меня в животе, поднялся в грудь, по левой руке, как по каналу, перелился в посох. Навстречу взвилась сотня стрел; я ударила в ответ потоком трескучего, злого пламени. Криков не было слышно, все поглощал рокот, но там, внизу, случилось замешательство – несколько всадников вывалились из седел. Я ударила еще раз, метнулась в сторону, уворачиваясь от стрел, и снова ударила. Какой-то многоног встал на дыбы и оказался ростом с трехэтажный дом – я увидела, как месят воздух его тяжелые, с круглыми копытами ноги…

Но Саранча продвигалась, не останавливаясь и не сбиваясь с ритма. Над упавшими сомкнулись головы, плечи, бронированные пластины. Многоноги шли бок о бок, один за другим, никого не волновала судьба сбитых и раненых – их подмяли, растоптали и продолжали идти. Саранча ступала по упавшим товарищам, не испытывая ни страха, ни сожаления, текла, как бронированное стадо, как армия роботов. Я почувствовала себя комаром, бьющимся в лобовое стекло машины…

Уходя от стрел, я поднялась повыше, развернулась и полетела на восток.

Я долго летела над темными песками, пока не стих рокот шагающей Саранчи: уммм… груммм… Одежда моя вымокла не то от пота, не то от росы, пальцы онемели. От усталости я не могла больше держаться в воздухе, земля начала притягивать меня, противиться полету. Я опускалась все ниже, пока не зачерпнула кроссовками песок и не шлепнулась на верхушку дюны.

Пустыня молчала. Далеко на западе продолжалось шествие Саранчи. Я теперь отлично понимала Гарольда: он готовится встать на пути этого равнодушного, совершенно безжалостного потока. Гарольд наверняка знал, что не удержит замок и город, что непременно умрет – и все-таки шел, и вел за собой людей.

Вернуться бы сейчас в город, войти в замок… Взять маленького Елена – не зря Гарольд назвал сына в мою честь. Увести его в наш мир – подальше от Саранчи…

Не только у Гарольда дети. Я представила, как возвращаюсь домой, увешанная ребятишками… А потом они вырастут, и я буду объяснять им – мол, я, маг дороги, оставила ваших родителей накануне последней битвы, потому что все равно они были обречены, и нет никакой разницы, сражалась я рядом с ними или нет.

А может быть, и Гарольд пусть уходит? Тогда время в Королевстве замрет, и Саранча никогда не уничтожит замок, построенный Обероном…

Где сейчас Оберон?

Над головой каркнула птица. Через секунду на песок рядом свалился Максимилиан – его рубашка выбилась из черных вельветовых штанов. Приземлившись, он аккуратно заправил ее на место.

– Разведчик из тебя… своеобразный, Лена. Ты специально их дразнила, что ли?

– Извини, – пробормотала я сквозь зубы. – Я думала…

– Ты думала, пару раз грохнешь молнией из посоха – и они разбегутся?

– Они первые напали…

– Иногда мне кажется, что ты думаешь не головой, а навершием посоха, – Максимилиан усмехнулся. – Ну, чего ты? Тихо, тихо, я пошутил…

Я отодвинулась. Он был прав; в пустыне царила тишина, будто в склепе, и только земля чуть подрагивала. Или мне казалось?

– Максимилиан, что, если остановить в Королевстве время?

– Навсегда? – Он соображал очень быстро. – Кому-то из магов перейти к вам?

– Ну… тебе-то все равно где жить!

Я перевела дыхание. На самом деле мне вовсе не хотелось, чтобы Максимилиан оставался в нашем мире навсегда. Лучше бы он нашел себе какое-то другое место для обитания.

– Мне-то, допустим, не все равно… Ну ладно: я навсегда перейду к вам. Все здесь перестанет двигаться, расти, жить… Зависнет, замрет…

– Это лучше, чем верная гибель, – сказала я не очень уверенно.

– Не получится, Лена.

– Почему?

– А почему Стелла живет у вас, а время здесь не остановилось?

– Она перестала быть частью Королевства…

– Вот и думай.

У него был вид учителя, изрядно утомленного тупостью ученицы. Я почувствовала, как краснеют уши; конечно же. Маг, сбежавший накануне испытаний, недолго останется частью Королевства. Когда некромант окончательно приживется в нашем мире – время здесь потечет опять, и орды Саранчи двинутся к городу…

– Ладно, Максимилиан. Я все поняла. – Язык во рту казался чужим и жестким, как плохая конфета. – Похоже, у меня нет выхода… Я встану с ними на стене. Вместе с Гарольдом. Какое-то время продержимся.

– Идиотка, – сказал он удивленно.

– Что?

– Ничего, это я о своем, – он ухмыльнулся. – Это к тебе не относится.

– Не относится?!

Он примиряюще поднял руку:

– Извини. При виде благонамеренных дураков я забываю о хороших манерах, это правда.

Я направила посох некроманту в грудь.

– Тихо, тихо, я ведь извинился! – Он опять ухмылялся, очень довольный. Было бы чему радоваться.

Песок хрустел у меня на зубах. Поднимался слабый ветер, по дюнам ползли, извиваясь, змейки летучих песчинок. Кажется, приближался рассвет; я только теперь поняла, до чего устала. Не то что взлететь – на ноги встать не смогу.

– Ты хочешь героически погибнуть – или всех спасти? – деловито осведомился Максимилиан.

– Разумеется, погибнуть, – я отвернулась.

Максимилиан зачерпнул в горсть песок. Поднял руку; песок полился из его кулака тоненькой струйкой.

– Мы с тобой выяснили, что Оберон стал жертвой злого, по-настоящему большого колдовства. Его все забыли…

Я не удержалась:

– Он привел нас сюда. Он построил город и замок. Как они могли?!

Максимилиан снова зачерпнул песок:

– Если они виноваты – возмездие не за горами.

Я против воли оглянулась. Посмотрела на запад, откуда неуклонно надвигалось войско Саранчи.

– Меня другое интересует, – продолжал Максимилиан. – Почему мы с тобой его не забыли?

Я подняла голову:

– Что?

– Когда я шел между мирами, – ровно сказал Максимилиан, – меня интересовало одно. Помнишь ли ты Оберона.

– Я его не забуду никогда.

После этого мы долго молчали. Максимилиан сидел, скрестив ноги, песок вытекал из его кулака, снова становился частью дюны. Наконец разошлись облака, показывая кусочек луны.

– Послушай, Макс. Ты ведь не просто так меня привел. У тебя есть план, да? Ты знаешь, как вернуть Оберона? И без меня не можешь справиться?

Он посмотрел искоса:

– Ты вышивать умеешь?

– Чего?!

– Вышивать. Крестиком. Или гладью.

Когда-то давно, в третьем классе, я в самом деле немного вышивала. Мама покупала мне кусочки ткани с уже нанесенным рисунком – надо было только понаставить крестиков цветными нитками мулине…

– При чем тут вышивка?

– При том, что у мира, как и рукоделья, есть лицевая сторона и есть изнанка. Все это чувствуют, но немногие знают. И уж совсем немногие могут туда пробиться.

– На изнанку мира?!

Я представила свое детское вышивание со свисающими нитками, с неаккуратными узелками, с петлями. Неужели на изнанке мира творится подобное безобразие?

– Оберон тебе ничего не рассказывал об изнанке? – спросил Максимилиан, наблюдая за моим лицом.

Оберон мне много чего не рассказывал, подумала я грустно.

Ветер усиливался. Я могла уже не смотреть ночным зрением: впереди над песками поднималось зарево, звезды гасли. Еле слышно содрогалась земля – грумм, грумм.

– Насколько мне известно, ты не из трусливых, – сказал Максимилиан задумчиво.