Бархат - Фэйзер Джейн - Страница 25
- Предыдущая
- 25/90
- Следующая
Наполеон между тем не скрывал, что находит мадам Валевскую очаровательной. Но можно ли уговорить женщину принести честь в жертву своей стране? Талейран знал, что Мария одержима идеей освобождения Польши. За это она была готова отдать все, что у нее есть, даже жизнь. Впрочем, так были готовы поступить многие ее соотечественники. Но она была молода, невинна и хорошо воспитана. Отдаст ли Мария Наполеону то единственное, чего он хочет?
Талейран перевел взгляд в, другую сторону. Там, возле оконной ниши, стоял Анастас Валевский, прихорашиваясь и посматривая на свою жену. «Со стариком не будет проблем, – цинично подумал министр. – Он отдаст свою жену Бонапарту без всяких сомнений, ради одной славы».
Ну, а теперь, ради собственной выгоды, мсье де Талейран решил обратить внимание на самодовольного канцлера.
С этими мыслями князь стал спускаться по изогнутой лестнице в зал. Сводничество в интересах императора было не новым делом для Талейрана, в дипломатических целях он не брезговал никакими средствами. Если путь к освобождению Польши лежит через постель Бонапарта, так тому и быть.
Было бы полезно сообщить Габриэль о новом увлечении Наполеона. Дипломат решил отправить срочное послание в Лондон связному. А тот, в свою очередь, перешлет его в дом Ванбруков в Кенте. Это будет обычное невинное письмецо крестного отца его дорогой, горячо любимой крестнице. А Габриэль бросит наживку Прайду – как знак доверия и еще одно доказательство того, что у нее отличные связи. Распространение этой информации не повредит Франции и его собственным планам: ведь англичане лишь наблюдали за судьбой Польши.
Их лица приближались. На нее напирала толпа с потными рожами, красными, налитыми кровью глазами. Рты тупых и злобных физиономий были раскрыты, они пронзительно кричали на мужчину и женщину, стоявших в нише возле длинного стола.
Вот на полированную поверхность стола обрушилась огромная дубина, оставив на розовом дереве глубокие вмятины. Женщина вжалась в обитую шелком стену, а ее муж пытался перекричать шум толпы. Он говорил размеренно и разумно, но его голос тонул в воплях, насмешках и издевательствах.
Гражданин в красном колпаке, какие носили все революционеры, плюнул через стол. Внезапно раздался звон разбитого за спиной этого типа стекла.
Человек в залитом кровью мясницком фартуке пытался приподнять край стола. Другой, у которого под загорелой кожей от напряжения проступали синие вены, помогал ему. Стол с грохотом упал на бок.
Женщина и мужчина оказались перед толпой – их хлипкое укрытие было сломано. Руки нападающих потянулись к ним, выволокли из ниши и потащили к большимдвустворчатым дверям салона.
Где-то все еще били стекла. Ребенок, застывший от ужаса под потолочной балкой, почувствовал запах гари, потому что кто-то поджег гобелены в верхней галерее. Оргия разрушения продолжалась.
Узенькая, крытая булыжником улочка была заполнена людьми. Тяжелый дух, исходящий от немытых тел, наполнял знойный воздух. Открытая телега прогрохотала по булыжной мостовой. Люди, стоявшие в телеге, опустили головы и пустыми глазами смотрели себе под ноги. В их лицах не было ни кровинки. Толпа бежала за телегой. Озверевшие простолюдины бросали в людей комья засохшей грязи и мусор из сточных канав.
Теперь ребенок стоял под козырьком винной лавки. Девочка пряталась в тени, наблюдая за этим кошмаром. Каждый день происходило одно и то же – с рассвета и до заката, когда мадам Гильотина наконец отдыхала.
Вдруг девочка узнала лицо женщины, стоявшей во второй повозке среди осужденных на смерть. Девочка зажала себе рот рукой, чтобы не закричать, когда телега прогрохотала мимо и скрылась за углом.
Натаниэль проснулся от звука низких, разрывающих душу рыданий. Спросонья он не мог понять, что происходит. Спальня была залита голубоватым лунным светом, с которым соперничало красноватое свечение тлеющих в камине углей.
Габриэль сидела на кровати, и из-под ее закрытых век по щекам струились слезы. В горле девушки клокотали рыдания. Затем она, жалобно съежившись, перекатилась на бок.
– Габриэль! – позвал пораженный Прайд.
Она ничего не ответила, и он дотронулся до ее обнаженной спины – ледяная кожа была покрыта холодным потом.
– Габриэль! – громче сказал он, положив теплую ладонь на ее плечо.
Но глаза графини по-прежнему были закрыты, и всхлипывания не прекращались. Натаниэль понял, что она все еще спит. И тут так же, во сне, она резко, не разгибаясь, встала на колени. Что-то ужасное мучило ее. Какой кошмар заставлял ее так страдать?
– Габриэль! Просыпайся! – Он говорил спокойным, уверенным тоном, а затем изогнулся, взял ее спереди за плечи и слегка встряхнул. – Просыпайся! Тебе снится дурной сон!
Ее глаза открылись, и Прайда потрясло выражение тоски в них. Влажные от пота и слез, темно-рыжие кудряшки прилипли к ее лицу. Какое-то мгновение она смотрела на него и не узнавала. Рыдания все еще сотрясали ее тело. Но, увидев, что Прайд сочувственно смотрит на нее, Габриэль жалобно всхлипнула, вытерла слезы рукой и откинула волосы с лица.
– Извини, – произнесла она хриплым от слез голосом. – Я разбудила тебя?
– Что тебя мучает? – мягко спросил он. – Что ты видела во сне?
– Ничего… нет, ничего…
Габриэль легла и закрыла глаза.
– Спи, Натаниэль, – сказала она. – Извини, что разбудила тебя.
– Нет, так дело не пойдет, – резко проговорил он, глядя ей в лицо.
– Что… не пойдет? – переспросила она, перевернувшись на бок и подтянув колени к животу. – Мне хочется спать.
Прайд почти физически ощущал боль, которая ее терзала, и понимал, что Габриэль вовсе не такая сонная, как притворяется.
– Так не пойдет, – повторил молодой человек, вскочив с кровати. – И не прикидывайся, что спишь. Я же, черт возьми, вижу, в каком ты состоянии!
Натаниэль встал, чтобы развести огонь в камине.
Графиня теперь лежала на спине. Ее глаза по-прежнему были закрыты. Слезы еще не высохли на бледных щеках, а на верхней губе, которую она прикусила во сне, виднелось пятнышко крови.
Несколько часов назад Прайд спокойно засыпал рядом с обнаженной, властной, возбуждающей его женщиной, неутомимой в любовных утехах. А проснувшись, увидел беззащитную, глубоко несчастную девушку, которая, как это ни странно, одновременно выглядела и моложе, и старше своих лет.
– Габриэль… – Он подошел к кровати, сел рядом с графиней и положил ей на живот прохладную руку. – Я хочу знать, что ты видела во сне, – настойчиво произнес он.
Ее глаза открылись, в их темной бездне застыла боль.
– Говорю же тебе, все в порядке. Ничего особенного. Извини, что я разбудила тебя.
– Прекрати повторять одно и то же!
Нетерпимость, которую он обычно скрывал, вырвалась наружу, несмотря на его жалость к графине.
– Тебе приснилось что-то ужасное.
Габриэль, вздохнув, села.
– Ну и что? Это очень личное, Натаниэль. Ты не должен терзать мою душу.
Прайд резко поднялся.
– А теперь просто слушай меня, – заговорил он. – Мы несколько часов занимались любовью, и это было прекрасно, невероятно. Засыпая, я обнимал тебя, чувствовал твое дыхание, запах твоей кожи, твоих волос. Я ощущал каждый миллиметр твоей плоти, касающейся меня. И вдруг среди ночи я просыпаюсь и вижу: твое тело покрыто холодным потом, ты жалобно рыдаешь во сне, а потом говоришь мне, что меня это не касается. Нет, так не пойдет, Габриэль. Страсть не может существовать в пустоте. Он смотрел ей прямо в глаза.
– Даже если бить меня головой об стенку, то я не открою своей души, – заметила девушка. Она поежилась, влажная кожа покрылась от холода мурашками.
Натаниэль чувствовал: еще немного, и она сдастся. Он подошел к шкафу и вытащил тяжелый бархатный халат.
– Надень его и погрейся у огня, – промолвил он спокойным и нежным голосом. Как человек, умеющий задавать вопросы и получать на них ответы, Прайд знал, что прекрасный способ заставить кого-то говорить – это после всплеска раздражения перейти на успокаивающий, добрый тон. Набросив на плечи другой халат, он подошел к дверям.
- Предыдущая
- 25/90
- Следующая
