Практика и теория жертвоприношений (СИ) - Романова Галина Львовна - Страница 16

- Да отстань ты от меня с этой матушкой Кромби,  – воскликнула Лилька,  всплеснув руками.  - Ну… просто…не хочу я!

- Ладно, так и быть,  - юноша примирительно поднял руки.  - Но вечером тебе придется принять настойку.

- Вот вечером и приму.  А сейчас…

- Сейчас хотя бы скажи,  что тебя мучает!

Лильке ужасно хотелось сказать что-нибудь резкое,  чтобы Вальтер отвязался.  Она сама не понимала,  что происходит.  Просто внезапно испортилось настроение.  Но ведь так не бывает! Всему нужна причина.  А тут… что случилось? Девушка пыталась разобраться в себе,  а Валька сбивал настрой.  Нет,  он хороший друг,  Вальтер фон Майнц и целуется здорово,  но иногда становится прямо-таки как наседка.  Они бы с бабушкой друг друга хорошо поняли.  Та тоже вечно досаждала внучке своей заботой.

- Да ничего меня не мучает,  отстань,  - отмахнулась она,  но,  заметив,  как дрогнуло лицо друга,  поспешила смягчить тон: - А.  впрочем,  давай свою настойку! Может,  полегчает…

Вальтер сорвался с места так быстро,  что девушка даже похвалила себя за находчивость.  Все-таки огорчать Вальку не хотелось – он так искренне о ней заботится, так переживает.  Пока она болела, то и дело в гости заходил,  пытался развлекать.  И о Левке заботился…

Взгляд упал на кошачью корзинку.  Пустую корзинку.  Лёвушка…Где-то он сейчас? Кот – который вовсе и не кот,  как оказалось! – удрал только один раз, и буквально через несколько часов после его исчезновения с нею две седмицы назад случилась беда.  И вот – опять… Боги…

Принесший кружку с настойкой Вальтер проследил за взглядом подруги и сразу все понял.

- Это из-за Левиафана,  да? – прошептал он,  опускаясь перед девушкой на колени.  - Ты за него переживаешь?

Она молча кивнула,  делая первый глоток.

- Я сам голову ломаю,  куда он мог запропаститься… Но давай надеяться на лучшее.  Он не мог просто так пропасть.  Он же необычный кот.  Он – твой Покровитель и…

- Вот именно,  - Лилька вцепилась в кружку двумя руками.  - Покровитель.  А я…

- Не переживай ты так,  – Вальтер помялся и присел рядом,  осторожно обнимая девушку за плечи.  – Он обязательно найдется! Левиафан не такой кот,  чтобы просто так пропасть.  Он сам может за cебя постоять.  И ты не одна, ты со мной,  а я тебя никому не дам в обиду! Ну,  хочешь,  я схожу и поищу его?

Сначала напрягшаяся,  когда рука парня коснулась ее плеч,  Лилька расслабилась и кивнула головой:

- Поищи,  Валь…пожалуйста…

Она остановилась за ближайшими кустами и,  прищурившись,  долго наблюдала за лагерем.  Голосов отсюда слышно не было,  и это очень огорчало.  Зато девушка прекрасно видела,  как хлопочут парни,  как единственная студентка сидит,  сложа руки, и как возле нее крутится тот красивый юноша с благородными чертами лица.  Эх, и везет же некоторым! Сама Она по ряду причин не была избалована мужским вниманием.  Ей уже исполнилось двадцать лет,  но у девушки не имелось даже ухажера.  Парни и мужчины обходили ее стороной,  а все из-за отца.  Иногда Оне хотелось,  чтобы ее родители не были ее настоящими родителями – мол,  кто-то просто подкинул им на крыльцо сиротку,  они воспитали девочку,  как родную дочь,  но где-то в укромном уголке свято хранят обрывок кружевной пеленки,  в которую было завернуто найденное дитя.  И рано или поздно настанет час,  когда на пороге их маленького домика возникнет незнакомый мужчина рука об руку с красивой женщиной.  Они спросят хозяев: «Где наша дочь?» - предъявят второй обрывок пеленки,  и по этой примете Она узнает своих настоящих родителей.  Конечно,  отец окажется графом или герцогом,  а может,  даже самим младшим братом императора,  а сама Она – принцессой крови.  Настоящие родители увезут ее в свой замок,  нарядят в шелка и бархат,  представят ко двору, и уж тогда-то жизнь девушки изменится чудесным образом.

В самом деле,  все сходилось – и ее странное,  непривычное имя.  И то,  что отцу несколько лет назад пришлось уехать с родины,  увозя семью.  И то,  что у него,  умеющего лечить людей,  умерли практически все дети.  Кроме самой Оны и ее младшего братика… Может,  тех детей просто не было, и папа с мамой их выдумали? Как бы то ни было,  все это очень странно.

Пока была помладше,  мысли о том,  что она приемная дочь,  помогали Оне жить.  Девушка даже несколько раз принималась тайно икать в вещах матери заветную пеленку,  медальон,  платок с монограммой – словом,  что-нибудь,  что могло бы служить доказательством ее высокого происхождения.  Поиски были безрезультатны,  но Она не отчаивалась.  В конце концов,  родители могли так хорошо спрятать вещь,  чтобы ее никто не смог отыскать.  Вдруг мама носит ее в ладанке на груди? Не станешь же обыскивать мать,  пусть и не родную?

Но время шло,  ничего не происходило, и Она понемногу смирялась.  И вот эти приезжие неожиданно всколыхнули былые чувства и сомнения,  заставили вспомнить,  что где-то есть другой мир и другая жизнь,  лучше той,  что вела девушка в родительском доме.

И она из него выберется.  Обязательно! Но пока…

Корзинка с травами оттягивала руку.  Надо было возвращаться домой.

Мать,  как всегда,  хлопотала по дому.  Отец,  видимо,  только что вернулся из города и распрягал лошадь.  Сын вертелся рядом,  пытаясь помогать.

Отец смерил Ону косым взглядом:

- Принесла?

- Да,  - девушка предъявила корзинку.  – Сколько смогла,  столько и…

- Мало.

- Но там действительно больше нет! Не ходить же мне в слободу и на погорелье за золотарником?

- Судя по всему, ты туда и бегала.  Где так долго пропадала?

- Травы искала,  – огрызнулась девушка.  - Сам сходи и поищи,  если мне не веришь.  Найдешь хоть один стебелек – я его съем!

- Вот еще,  – отец стащил с коня хомут.  – Добро на тебя переводить… Корзинку оставь.  Матери помоги.

Вот всегда он так! Девушка нарочно поставила корзинку так,  чтобы конь при желании мог до нее дотянуться,  и ушла в дом.  Одна радость,  что это не ее настоящий отец.  Настоящий отец любил бы свою дочь.  И это – лишнее доказательство того,  что Она чужая в этой семье.  И просто обязана отыскать своих настоящих родителей и убраться из Старгорода подобру-поздорову.

- Γде ты ходила,  дочка? - мать оторвалась от ткацкого станка.

- За травами на кладбище.

- Тебя не видели? - забеспокоилась женщина.

- Нет.  Я осторожно,  по кустам.

- Хорошо.  А то как вспомню,  аж сердце щемит,  - мать прижала руку к груди.

«Там! – мелькнуло у девушки.  - Все-таки ладанка там! Α в ней…» Она придвинулась к матери,  обняла,  ласкаясь и пытаясь незаметно коснуться рукой груди,  чтобы прощупать,  есть ли что-то под одеждой.

- Что ты вспомнишь,  маменька?

- Ничего,  - та мягко высвободилась из рук дочери.  - Все уже прошло и больше не вернется.  Присядь пока,  закончи работу,  а я отцу обед соберу.

Женщина встала,  уступая дочери место за кроснами, и Она,  вздохнув,  уселась.  Ткать ей нравилось,  только вот ноги и плечи потом болели.  Но ничего,  когда она уедет из этого дома,  ей уже больше не придется ни ткать,  ни прясть,  ни ухаживать за скотиной.

На дворе отец матерно заругался на коня и,  судя по звуку,  даже ударил его – значит, тот добрался-таки до нарочно выставленной напоказ корзинки.  Она улыбнулась.  Мелочь,  а приятно.

- Мам,  а ты знаешь,  к нам студенты приехали,  - вдруг,  словно кто-то дернул за язык,  сказала она.

- Кто-кто?

- Студенты из города.  У реки лагерь разбили.

- Студенты? - раздался от двери голос отца.  – Так вот,  значит,  где ты болталась,  паскуда,  вместо того,  чтобы травы собирать? Перед парнями хвостом крутила,  оторва?

- Отец! – успела крикнуть мать.  - За что?

Заметив краем глаза взмах руки,  Она скатилась с табурета,  и удар ремня пришелся по боку и бедру,  а не по спине.

То,  что ей удалось увернуться от удара,  взбесило отца.  Выругавшись,  он снова замахнулся ремнем,  походя отпихнув мать,  которая кинулась было на защиту дочери.