Ничего хорошего - Фэйрстайн Линда - Страница 52

• Предыдущая
• 52/78
• Следующая

Попытка проследить последние часы ее жизни также оказалась безуспешной. Джемма очень ценила одиночество и общалась с людьми только тогда, когда ей это было нужно. Она бегала в одиночестве, в одиночестве писала статьи, в одиночестве путешествовала и занималась научными исследованиями. Она была счастлива наедине с собой, когда ее не донимали пустой болтовней и интригами люди, в окружении которых она была вынуждена ежедневно находиться.

Поток свидетелей иссяк где-то после шести часов, и секретарша Дитриха пришла напомнить нам, что ей надо запереть конференц-зал после того, как мы закончим. Я ответила, что на сегодня мы закончили. Слова благодарности за предоставленное для работы помещение вызвали у нее вымученную улыбку, и я поняла, что ей безразличны причины, по которым сегодня мы испортили ее боссу настроение. Мы собрали блокноты и записи, вышли из зала и по лабиринту коридоров поплелись к выходу.

— И что теперь? Есть свежие мысли? — поинтересовался Мерсер.

— Слишком много допросов для одного дня, — ответила я. — У меня голова идет кругом. Сейчас поеду домой и постараюсь во всем разобраться, просмотрю записи и соберу чемодан.

— Не хочешь с нами перекусить?

— Нет, я — пас. Слишком много нужно сделать до отъезда, и еще мне кажется, что мы совсем не продвинулись в расследовании.

— Ладно, тогда мы тебя подвезем. Я проверил, как там Морин. Сегодня Макгро сказал, что позволит ей оставаться там только до пятницы. Он считает, что это пустая трата времени и денег департамента. Сегодня посыльный доставил ей в палату коробку конфет. Посылка была адресована ей, и на карточке стояло, что это от детей. Какие-то французские конфеты, в красивой упаковке.

Я замерла, ожидая продолжения.

— Но дело в том, что у Мо аллергия на шоколад. Все ее знакомые в курсе. Как думаете, коллеги, что это может значить? Может, ее раскусили?

— Прежде всего это означает, что Макгро сильно ошибается, поэтому Петерсон отчаянно пытается добиться того, чтобы Морин осталась в больнице. Коробку конфет отдали в лабораторию. Они исследуют ее, чтобы посмотреть, не напихали ли туда какой гадости.

— Мерсер, почему мне кажется, что моя идея заслать Морин в больницу была верхом идиотизма?

— Все в порядке, Куп. Ей ничто не грозит.

Мерсер оставил машину напротив «Минуита», и нас отвез Майк. Он высадил меня около дома.

— И каков наш план?

— Завтра вечером Мерсер отвезет нас в аэропорт. Может, тебе стоит взять свой чемодан на работу, и мы поедем прямо оттуда?

— Спасибо, парни. До завтра.

Я взяла почту, поднялась на свой этаж и вошла в квартиру. Телевизор я включила в спальне, чтобы прослушать семичасовые новости, пока буду собирать веши для поездки. Когда я переключилась на «Последний раунд», то сдалась, даже не попытавшись ответить на финальный вопрос, когда Требек заявил, что тема — астрономия.

Потом я около часа провела у телефона. Начала со звонка Морин, которую, кажется, совсем не расстроило происшествие с коробкой конфет — так беззаботно она щебетала. Возможно, дело в том, что рядом был ее Чарльз. К тому времени, когда я позвонила матери, Джоан Стаффорд, Дэвиду Митчеллу и на автоответчик Нины, чтобы сказать всем, что на два дня уезжаю из города, часы уже показывали половину девятого. Я набрала номер «Бернстайна» и попросила прислать мне куриный суп до того, как они закроются.

Обеденный стол был завален бумагами. С краю лежала фотография кровавых разводов с пола в кабинете Джеммы, которую по моей просьбе сделал Мерсер. Может, умирающая специально нарисовала их? Я не знала, что думать, не знала, была ли это буква или часть слова. Я достала желтый блокнот и выписала инициалы всех, кого мы успели допросить, и сравнила заглавные буквы имен с каракулями, которые показались мне такими четкими неделю назад. Ничего не подошло, и я бросила это занятие, чтобы перечитать записи допросов и поразмыслить над ними.

Собрав вещи и лежа в кровати, я позвонила в гостиницу Дрю в Сан-Франциско и оставила сообщение на автоответчике. Рассказав о своем неожиданном отъезде в Лондон, я попросила Дрю перезвонить мне по возвращении, чтобы услышать его приятный голос и решить, что мы будем делать, когда он вернется в Нью-Йорк.

Я поставила будильник на семь утра и выключила свет. Я беспокоилась за Морин, мне казалось, что она подвергается опасности, и все из-за моего плана. Затем я попыталась заснуть, думая о чем угодно, кроме убийств. Но загадка смерти Джеммы Доген не давала мне покоя, и заснуть мне удалось только под утро.

— У нас еще одна жертва. И снова врачи ничего хорошего не обещают.

— Что ты хочешь этим сказать? — Я посмотрела на часы — всего начало седьмого.

— Извини, что разбудил, — добавил Чэпмен. — Но я подумал, что ты захочешь узнать об этом сразу после меня. Это случилось на окраине округа Колумбия, рядом с Пресвитерианским госпиталем. И все наше расследование коту под хвост!

Я уже выскочила из кровати и потребовала у Майка подробностей.

— Почему?

— Это кошмар какой-то. Может, там поработал наш парень. Может, смерть Доген не имеет отношения к Медицинскому центру Среднего Манхэттена. Может, какой-то придурок гоняется за женщинами в белых халатах или хочет, чтобы в каждой больнице города было по жертве.

— Останови словесный понос и расскажи мне, что случилось.

— Только что звонил лейтенант, ему сообщил ночной патруль. Этой ночью еще один медицинский центр стал местом военных действий. Врач-стажер, женщина, закончила смену слегка за полночь, вышла из больницы и направилась к машине. Там она увидела, что одно колесо спустило. Какой-то добрый самаритянин — образно говоря — предложил ей помочь заменить колесо. Наверное, этот урод сам его проколол. Он сказал, что ему надо зайти к сестре в соседний дом, чтобы взять инструменты. Сказал, она может подождать его в вестибюле дома, чтобы не мерзнуть. Они перешли улицу — есть три свидетеля. Говорят, он был вежлив, держал ее под локоток, мол, надо аккуратно переходить улицу. В вестибюле — это многоквартирный дом, пять этажей без лифта — он, очевидно, выхватил нож. Этому у нас нет ни свидетелей, ничего, nada. Никто ничего не видел. Только доверчивая докторша в белом халате, лежащая на лестнице, у нее восемь ножевых ранений в грудь и живот, нижнее белье снято, юбка задрана, чтобы обнажить нижнюю часть тела. Но нет ни намека на завершенный акт сексуального насилия — ни спермы, ни лобковых волос. Ничто не подтверждает факт изнасилования. Так что теперь ты мне скажи: это была прерванная попытка изнасилования или все подстроено, а этот подонок просто украл у нее десять баксов и пейджер, но хотел, чтобы мы стали искать насильника? Это совпадение или у нас есть второй случай?

Я не знала, что ответить Майку. Я попыталась представить сцену преступления и думала о том, что загублена еще одна человеческая жизнь.

— Она мертва?

— Для нее это было бы лучше. Дело плохо. Сейчас она подключена к аппарату искусственного жизнеобеспечения, мозговая активность на нуле.

— Ты сказал, есть свидетели.

— Несколько человек видели, как какой-то тип слонялся перед больницей, а затем разговаривал с жертвой около ее машины. Мужчина, латинос, шесть футов и два или три дюйма, жилистый. Выглядел грязным, неопрятным, похожим на бездомного, таких вокруг больницы навалом. Одет был во фланелевую рубашку и зеленые хирургические штаны. Одно могу сказать точно — он не ее конкурент.

— Ну а сам-то ты что думаешь? — Я поняла, что это глупый вопрос, но что поделаешь — слово не воробей.

— Я думаю, что ни черта не знаю, с какой стороны взяться за это дело! Я не знаю, просто ли это нехорошее совпадение или работа какого-нибудь лунатика, который вылез из катакомб Медицинского центра Среднего Манхэттена и направился в Пресвитерианский госпиталь, чтобы освоить новые охотничьи угодья. И я по-прежнему не знаю, почему не была изнасилована Джемма Доген: потому, что преступника прервали, или потому, что она боролась, как и сегодняшняя докторша. А может, ты права, и убийство Доген просто обставили как изнасилование.

• Предыдущая
• 52/78
• Следующая