Дроу в 1941 г. Я выпотрошу ваши тела во имя Темной госпожи (СИ) - Агишев Руслан - Страница 53

Кабинет руководителя Разведупра Филипа Ивановича Голикова выглядел под стать зданию. На стенах старые деревянные панели невнятного цвета, вероятно, заставшие еще первого владельца здания купца первой гильдии Барышникова. У стены рядком стояли четыре укатанных стула с продавленными седушками, когда-то мягкими, а сейчас ставшие каменной твердости. Единственным более или менее приличным из мебели был огромной письменный стол, приткнувшийся к окну. Да и он, похоже, «чужим» взятым из какого-то учреждения.

— … И как работать? — сквозь зубы пробормотал крупный мужчина с абсолютно лысой головой, сидевший за столом. Голиков, собственной персоной. — Завал, б…ь.

Вусмерть уставший, как никак вторые сутки уже на ногах. Немцы, быстро оправившись от попыток советских войск контратаковать на лепельском направлении, вновь навались. На западе, куда пришелся основной удар танковых групп Гота, фронт трещал по швам. Изрядно потрепанные дивизии и полки Красной Армии с трудом сдерживали натиск врага, медленно пятясь назад и стараясь выиграть драгоценное время для организации укреплений перед Смоленском. В этих условиях разведданные были нужны как воздух. Причем они нужны не сегодня, а вчера иди даже позавчера. И ладно бы требовались простые перехваты вражеских разговоров, донесения агентов или армейских разведотделов. Так нет, наверху спрашивали сводные, обобщённые, и главное проверенные и перепроверенные данные.

— И как? Чем?

Конечно, это были вопросы без ответа, эдакий глас вопиющее в пустыне. Время от времени Голикова так накрывало, когда работа превращалась в бескрайний океан и грозила его накрыть с головой. А с началом войны других дней и не случалось. Все время аврал, все время спешка.

— Лучше на фронт, чем тут гнить…

Голиков уже год как начальствовал, но так все и не вошёл в колею. Придя сюда из армии, все еще чувствовал себя не в своей тарелке. Продолжал оглядываться, подстраховаться. Ведь, по-другому здесь было никак. Четверо руководителей разведупра перед ним в течение двух лет сменяли друг друга по одному и тому же сценарию — назначение на должность, недолгая работа, арест и расстрел, как враг народа и шпион одной из западных разведок. Им компанию вдобавок составили почти девяносто процентов сотрудников. С большим опытом, с налаженными агентурными каналами, специалисты дружно получали клеймо агентов британских, французских, польских, итальянских, а некоторые и разведок совсем экзотических стран — Японии и Австралии.

Работать, словно по минному полю ходить.

— Может опять попроситься? — спрашивал шепотом и сам же понимал, что это полнейшая глупость. Ведь, с таких должностей просто так не уходят, а тем более в такое время. Попробуй только заикнуться, и сразу «пойдешь пить кофе к Берии»[1]. — Эх…

Налитыми кровью глазами уставился на две высокие стопки с папками и скрепленными листами бумаги. Одна почти в локоть высотой, вторая чуть меньше, но тоже внушительная. Его ждали доклады, аналитические записки и сводные отчеты с сотнями страниц убористого текста, который нужно было, кровь из носа, прочитать сегодня и составить свое мнение. Ведь, вечером, а точнее ночью они должны быть на столе у Верховного с его, Голикова, визой.

— Вот такие-то пирожки с котятками, — со вздохом выдал одно из своих любимых присказок. Для кого-то она могла показаться смешной, каламбурной, но для него, пережившего жуткий голод в Поволжье, в ней не было ничего веселого. Пирожки в то время могли оказать не только с котятами, но и с мышатиной и без теста вдобавок. — Что там у нас…

На самой верхушки ближайшей к нему стопки лежал сводный отчет о планах противника на смоленском направлении. Учитывая массированное наступление немцев на Смоленск, эти бумаги были первостепенной важности, а значит, и начинать следовало именно с них. Доклады о действиях финской армии и немецкой группировки на юге могли подождать.

— Так… Придерживаются неизменной тактики мощных фланговых ударом высокомобильными моторизованными соединениями… Создание малых и больших котлом с последующим их уничтожением… Массированное использование бомбардировочной авиации, уничтожение резервов, складов с горючим и боеприпасов…

Усталость, конечно, мешала, но феноменальная память и невероятная усидчивость выручала его и на этот раз. Постепенно прочитанное превращалось в стройную картину, в которой были логично увязаны донесения разведотделов дивизий, фронтовой разведки и радиоперехваты. Опытный глаз, сразу же видевший нестыковки или несоответствия, ни на чем не спотыкался. Словом, все вроде бы было сходилось.

— Значит, прогноз неблагоприятный. В условиях отсутствия резервов, подготовленных линий обороны, немецкий натиск остановить будет крайне маловероятно, то есть на этой неделе Смоленск падет.

Ясно было и то, что стоявшие на пути врага обескровленные части никак нельзя было отводить. Их задача, как бы это страшно не звучало, ценой своего уничтожения если не задержать врага, то хотя бы немного притормозить. Хотя, некоторые советские части, как следовало из документа, и не думали погибать. Вопреки всем писанным и не писанным законам войны они так сражались, что даже закрадывалось сомнение в достоверности изложенного. Думалось, а не преувеличение ли это?

— Хм…

Помассировав виски, чтобы хоть немного унять пульсирующую головную боль, Филипп Иванович перелестнул несколько страниц назад. Глаз все же «зацепился» за некоторую неправильность, уж больно сильно его «резанувшую».

— Командование 101-го полка умелыми действиями сумело сковать наступающую пехотную немецкую дивизию… И снова про 101 полк… В районе реки Гжатка разведрота 101-го полка неожиданно для противника ударила во фланг наступающему батальону, рассеяла его и взяла в плен все полковое командование… Что-то приписками попахивает.

Чего греха таить, известная практика, когда десяток уничтоженных в атаке гитлеровцев в полковых донесениях превращался в два десятка, в дивизионных — в сотню, а в армейских вырастал до двух рот, а то и до батальона.

— Явно перестарались, чтобы свою задницу прикрыть. Аж про полковое командование пишут…

И в самом деле, выглядело неправдоподобным. С начала войны еще ни разу в советский плен не попадало столько высших офицеров. Были, конечно, единичные случаи, с которыми наше командование тут же начинало носиться, как с писанной торбой. Про какого-нибудь «вшивого» немецкого полковника, случайно попавшего в плен, советское командование тут же писало на верх, новость публиковали в газетах, сообщал Левитан, все причастные и непричастные получали медали и ордена. А тут разведка пленила полковой штаб и что? Где шум, гам?

— Вот из-за такого дерьма наши разведдонесения и напоминают писульки. Поди разбери среди этих залежей, что правда, а что нет, — в сердцах буркнул Голиков, окидывая взглядов стопки с бумагами, которые еще ожидали его внимания. Работы еще, и впрямь, было столько, что впору было за голову хвататься. — Наказать бы их показательно, чтобы другим неповадно было…

С громким хлопком он закрыл отчет, и сразу же взял со стопки пухлую папку с докладом о попытке советских войск нанести контрудар в направлении г. Лепель. Разбор действий командования 20-ой армии и двух механизированных корпусов, задействованных в организации контрудара, должен был состояться на заседании комиссии Государственного комитета обороны, где и будет решаться дальнейшая судьба советских военачальников. Словом, от материала, что Голиков сейчас держал в руках, зависела не просто чья-то карьера, а, без всякого преувеличения, жизнь.

— Вроде все готово, — Филипп Иванович шустро перелистывал страницы, время от времени останавливаясь и читая более внимательно. Все казалось стандартным, ничего не обычного. Сколько он уже читал подобных формулировок, объяснение о наших неудачах на фронте, не сосчитать. Везде указывались фактически одни и те же причины: превосходящие силы противника, массированные бомбовые удары авиацией, отсутствие резервов, поднявшаяся в войсках паника и т.д. — Везде одно и то же… Нытье про нехватку сил, про недостаток боеприпасов и горючего, поломки техники, авиацию немцев… Черт, а где наши сталинские соколы? — зло шептал он, не понаслышке знавший, что отступать под непрерывными ударами бомбардировочной авиации. Как никак, воевал еще в Испании, потом в Финскую, где вдосталь такого хлебнул. — Где малой кровью и на чужой территории?