Дроу в 1941 г. Я выпотрошу ваши тела во имя Темной госпожи (СИ) - Агишев Руслан - Страница 19

— Шейзаль…

Но вместо Берлина с его широкими проспектами и теплого местечка в Абвере он, обер-лейтенант Фишер оказался в плену и сидит в какой-то вонючей яме. Его как раз и спускали в какой-то то ли погреб, то ли землянку. Земляные ступеньки под ногами уходили вглубь, в полумрак, в котором с трудом различались скособоченная скамья, несколько мешком, здоровенная алюминиевая фляга и пара ящиков с капустой. Точно, погреб для продуктов.

— Русише швайне…

Оглядевшись и убедившись в надежности своей «тюрьмы», Франц со вздохом опустился на скамью. Откинулся спиной к земле и тут же с шипением дернулся. От неосторожного движения сдвинулась повязка на голове и его тут же накрыла резкая боль.

— М-м… — застонал он, закусывая губу, чтобы не закричать во весь голос. Голову словно огнем опалило. — Деннерветтер…

Ноги подогнулись, и от невыносимой боли сполз вниз. С силой клацая зубами замычал, не в силах больше терпеть. Раны на месте ушей буквально горели.

— У-у…

Не сразу, но постепенно полегчало. В висках уже не стреляло, когда качаешь головой. От боли не перехватывало сердце.

Франц медленно поднялся и по стенке побрел к выходу, к плетенной из ивняка дверце, из-за которой пробивались солнечные лучи. Ему срочно нужно было попить. От недавнего приступа боли горло пересохло, едва пропуская звуки.

— Эй! Зольдат⁈ Пить! Вода, — захрипел немец, дергая за плетеную дверцу. — Зольдат⁈ Где есть твой официр? Я хотеть пи…

Голос окончательно пропал, превратившись в сипение. Оставалось лишь дергать за дверь в надежде, что часовой его услышит.

— Кхе-кхе…

Наконец, с улицы донесся шорох. Плетенка резко упала наружу, а внутрь кто-то спрыгнул. Франц прищурился, пытаясь понять, кто это. Но солнце слепило, оттого и лица не разглядишь.

— Пить? Вода? — Франц сделал шаг вперед, раскрывая рот и показывая на него пальцем. — Битте…

Вошедший тоже шагнул, закрывая собой солнце, и теперь его можно было хорошо разглядеть. Это оказался довольно молодой парень со странной ухмылкой на лице. Словно предвкушающей чего-то особенного. Словно хищник, с жадностью облизывавшийся на свою добычу.

— О, Иезус, — обер-лейтенант, когда-то примерный католик и певчий в церковном хоре, вдруг помянул имя Господа. — Ты же…

Франц внезапно вспомнил, что с ним произошло в этом злополучном лесу. Словно плотину прорвало, и в памяти стали непрерывной чередой всплывать совершенно дикие образы и эмоции.

— Найн, найн, — судорожно зашептал немец, начиная пятиться назад. Один, второй шаг, и, наконец, снова уперся спиной в стену. Дальше отступать было некуда. — Кредо им деум, Патрем, — казалась бы уже давно забытая латынь старинной молитвы истово срывалась с его губ, словно это могло его защитить.

Вспомнил… И эту зловещую, нечеловеческую ухмылку, и жадный людоедский блеск в глазах, и явное наслаждение чужой болью. В ушах стоял жуткий шепот, напоминающий шорох от тысяч и тысяч мерзких ядовитых гадов. Перед глазами вновь возник нож с едва заметной капелькой крови, которую с наслаждением слизывал багровый язык.

— … Ет им Иезум Кристум…

Его словно накрыло плотным покрывалом, сплетенным из жуткого мешанины детских страхов, тщательно скрываемых переживаний из юности, и самого настоящего животного ужаса. Закостеневшие мышцы сковали тело, не давая двинуть ни рукой, ни ногой. Сердце стучало так, будто пыталось вырваться из грудной клетки.

— … Кредо ин Спиритум Санктум… Кто ты е…

Франц не договорил. Кончик ножа уткнулся ему прямо в подбородок, а потом скользнул к горлу. Мерзкое ощущение разрезаемой плоти становилось все сильнее и сильнее.

— … Ху… ма… нс-с-с-с… — раздалось знакомое зловещее шипение, среди которого Франц с трудом разбирал слова. И из того, что понимал, выходила какая-то жуткая муть. — Хуманс-с-с… Я не забыл про тебя… Темная госпожа уже заждалась своего подношения… Ты хороший воин, а поэтому уйдешь за Край, как и подобает… с мучениями. Поверь мне, я знаю, как этой делать. Тебе не будет стыдно перед Богиней.

Нож, оставив в покое шею, нанес короткий порез на губе, потом шее, и застыл у самого глаза. Качнулся и подцепил веко, оттягивая его вверх и обнажая дёргающееся глазное яблоко.

— Я… Я… Я же есть плен… — зашептал немец, с трудом выталкивая из горла слова. — Это есть нарушение конвенции… Ты не можешь…Я пленный… Секретные сведе… — попытался трепыхнуться, но мигом оказался прижат к стене. Словно в тиски зажали. — Я…

Лезвие уже было у брови. Через мгновение на лбу выступила кровь струйкой скользнув по щеке и к подбородку. Острозаточенная сталь клинка начала медленно срезать тонкий ломтик кожи, затем еще один и еще один.

— Держись, не позорь себя, — жуткий шепот, казалось, наполнял все вокруг, становясь чем-то живым, реальным. — Ллос обязательно понравится такая жертва… даже без алтаря.

Франц даже не почувствовал, как по ноге что-то потекло. Остро запахло мочой.

— Ду бист… Люцифер, — с ужасом лепетал немец, понимая, что наступает его последний час. — Иезус.

Застонав, он упал без чувств. Незнакомец же, услышав с улицы шум приближающегося автомобиля, быстро выскользнул за дверь.

У главного поста лагеря уже собрался весь комсостав полка, встречая несущийся в облаке пыли черный автомобиль. Судя по двум грузовикам с охраной позади, ехал кто-то очень важный, возможно, даже с генеральскими звездами на воротнике.

— Втянули животы, вашу мать! — рявкнул комполка на своих подчиненных. Сам Жуков едет! Вые…т теперь всех и в хвост, и в гриву.

Командиры за его спиной с тревогой переглянулись. Кому-то сегодня точно не поздоровится. О суровом нраве генерала Жукова целые легенды складывали, в которых нерадивые командиры косяками под трибунал шли. Правда, народная молва и жуковской справедливости не забывала. Мол, если не испугаешься, слабину не дашь, то Жуков никогда этого не забудет.

— Б…ь, как же так⁈ Целых дне недели этот сукин сын под нос лазил, а мы не слухом не духом! — все продолжал сокрушаться полковник, качая наголо бритой головой. — Тут же целых два склада — дивизионный с горючим и армейский со снарядами, о которых, вообще, ни одна живая душа не должна знать. А если он уже все передал? Если уже бомбардировщики летят?

Кривясь, вскинул голову к небу. Следом, словно по команде, запрокинули головы и остальные. Многие даже стали вслушиваться, а вдруг, и правда, летят?

— Мать вашу, точно недоволен, — комполка вытянулся едва только взвизгнули тормоза и автомобиль остановился рядом с ним. — Товарищ генерал…

Предлагаю глянуть и на другие книги про перенос на Великую войну

Например, «Лирик против Вермахта». Поэт и песенник из будущего выносит немчуру. https://author.today/reader/318440/2908317

Или «Физик против Вермахта». Бывший советский физик изобрел плазменную пушку и прожарил немцев вместе с их танками, флотом и самолетами https://author.today/reader/314768/2871650

А может «Друид. Второй шанс». Друид из другого мира с помощью полумагических биотехнологий показывает всему миру кузькину мать https://author.today/reader/262130/2357408

Просто так сложились обстоятельства. По всём признанным и не признанным канонам военного искусства начальник генерального штаба воюющей страны должен держаться от линии военных действий как можно дальше. Его стихия в тиши высоких кабинетов рядом с огромными картами местности, расчерченными прямом красными и синими линиями и черточками. Его задача планировать удары и контрудары по противнику, а не мотаться на пыльном штабном автомобиле по буеракам и колдобинам. Только быстроменяющаяся ситуация боевых действий современной войны, невероятно стремительное продвижение противника вперёд и полнейшая неразбериха в тылу диктовали совсем иное.