В мышеловке - Френсис Дик - Страница 12

• Предыдущая
• 12/45
• Следующая

— Какой ужас! На фоне его страданий вы, пожалуй, считаете меня страшной эгоисткой!

— Я совсем так не считаю, честное слово, Мейзи. Я думаю, что вы хорошая актриса.

Она взглянула на меня дружелюбно и игриво. На миг я представил, какой она могла быть с Арчи, пока он был жив.

— Есть еще одно дело, дорогой, — сказала она как бы между прочим. — После всех последних событий и того, что было сказано, мы, пожалуй, отложим с картиной. Я уже не хочу сохранять память о руинах. Я хочу помнить дом таким, каким он был. Так вот, может, я дам вам полсотни, да и конец? Как вы думаете?

Мы поехали в Шропшир в «ягуаре» Мейзи, по очереди сидя за рулем. В голосе Дональда, когда мы говорили по телефону, не чувствовалось энтузиазма в связи с известием о моем приезде. Но он был слишком равнодушен ко всему, чтобы возражать.

Когда он открыл нам дверь, я был поражен. Две недели назад я покинул его и уехал домой. За это время он похудел по меньшей мере На пятнадцать фунтов и постарел на десять лет. Кожа у него приобрела какой-то синеватый оттенок, на лице заметно проступили скулы, а волосы припорошило сединой.

Тень прежнего Дональда делала над собой очевидные усилия, чтобы приветливо встретить нас.

— Заходите, — пригласил он. — Я теперь живу в столовой. Вы что-нибудь выпьете?

— Было бы чудесно, дорогой, — сразу же согласилась Мейзи.

Дональд взглянул на нее запавшими глазами и увидел толстую добродушную даму с покрытой лаком прической и в дорогом костюме. Ее внешний вид находился где-то на границе между вульгарностью и изысканностью. Может, изысканности было чуть больше.

Он подал мне знак, чтобы я разлил напитки, словно ему это было не под силу, и пригласил Мейзи сесть. В столовой произошла перестановка — сюда перенесли большой ковер, кресло из солярия и пару столиков из спален. Мы все уселись возле одного из них. Я хотел записать ответы на свои вопросы. Дональд равнодушным взглядом проследил, как я достал ручку и записную книжку.

— Дон, — обратился я к нему, — послушай, что нам расскажет Мейзи.

— Ладно.

Мейзи обошлась без лишних слов. А когда она рассказала о том, как покупала в Австралии Маннинга, Дональд даже поднял голову и перевел на меня взгляд, в котором впервые мелькнул интерес. Мейзи замолчала, а в комнате на какое-то время повисла тишина.

— Итак, — сказал я наконец, — оба вы ездили в Австралию, оба приобрели Маннинга и вскоре после возвращения оба ваших дома были ограблены.

— Удивительное совпадение, — произнес Дональд, но он имел в виду только совпадение, и ничего больше. — И вы приехали из такой дали только для того, чтобы рассказать о нем?

— Я хотел проведать тебя.

— О, со мной все в порядке. Очень мило с твоей стороны, Чарльз. Все хорошо…

Даже Мейзи, которая совсем не знала Дона, видела, что не все хорошо.

— Где ты купил свою картину, Дон? Ты помнишь адрес?

— Кажется… да, в Мельбурне. В отеле «Хилтон». Напротив крикетной площадки.

Я засомневался. Хотя в отелях действительно часто продают картины местных художников, Маннинг там редкость.

— Нас встретил парень, — добавил он, — занес картину в номер. Из галереи, где мы увидели ее впервые.

— Какой галереи?

Он с трудом вспомнил:

— Изобразительных искусств, кажется.

— Может, название было на корешке чека? Он отрицательно покачал головой.

— Нет. Фирма по продаже вина, с которой я имел дело, заплатила за меня, а я, вернувшись домой, переслал чек в их контору, находящуюся здесь, в Англии.

— Какая именно фирма?

— «Монга Вайнъярдз Пропрайетари лимитед», представительство в Аделаиде и Мельбурне.

Я все записал.

— А что было нарисовано на картине? Опиши ее.

— «Выход на старт», типичный Маннинг, — устало ответил Дональд.

— Моя картина такая же, — проговорила удивленная Мейзи. — Длинный ряд жокеев в яркой форме на фоне потемневшего неба.

— На моей было три лошади, — сказал Дон, — и…

— На моей картине на самом ближнем жокее был пурпурный камзол и зеленая шапочка, — перебила она. — И, может быть, вы подумаете, что я глупая, но это одна из причин, по которой я ее купила: когда-то мы с Арчи мечтали купить лошадь и выставлять ее на скачках, а для жокея выбрали пурпурный и зеленый цвета, если ни у кого еще таких нет.

— Дон?! — обратился я к нему.

— М-м… Трое гнедых идут кентером, вероятно, еще перед забегом… в профиль. Один спереди, двое позади, слегка налагаются друг на друга. На жокеях яркая форма, точно не помню цветов. Белая ограда ипподрома и много слепящего неба…

— Какой размер полотна?

— Не очень большой. — Он задумался. — По рамке — двадцать четыре на восемнадцать.

— А ваша, Мейзи?

— Вроде бы немного меньше, дорогой.

— Послушай, — сказал Дон, — зачем тебе?

— Хочу убедиться, что больше никаких совпадений.

Он посмотрел на меня пустым, ничего не выражающим взглядом.

— Когда мы ехали сюда, — продолжал я, — Мейзи поведала мне обо всем, что касается покупки картины. Не мог бы и ты рассказать, как купил свою? Может быть, ты специально разыскивал Маннинга?

Дональд утомленно провел рукой по лицу. Он явно не желал создавать себе лишние заботы и отвечать на пустые вопросы.

— Пожалуйста, Дон! — попросил я снова.

— Ох… Нет, у меня вообще не было намерения что-нибудь покупать. Мы просто зашли в галерею. Ходили по залам и в одном из них наткнулись на картину Маннинга. Мы долго рассматривали ее и разговорились с женщиной, стоявшей рядом. Она сказала, что неподалеку, в маленькой коммерческой галерее, выставлена на продажу картина кисти Маннинга и ее стоит посмотреть, так она хороша. У нас было свободное время, и мы, конечно, пошли… У Мейзи даже челюсть отвисла.

— Однако же, дорогой, с нами — со мной и моей невесткой — все было точно так же, хотя и не в Мельбурне, а в Сиднейской галерее. У них там висит очаровательная картина «Перед бурей», мы стояли и любовались, и тут подошел какой-то мужчина, присоединился к нам…

— Послушай-ка, Чарльз, надеюсь, ты не пойдешь в полицию? Потому что я… Я не знаю… смогу ли я выдержать новые вопросы…

Тут я заметил, что Дональд совсем измотан, как бывает с больным человеком, которого насмерть заговорили здоровые посетители.

— Нет, не пойду, — сказал я.

— Тогда… какое это все имеет значение?

Тем временем Мейзи допила свой джин и, чересчур весело улыбаясь, спросила:

— Где тут комната для девочек, дорогой? — С этими словами она скрылась в прихожей.

Дональд сказал:

— Я не могу ни на чем сосредоточиться. Извини, Чарльз, но я ничего не могу… пока Регина… не похоронена…

Время не заглушило боль, пребывание Регины в секции специального рефрижератора лишало его последних сил, день и ночь он думал только об этом. Мне стало известно, что тела убитых людей таким образом могут сохраняться до полугода, а то и больше, если дело не закрыто.

Он внезапно вышел через открытую дверь в холл. Я отправился за ним. Он пересек холл, отворил дверь гостиной и переступил порог. Я вошел следом.

В гостиной до сих пор находились только обтянутые мебельным ситцем диванчики и стулья, ровной шеренгой стоявшие вдоль стены. Натертый пол блестел. В комнате было холодно, она выглядела нежилой.

Он остановился перед пустым камином и стал смотреть на портрет Регины моей работы.

— В основном я сижу здесь, с нею, — начал он. — Только здесь я чувствую себя сносно. — Он подошел к одному из кресел и сел напротив портрета. — Чарльз, вы с Мейзи не обидитесь, если я не стану вас провожать? Я что-то ужасно утомился…

— Не беспокойся, мы сами! Ты себя побереги.

Пустые слова. Было видно, что на себя ему совершенно наплевать.

— Со мной все в порядке, — сказал он.

Возле двери я оглянулся. Он сидел, уставившись на портрет Регины. Не знаю, стоило ли мне вообще рисовать ее.

Я решил заехать к соседке Дональда, которая сразу после несчастья, случившегося с ним, предлагала ему пристанище у себя. Но именно теперь как никогда кузену требовалась помощь. Миссис соседка с сочувствием выслушала меня и покачала головой.

• Предыдущая
• 12/45
• Следующая